Ним подумал, что та вероятность, о которой упомянул на прошлой неделе представитель “ГСП энд Л” в Вашингтоне, стала реальностью.

Он отдавал себе отчет в том, чего ждет от него Нэнси Молино.

— Я не выдающийся финансист, — сказал Ним. — Но им не обязательно быть, чтобы понять, что происходящее, — он постучал пальцем по телетайпному листку, — было обусловлено инфляцией и нашей зависимостью от импорта нефти. К сожалению, именно люди из среднего класса, которые много работают и сделали скромные сбережения, больше всех пострадают, когда они выстроятся в очереди, чтобы продать свои десять долларов за один новый доллар. И все же мы таким образом выигрываем некоторое время. Оно нужно нам, чтобы впоследствии мы перестали покупать нефть, которую не можем оплатить, перестали тратить деньги, которых у нас нет. Время нам необходимо для развития собственных надежных энергетических источников.

— Спасибо, этого вполне достаточно. — Нэнси отложила блокнот в сторону.

— Кстати, там дальше они, кажется, называют вас мистером оракулом. И раз уж заговорили об этом, вам, возможно, будет интересно узнать, что в воскресном выпуске мы перепечатываем то, что вы говорили на тех слушаниях в прошлом сентябре, когда вы вышли из себя и оказались в дерьме. Не хотите сказать мне — не для печати, — что вы думаете обо всем этом?

Импульсивно Ним открыл ящик своего стола и достал папку. Из нее он извлек листок голубой почтовой бумаги и прочитал вслух:

— Неплохо, — сказала Нэнси. — Кто написал это?

— Мой друг, — он обнаружил, что ему трудно говорить, — друг, который умер сегодня.

Наступила тишина, затем она спросила:

— Можно я прочитаю все?

— Почему бы и нет? — Он вручил ей листок. Пробежав стихотворение, она подняла на него глаза:

— Женщина?

Он кивнул.

— Да.

— Поэтому вы так выглядели, когда я пришла сюда, будто поскользнулись на ровном месте? Ним слегка улыбнулся:

— Если я именно так и выглядел, то думаю, ответ ясен — “да”.

Нэнси положила листок почтовой бумаги сверху на папку на его столе.

— Хотите рассказать мне об этом? Не для печати, если угодно.

— Да, это будет не для печати. Ее звали Карен Слоун. Она была неизлечимо больна с пятнадцати лет. — Он замолчал.

— Продолжайте, — попросила Нэнси, — я слушаю.

— Я думаю, она во всех отношениях была самым прекрасным человеком из всех, кого я когда-либо знал.

— Как вы познакомились с ней?

— Случайно. Это произошло прямо после тех отключений в прошлом июле…

Незадолго до этого Ним испытывал неодолимое желание рассказать кому-нибудь о случившемся. И теперь он вылил все это на Нэнси. Она слушала, вставляя редкие вопросы, но в основном молчала. Когда он рассказал, как умерла Карен, она встала, прошлась по комнате.

— Бедная девочка!

— Теперь вы понимаете, почему я так выглядел.

Нэнси вернулась к столу и ткнула пальцем в разложенные на столе бумаги:

— Тогда зачем вы занимаетесь всей этой чепухой?

— У меня осталась работа. Еще осталась.

— Дерьмо все это! Бросьте и идите домой.

Он покачал головой и кивнул на постель:

— Сегодня я сплю здесь. У нас еще остались проблемы, а завтра — вы помните? — мы начинаем периодические отключения.

— Тогда идемте ко мне домой.

Он, должно быть, выглядел ошарашенным, потому что она тихо добавила:

— Это в пяти минутах отсюда. Вы можете оставить номер телефона, и если понадобится, быстро вернетесь сюда. Если вас не вызовут, я приготовлю утром завтрак перед вашим уходом.

Они стояли, глядя друг на друга. Ним ощущал мускусный аромат стройного, гибкого женского тела. Он понимал, что она соблазняла его, как это уже не раз случалось в его жизни.

— Я не буду повторять свое приглашение, — предупредила она. — Так что решайте. Да или нет?

Он колебался меньше секунды.

— Ладно, пойдем.