Хозяева снаряжения лениво валялись на полу, прикрывая лапами глаза и наслаждаясь освежающими прикосновениями влажного мха. Только двое были уже достаточно бодры, чтобы сидеть, опустив расправленные крылья, и игриво похлопывать друг друга лапами. Трое гигантов заполняли массивными тушами почти весь внушительный зал, но в комнате было еще множество животных, которые отходили ото сна и наполняли воздух какофонией голосов.

Вдоль стен тянулась дуга крытых стойл. Рядом с породистыми, поджарыми ходоками располагались редкие животные со всех уголков Четырех Миров. Ближе к окнам и раскаленным лучам дремали каменные саламандры, неподвижно распластавшиеся на горячем песке. За клубами водяного пара проглядывались тонконогие силуэты синглингов, которых Син создал по своему подобию. Волнистую шерсть величественных животных покрывали извилистые полосы, а вытянутые головы украшали глубокие очи и роскошные ветвистые рога.

Основное внимание Нуаркх отдал стойлам, из-под которых сочилось ледяное свечение Слез Урба. В гнезде из неровных осколков свернулось в клубок существо, покрытое черным панцирем с грязно-оранжевыми прожилками. Тонкая грудина переходила в раздувшееся, непропорционально огромное, брюшко. Пластины хитина на нем разошлись и обнажили кричаще-оранжевую кожу. Шесть длинных лап, отмеченных парой локтей, были неуклюже растопырены из-за огромного брюха. Короткая морда зияла круглым провалом рта. Пасть прикрывали острые жвала и костяное забрало. Из шести глубоких глазниц, заслоненных хитиновыми решетками, блестели недружелюбные черные бусинки.

Несмотря на почти беззащитное положение, размеры долгоножки и острые шипы, тянувшиеся вдоль позвоночника, производили грозное впечатление. Будь у зверя необходимость вытянуться, она стала бы в полтора раза выше крупного ходока.

— Как она могла залететь вне Урба? — удивленно спросил Нуаркх, переваливаясь через заскрипевшие ставни.

— Никак. Идиот не заметил, что ему подсунули беременное животное. В его оправдание, тогда она выглядела значительно стройнее, — посиневшие глаза старика смотрели на тяжело сопящее животное, а мозолистые пальцы задумчиво скребли подбородок, — вне Урба беременность проходит мучительно. Не уверен, что она разродится.

— Если щенок выживет, я его возьму, но только бесплатно. В конце концов, это я делаю вам одолжение.

— Наглый кусок засохшего Хоаксинового помета.

— Ты хочешь, чтобы я заплатил за яйцо, из которого может вылупиться нежизнеспособный уродец? — расслабленно отозвался Нуаркх, а после осознал, что поджатые губы старика не двигались. Среди густого животного аромата тоннельник различил сладковатые нотки Аргийского эфира. Он уже сделал несколько вдохов, в его голове набирало силу странное ощущение. Разум будто заполнялся густеющей жидкостью. Каждая громкая мысль становилась волной, которая покидала застенки черепа. Даже спустя множество циклов чужеродное чувство было невозможно не узнать.

— Аргийцы посреди пепельной пустыни? — мысль взобралась по спине Нуаркха и вылетела из удивленно раскрывшегося глаза, — будто рыбы, что ходят по земле.

— Скорее черви, которые хотят взлететь. Наемники назвали нас Клан Безумцев, — мысленная речь Аргийцев была прохладным каскадом, ниспадающим на макушку. Она звучала подобно мелодичному, слаженному хору, в котором постоянно меняются голоса.

— Довольно меткое имя. Меня назвали — Нуаркх — Чистый обсидиан. Последние годы звучит скорее иронично, чем метко, — признался тоннельник незримым собеседникам.

— Поэтому мы не пользуемся именами, — ответ настиг Нуаркха на секунду раньше, чем громкий шорох и тяжелое сопенье забрались в комнату по широкой лестнице. Вскоре показалась и туша червя Арга — телесной оболочки нематериальных Аргийцев.

Морда червя походила на обрубленную шею, зияющую провалом глотки. Огромное, аморфное тело закрывали слои сырых грязно-серых тряпок, обратившиеся на животе в замаранные лохмотья. Тучное туловище оканчивалось клубком переплетенных отростков, покрытых ковром мясистых, липких ворсинок. Всю жизнь телесные оболочки Аргийцев проводят в одной норе, щупальца помогают удерживаться за своды и противостоять бурным приливам. Сейчас клубок отростков, туго перетянутый измочаленной тканью, пытался стянуть с лестницы сумасшедшего червя, забравшегося в пепельные пустыни.

От беглого взгляда Нуаркха не ускользнули шесть карикатурно коротких, пухлых лап, почти незаметных под складками обрюзглой плоти. Конечности у червей Арга были не типичнее второй головы у хинаринцев. К тому же, Аргиец казался непропорционально вытянутым, будто отражение в кривом зеркале. Глаз ткача, неохотно отозвавшийся на мысленный приказ, явил Нуаркху сверкающие очертания примитивного скелета, который дополнял естественный хордовый остов. Зрительные искажения, возникающие вокруг червя, объяснили сотни золотых щупалец, которые видел только симбионт. Один из Аргийцев, обитавших в трансформированной оболочке, был Лим'Нейвен. Аккуратными движениями незримых щупалец он сминал плетение Мира вокруг себя, уменьшая расстояния, которое нужно было преодолевать червю. Несмотря на ухищрения, телесная оболочка передвигалась натужно и производила впечатление неуклюжего калеки.

— Я не встречал Лим'Нейвен, который зашел так далеко в перекраивании собственного тела. Аргийцев перестали устраивать норы, до которых можно доползти?

— Мы еще очень далеки от обретения того, чего мы желаем, — вместо хора Нуаркху ответил дружелюбный голос неопределенного пола. Тоннельник различал мысли Аргийцев, адресованные именно ему, но внешне червь никак не реагировал на диалог. Не проявлял он видимого интереса и к хинаринцу, наблюдавшему за стойлами. Бледный, в свою очередь, внимательно смотрел на червя и активно жестикулировал руками. Аргийцы говорили сразу со всеми, при этом с каждым по отдельности. Это обуславливало отсутствие мимики и манеры разворачиваться к отдельному собеседнику.

— Наши сородичи спросили тоже самое. «Зачем вы хотите вытащить нашу оболочку из норы? Наш сосуд ее еще не перерос. Вокруг полно еды». Мы со стыдом признались, что, подобно вам пришельцам, не полноценны и жаждем увидеть все Четыре Мира, а также Перекресток. Они клеймили нас безумцами и покинули сосуд. Теперь внутри червя остались лишь семеро. Мы надеемся вырастить крылья у этой неповоротливой оболочки и отправиться в путешествие. Возможно, творения Создателей вдохновят нас и помогутстать полноценными.

Подавляющее большинство Аргийцев придерживается идеи о том, что истинные свобода и счастье можно достичь лишь через самопознание. Всю жизнь, за редким исключением, они проводят в собственном воображаемом Мире, который постоянно расширяют и перекраивают. Даже столь странные существа нашли место в обществе Четырех Миров. Аргийцы, питающиеся Теплом других существ и способные заключать их в мире иллюзий, стали превосходными тюремщиками. В их силах не только сплести темницу, из которой не существует выхода, но и перевоспитать пленника, заставляя его проживать одну праведную жизнь за другой. Выделяемые при этом галлюциногены потеснили синскую сомку на пьедестале самого востребованного способа убежать от осточертевшей действительности.

— Последняя пара недель убедила меня в том, что в пепельные пустыни богаты лишь жарой и агрессивными аборигенами. Не представляю, какое вдохновение можно здесь обрести, — тоннельник, не оглядываясь, направился к спуску на нижние этажи. Голоса, разразившиеся подобием клокочущего смеха, не затихали и поддерживали иллюзию близости Аргийцев.

— С таким телом Синские леса, Урбские тоннели и пепельные пески одинаково непреодолимы. В Саантир наше тело принес дирижабль Пяти Копий. Как они и обещали, здесь мы можем наблюдать за Хоаксами, Хакетами и болезнью каменной кожи, — червь вытянулся неподалеку от пернатых исполинов. Натужное хрипение постепенно затихло, а тело расслабилось и растеклось по полу. Червь пристально разглядывал движения каждого мускула на лапах и боках Хоаксов. Бледный, следивший за животными, неохотно командовал Хоаксам подниматься, расправлять крылья и вытягивать лапы.