Карен сидела в кресле-каталке. Выпуклость на платье выдавала находящийся под ним прибор для искусственного дыхания. Выглядывающая из-под края платья трубка соединялась с устройством, похожим на чемоданчик и закрепленным позади кресла. Механизм респиратора постоянно гудел, прогоняя туда и обратно шипящий воздух с нормальной скоростью дыхания. Кресло присоединялось проводкой к стенной розетке.
— Здравствуйте, мисс Слоун, — сказал Ним. — Я электрический человек.
Она широко улыбнулась:
— Вы работаете на батарейках или же вас тоже надо подключать к сети?
Ним улыбнулся в ответ, немного застенчиво, и, что было ему несвойственно, почувствовал на секунду нервное напряжение. Входя в квартиру, он не знал, что ему предстоит увидеть, но как бы там ни было, эта изящная женщина, сидевшая перед ним, оказалась совершенно иной, чем он ожидал.
— Я объясню, — сказал он.
— Объясните, пожалуйста. И присаживайтесь.
— Спасибо.
Он выбрал мягкое кресло. Карен Слоун, слегка качнув головой, прижалась ртом к пластмассовой трубке, изгибающейся в форме буквы S. Она осторожно дохнула в трубку, и тотчас же ее кресло развернулось так, что теперь она смотрела прямо на Нима.
— Ого! Отлично сработано, — сказал он.
— Это еще не все. Если я буду вдыхать, а не выдыхать, то кресло повернется назад. — И она продемонстрировала это удивленно наблюдающему Ниму.
— Никогда такого не видел, — сказал он ей. — Поразительно.
— Единственное, чем я могу двигать, так это головой, — Карен произнесла это так обыденно, будто говорила о маленьком неудобстве. — Поэтому и учишься делать некоторые необходимые вещи столь необычным образом. Но мы отвлеклись. Вы пришли, чтобы что-то мне рассказать. Пожалуйста, продолжайте.
— Я начал уже объяснять, зачем пришел, — сказал Ним. — Все случилось две недели назад, когда произошел сбой с электроснабжением. Я видел вас на карте, где вы были помечены маленьким красным кружком.
— Меня — на карте?
Он рассказал ей о Центре управления энергоснабжением и о том, как внимательно “ГСП энд Л” следит за такими особыми потребителями электроэнергии, как больницы, дома, оснащенные оборудованием жизнеобеспечения.
— Честно говоря, — признался он, — мне было любопытно. Поэтому я и заскочил сегодня.
— Здорово, — произнесла Карен. — Я имею в виду, здорово, когда о тебе думают. Я и вправду помню тот день. И очень хорошо.
— Когда отключилось электричество, как вы себя чувствовали?
— По-моему, слегка напуганной. Вдруг выключилась моя лампа и остановились другие электрические приборы. Кроме респиратора. Он сразу переключается на батарею.
Ним уже заметил двенадцативольтовую батарею, используемую обычно в автомобилях. Она лежала на подносе, тоже прикрепленная к задней части кресла на колесиках, ниже механизма респиратора.
— Всегда интересно знать, — сказала Карен, — долго ли не будет электричества и на сколько времени хватит батареи.
— Ее должно хватить на несколько часов.
— При полной подзарядке — на шесть с половиной. Это при пользовании только респиратором, без передвижения кресла. Если же я выхожу, чтобы сделать покупки, или отправляюсь к кому-нибудь, что бывает часто, я много пользуюсь батареей, и она садится.
— То есть, если произошло отключение электроэнергии, тогда…
Она закончила фразу за него:
— …Джози, которую вы встретили у входа, приходится что-нибудь срочно предпринимать. Респиратору необходимо пятнадцать ампер, и креслу, если оно движется, еще двадцать.
— Вы многое знаете о приборах.
— Если бы ваша жизнь зависела от них, вы бы разве не знали?
— Думаю, знал бы… А вы всегда одна?
— Никогда. Джози бывает со мной большую часть времени, к тому же еще два человека заходят ко мне. Кстати, Джимини, привратник, — очень хороший человек. Он помогает мне с посетителями, как с вами, например, — Карен улыбнулась. — Он не разрешает никому входить, пока не убедится, что человек нормальный. Вы прошли его тест. Они рассмеялись так, будто знали друг друга уже давно. Ним узнал, что Карен заболела полиомиелитом за год до начала широкого использования в Северной Америке противополиомиелитной вакцины “Солк” и за несколько лет до того, как вакцина по Сэбину ликвидировала заболевание на ранней стадии.
— Я слишком рано заразилась, — говорила Карен. — И всего-то нужно было какой-то год протянуть.
Нима очень тронуло это чистосердечное признание.
— Вы много думаете об этом годе, которого вам не хватило?
— Раньше думала много. Одно время даже плакала, ну почему именно я должна была оказаться одной из последних жертв? О, если бы хоть какая-то из вакцин появилась немного раньше, все было бы иначе! Я бы ходила, танцевала, могла бы писать, работать руками…
Она замолчала, и в этой тишине Ним слышал тиканье часов и легкое урчанье респиратора Карен. Через минуту она продолжила:
— Тогда я вынуждена была сказать себе: сколько ни рыдай, ничего не изменится. Что произошло, то произошло. Поэтому я стала максимально использовать то, что у меня осталось, научилась ценить каждый прожитый день. Когда так поступаешь, то любая неожиданность заставляет тебя быть благодарной. Вот и вы сегодня пришли. — Она опять осветилась улыбкой. — Я не знаю даже, как вас зовут. Ним? Это от Нимрода?
— Да.
— По-моему, есть что-то в Библии?..
— В книге Бытия. — Ним процитировал фразу оттуда:
— “Каш также родил Нимрода, который был первым могучим человеком на земле. Он был сильный охотник милостью Божьей”.
Он помнил, что слышал эти слова от деда-раввина Голдмана. Старик выбрал имя для своего внука, и это была одна из немногих уступок прошлому, которую позволил сделать отец Нима Исаак.
— Вы охотник, Ним?
Дав отрицательный ответ, он вспомнил, как Тереза Ван Бэрен сказала не так давно: “Ты охотник на женщин, не так ли?” Быть может, он поохотился бы за этой красивой женщиной, за Карен, если бы вакцина не опоздала на год.
Он покачал головой:
— Я не охотник.
Из дальнейшего рассказа Карен он узнал, что двенадцать лет она пролежала в больницах, по большей части в устаревшей барокамере, “железном легком”. Потом появилось более современное, портативное оборудование, позволявшее пациентам, подобным ей, жить вдали от клиник. Поначалу она вернулась к родителям, но из этого ничего не вышло. “Нам всем было так тяжело”. Тогда она переехала на эту квартиру, где и живет уже почти одиннадцать лет.
— Правительство выделяет дотации для оплаты этих расходов. Порой чувствуешь себя финансово стесненной, но в основном я управляюсь.
У ее отца, объяснила она, небольшая слесарно-водопроводная мастерская, а мать работает торговым клерком в универмаге. Сейчас они собрались накопить денег на небольшой автофургончик и приспособить его для кресла-каталки Карен. Водить фургончик могла бы Джози или кто-нибудь из семьи Карен.
Хотя Карен практически ничего не может делать сама и кому-нибудь приходится ее мыть, кормить и укладывать в постель, она выучилась рисовать, держа кисть во рту.
— Я могу даже печатать на машинке, — сказала она Ниму. — Она у меня электрическая, и я печатаю, держа в зубах палочку. Иногда я пишу стихи. Хотите, пришлю вам что-нибудь?
— Да, пришлите, пожалуйста. Я буду рад. Он встал, собравшись уходить, и с удивлением обнаружил, что провел с Карен более часа. Она спросила:
— Вы придете еще?
— Если вы хотите, чтобы я пришел.
— Конечно, я хочу, Нимрод. — Она снова улыбнулась своей очаровательной улыбкой. — Я хочу, чтобы вы были моим другом.
Джози проводила его.
Образ Карен, ее красота, от которой захватывало дух, теплая улыбка и нежный голос оставались с Нимом, пока он ехал в центр города. “Никогда, — думал он, — я не встречал кого-либо похожего на нее”. Он продолжал думать о ней, ставя машину в гараж здания штаб-квартиры “Голден стейт пауэр энд лайт”, находившийся тремя этажами ниже уровня улицы. Скоростной лифт-экспресс, который можно было вызвать лишь специальным ключом, поднимал прямо из гаража в главные административные офисы на двадцать втором этаже. Ним воспользовался своим ключом, этим своеобразным символом положения в компании, и в одиночестве поднялся наверх. По пути он вспомнил о своем решении лично обратиться к председателю клуба “Секвойя”.