Кабинет сотрясался от здорового мужского смеха.

– Ну, хорошо. Прынц. Несчастная дева. Но лабиринт они тоже планировали? – если так, у Тиров очень хреновые аналитики.

– Нет, – дядя сразу посерьезнел. – Тут все неясно. Шестнадцатый вообще не должен был участвовать. Это неучтенный фактор. Да, волнения были, и провокация с приказами была нацелена именно на заговорщиков, но никто не ожидал такого уровня подотовки. Не у нас. У нас это бессмысленно. Что должна делать армия? – очередной риторический вопрос. – Воевать. Защищать Пределы. Отстаивать границы. А если войны нет? Если защищать не от кого, и последний прорыв грани на юге был полвека назад? В центральных и южных Пределах легионы не такие, как у нас. Они давно превратились в формат вооруженного ополчения. Нет войны – нет наград – нет денег – нет званий, именно поэтому все, кто хочет сделать карьеру и продвинуться по службе едут на Север.

Да уж, у нас прорывы грани происходят с завидной регулярностью, и общая протяженность границы больше.

– Нашим бунтовать не зачем. Это бессмысленно. Только наивные зеленые сопляки верят в эти республиканские лозунги. И подготовка, и печать подчинения, – дядя нахмурился, вспоминая «пустых», – и тот передатчик, что ты принесла. Все это не для Севера, это рассчитано на столицу. Это там ждали и готовились.

Не удивлюсь, если эскиз татуировки подчинения разрабатывали сами менталисты-дознаватели, такой юмор как раз в их стиле…но у нас.

– Переиграли сами себя, – дядя печально и скорбно развел руками, широко улыбаясь. То, что «пустые» смогли скоординировано заблокировать Керн, я была уже в курсе. – Без больших жертв обошлось чудом, Фейу смогли спасти лицо, но все равно получили достаточно кровных долгов. Ростовщики и торговцы всегда были склонны недооценивать военных, – дядя презрительно скривил губы. Обидное прозвище «твердолобые» легионерам тоже дали Высшие. – Пусть теперь объясняют, как их собственные люди…

– А наши?

– Наши дивизии чисты, – дядя расслабленно облокотился на стол Луция, наконец-то перестав расхаживать из угла в угол. – Были некоторые потери среди личного состава, – он подмигнул. – Но остальные белее первого снега.

– У Блау не бунтуют, – весомо добавил Наставник.

Да, не бунтуют. У Блау умирают сразу.

– Отмажутся, свалят на безопасность и дознавателей, – дядя махнул рукой. – Чистки будут идти долго, поэтому лишний раз не стоит афишировать «грязного», – он бросил недовольный взгляд на мастера-Луция.

Хо-хо, а Наставник – кремень, даже не дрогнул.

– Твои дяди прибудут на ужин сегодня. Я хочу видеть безупречное поведение воспитанной сиры, Вайю. Абсолютно безупречное, – дядя сделал особенное ударение на первое слово.

Слушаюсь и повинуюсь! Я дурашливо отсалютовала дяде сжатым кулаком. Слушаюсь-и-повинуюсь.

Одевалась я торопливо, вышвыривая вещи из-за ширмы прямо на тахту – времени до ужина оставалось немного и мне нужно успеть в деревню, вернуться и подготовиться. В моем случае, чтобы выглядеть как приличная сира, требовалось не меньше двух часов – возмутительная трата свободных мгновений.

Нэнс ойкала, ловила на лету вещи, но под горячую руку не лезла. Мало ли какая блажь взбрела мисси в голову?

Где же этот псаков халат?

Голова трещала нещадно. Я плохо спала ночью, снилась всякая чушь, псаковы браслеты будили несколько раз, начиная колоться. Дядя полдня мариновал меня в кабинете, и мне хотелось на воздух и лететь верхом, наперегонки с ветром.

– Нэнс, где тот охотничий, что я одевала, когда ездили к Браям? – в кабинете мастера меня осенило, что я совершенно забыла про пирамидку записи, которую для меня оставил Наставник Виртас. Сунула в карман, закрутилась и не вспомнила.

– Так не годен он, мисси. Пятна там, зеленые…и порван по подолу, оторочка. Я отдала его в прачечную, если отстирают, тогда и зашить можно.

Пятна? От реактивов, в лаборатории дедушки Ву я торопилась очень сильно.

– Там в кармане была пирамидка, Нэнс, мне нужны эти записи.

– Не видела, госпожа, – Нэнс поклонилась.

То есть как, не видела? Домой я приехала в нем, сбросила все и умчалась в купальню. Артефакт был в кармане.

– Ты проверяла вещи, перед тем как отдать?

– Госпожа! – Нэнс возмущенно всплескивает руками.

– Никто кроме тебя не заходил в комнату? – это разрешено только Нэнс, но мало ли.

– Мисси!

Я знаю, знаю, что вещи всегда досматриваются очень тщательно, и горка вещей из карманов ждет своего часа на маленьком столике, пока разберу. Но пирамидка была. Это я помню точно, угол артефакта постоянно колол бедро и…госпожа….не мисси…

– Нэнс, это очень важный предмет. Очень. Если найдешь в комнате, сразу клади сюда, – я показала на дальний стеллаж с учебными свитками и стопкой новых «сосок», до которых я ещё не добралась. Нэнс опустила голову ниже, смуглые щеки заалели, а в передник то как вцепилась. Ладно, сейчас времени нет, вернусь – все вытрясу.

– Подай халат…не тот, давай попроще…, – для деревни не стоило одеваться вычурно. Натянув мягкие кожаные сапожки, я попрыгала – нигде не жмет, надела верхний халат, перевязь, подумала, и взяла собой вышитый атласный, подбитый плотным серебристым мехом жилет с капюшоном. Дни становились все холоднее, пригодится, если поднимется ветер.

– Кто вместо Ликаса, Нэнс? – я даже не знала, к кому обращаться, и что объяснять. Ликас все и всегда понимал с полувздоха, и я так к этому привыкла, что совершенно не знала, что делать, когда его нет рядом.

– Главный всегда главный, кто же заменит то…, – Нэнс в недоумении пожала плечами. – Отряд уже ждет во дворе.

Я кивнула, придерживая дверь.

Куда ты дела артефакт, Нэнс. И зачем?

Осеннее солнце светило сегодня по особенному ярко, кони пританцовывали, всхрапывая, в ожидании прогулки. Аларийцы были суровы и не улыбчивы. Потому что Ликаса выслали на декаду? Кто был главным в отряде не понять – все одеты одинаково, в легкие кожаные доспехи, и теплые подстежки, которые высовывались снизу. За спиной тяжелые боевые, а не охотничьи луки. Это дядя решил усилить бдительность. Высокий, сухопарый, смуглый почти до черноты алариец кивнул мне, приветствуя. Чем-то похож на Старика…сын, внук?

Пальцы зудели, хотелось почувствовать в руках привычный вес, погладить рукоять, пропустить силу, сливаясь с луком в единое целое, и спустить тетиву. Нике всегда смеялся над тем, что именно боевые луки были моим единственным увлечением, помимо целительства. Совершенно не подходящее для Высшей леди. Конечно не такие луки, как у аларийцев. Эти простые, я не то что тетиву натянуть, я даже немного согнуть не смогу. И стрелы в колчанах тяжелые – рассчитаны на ближний бой.

Охотой я не увлекалась. Мерзнуть по кустам, в ожидании беззащитной живности, занятие не из приятных. А вот стрелять по мишеням, или расстреливать умертвий, соревнуясь, кто больше уложит за десять мгновений – это прекрасный отдых для головы. Мне нравилось ощущение, что я – уже не я. Я – ветер, я – стрела, я – вибрации натянутой струной тетивы, я – инструмент, у которого очень простое и понятное назначение – убивать. В легионе мы играли в развалинах и старых подземных лабиринтах, снимая светляков чужого отряда, охотились на крыс, считая хвосты, и скорпиксов. Один скорпикс – четыре стрелы, и нужно попасть в правильные точки. Хорошее простое время.

Я вздрогнула. Ощущение чужого присутствия пришло внезапно, из-за спины, вырвав из ностальгических мыслей. Подул ветер, и кожа покрылась мурашками. Хотелось обнять себя руками, чтобы перестать дрожать.

Что за хрень, к псакам?

Ликаса сейчас очень не хватало, с ним за спиной я всегда чувствовала себя защищено. Может это последствия отсутствия алларийца? Пахнуло морозным воздухом, запахом леса, горным снегом. Мне даже показалось, что-то неуловимо дотронулось до щеки. Трое. Хищников ровно трое. Понимание оглушило – все ровно как во сне. Снег. Чащи. Горы. И непонятное присутствие больших и сильных. Я назвала их хищниками, потому что интуитивное понимание твердило, что загонят и не поморщатся, легко и непринужденно преследуя глупую добычу. Добычей мне быть не нравилось даже во сне… а сейчас… сейчас тоже самое.