Как только отель будет объят пламенем и люди окажутся в ловушке, Георгос позвонит на радиостанцию со своим очередным заявлением, которое он уже подготовил. Оно содержало его новые требования, точнее, старые плюс некоторые новые. Его распоряжения будут выполнены сразу, если эти фашистские власти осознают силу и изобретательность “Друзей свободы”. Георгос представлял, как они будут пресмыкаться перед ним…

Только одна маленькая деталь беспокоила его — неожиданное исчезновение Иветты. Ему было стыдно за свою собственную слабость. Он должен был убрать женщину еще несколько недель назад. Когда она вернется, а он был уверен, что вернется, он сделает это немедленно. Он был рад тем не менее, что скрыл от Иветты свои планы в отношении отеля.

О, этот исторический день стоит запомнить.

Должно быть, уже в двадцатый раз с тех пор, как он приехал сюда, Георгос посмотрел на часы. Час сорок. Оставалось еще час и двадцать минут.

На всякий случай, хотя в действительности он не считал это необходимым, Дэйви Бердсон обеспечил себе алиби.

Он находился за городом, примерно в двадцати милях от отеля “Христофор Колумб”, и собирался там оставаться до окончания операции.

Несколько часов назад он прочитал — за плату — часовую лекцию для группы взрослых слушателей по теме “Социалистический идеал”. Последующая дискуссия заняла еще девяносто минут. Теперь он находился среди десятка скучных, надоедливых людей из этой группы. Они перебрались в дом одного из своих членов, чтобы и дальше болтать о международной политике, в которой они весьма мало разбирались. За всеми этими разговорами они не прекращали поглощать пиво и кофе, и Бердсон думал, что все это может затянуться до рассвета. Прекрасно, пусть так и будет!

Время от времени он вставлял реплики в разговор, чтобы все заметили, что он не ушел.

У Дейви Бердсона тоже имелось напечатанное на машинке заявление для прессы. Копия лежала в его кармане. Она начиналась так:

Бердсон улыбнулся, вспомнив об этом, и проверил часы. Они показывали час сорок пять.

Нэнси Молино все еще была на той поздней вечеринке. Вечеринка удалась, но она уже собиралась уходить. Во-первых, она устала. Сегодня был один из тех насыщенных дней, когда ей едва удавалось выкроить минутку для себя. Во-вторых, болела челюсть. Чертов дантист так сверлил зуб, как будто собирался прорыть целый туннель, а когда она сказала ему об этом, он только рассмеялся.

Несмотря на боль, Нэнси была уверена, что хорошо выспится сегодня, и мечтала о том, как заберется в свою постель с бархатистыми портхолтскими простынями.

Пожелав спокойной ночи хозяевам, жившим в особняке, построенном на крыше небоскреба недалеко от центра города, она спустилась вниз на лифте. Привратник уже приготовил ее машину. Дав ему “на чай”, Нэнси проверила время. Час пятьдесят. Ее квартал находился в десяти минутах езды. Если повезет, она может быть в постели уже в самом начале третьего.

Она вдруг вспомнила, что собиралась послушать сегодня пленки, которые дала ей та девушка, Иветта. Ладно, она и так долго занималась этой историей, еще один день ничего не изменит. Может быть, она встанет пораньше и послушает их, прежде чем отправится в “Экзэминер”.

Нэнси Молино нравился комфорт, и ее квартира, шикарная и очень современная, подтверждала это.

Бежевый ковер от Спарка в жилой комнате хорошо гармонировал с льняными оконными занавесками. Пэйсовский кофейный столик из светлого дуба с затемненным стеклом стоял перед диваном с мягкими замшевыми подушками из “Кларенс-Хауса”. Акриловый Калдер был подлинным, так же как и масляный холст Роя Лихтенштейна, висевший в спальне Нэнси. Большие, во всю стену, окна столовой выходили во внутренний дворик с небольшим садом. Из них открывался вид на гавань.

При необходимости Нэнси могла бы жить в любом другом месте и нормально управляться на свои собственные доходы, но уже давно она получила доступ к деньгам отца. Эти деньги были им честно заработаны, так что же мешало ими пользоваться? Ничего.

Тем не менее Нэнси не хотела, чтобы ее коллеги знали о том, в какой роскоши она живет, и поэтому никогда не приводила никого из них сюда.

Расхаживая по квартире и готовясь ко сну, Нэнси положила кассеты Иветты возле своего стереомагнитофона, чтобы послушать их утром.

Войдя в квартиру несколько минут назад, она включила радиоприемник, который держала настроенным на станцию, передающую в основном музыку в течение двадцати четырех часов. Чистя зубы в ванной, она лишь краем уха услышала, что музыка была прервана для сводки новостей:

“…В Вашингтоне все больше растет уныние в связи с приближающимся нефтяным кризисом… Госсекретарь прибыл в Саудовскую Аравию для возобновления переговоров… Вчера поздно вечером сенат одобрил увеличение предела государственного долга… Кремль снова объявил о шпионаже со стороны западных журналистов… Местные новости. Новые обвинения городских властей в коррупции.., плата за автобусные и скоростные перевозки наверняка увеличится после повышения заработной платы.., полиция просит оказать помощь в опознании тела молодой женщины, предположительно покончившей с собой и обнаруженной сегодня днем на Одиноком холме.., осколки бомбы на месте.., хотя тело сильно искалечено, на одной руке женщины недостает двух пальцев и имеются другие повреждения, предположительно от более раннего ранения…”

Нэнси выронила зубную щетку.

Она это действительно слышала или ей показалось?

Она решила позвонить на радиостанцию и попросить повторить последнюю часть новостей, потом поняла, что это ни к чему. Она достаточно расслышала, чтобы догадаться, что речь шла об Иветге. О Боже! Нэнси позволила девочке уйти и не догнала ее. А могла ли она помочь? И что означало сказанное Иветтой “я больше не боюсь”? Теперь становилось ясно почему.

А она до сих пор не прослушала пленки.

Нэнси вдруг насторожилась, прежней усталости как не бывало.

Она накинула кимоно, включила свет в комнате и вставила первую кассету в магнитофон. Вначале была пауза, во время которой Нэнси расположилась в кресле, положила на колени блокнот и приготовила карандаш. Затем послышался неуверенный голос Иветты.

С первых же слов Нэнси выпрямилась и сосредоточилась.

“Это о “Друзьях свободы”, обо всех этих взрывах и убийствах. Где находятся “Друзья свободы”? — на Крокер-стрит, 117. Руководитель — Георгос Арчамболт, у него есть среднее имя — Уинслоу, он любит его употреблять. Я — женщина Георгоса. Я тоже была с ними. Так же и Дейви Бердсон, он приносит деньги на покупку взрывчатки и других вещей”.

Рот Нэнси раскрылся. Дрожь прошла по всему телу. Ее карандаш бегал по бумаге.

На пленке сначала была в основном записана Иветта, затем послышались два мужских голоса. Один из них принадлежал, по-видимому, Георгосу, о котором Иветта рассказывала, другой — Дейви Бердсону.

Первая сторона первой кассеты закончилась. Магнитофон Нэнси имел автоматический реверс, и вторая сторона началась сразу. Снова голос Иветты. Она описала ночь на холме близ Милфилда, взрыв подстанции, убийство двух охранников.

Возбуждение Нэнси росло. Она с трудом могла поверить, что такая грандиозная сенсация у нее в руках, и только у нее одной. Она слушала дальше, продолжая записывать.

Теперь опять Георгос и Бердсон. Они что-то обсуждали, о чем-то договаривались: “…отель “Христофор Колумб” …бомбы, замаскированные под огнетушители.., красный пикап… Служба противопожарной безопасности.., второй день съезда Национального института энергетики.., три часа утра…”