Петр Зиновьевич считал, что их дача очень ненадежное место. Напротив — графская вилла, то и дело шныряют офицеры. И еще этот графский Малюта Скуратов — татарин Осман со своей бандой карателей. Осман недоверчиво относится к Сагайдакам, шпионит. Графиня неожиданно прибегает…

Послышался глуховатый голос Никандра Ильича:

— Да, на этой даче ненадежно. Я живу уединенно, в домике, где одна старуха татарка хозяйничает. Отсидитесь у меня, Яков Зиновьевич. Я вне подозрений, не связан, к сожалению, ни с какими комитетами. Вместе и пойдем отсюда, часа через три. Виноградниками, кружным путем.

Дядя Яша согласился, а успокоенный Юра выполз с чердака и отправился досыпать.

2

В гимназии Юра, конечно, ни словом не обмолвился о ночных событиях. Зато со всеми подробностями они со Степаном рассказали Сереже и Коле о двух расстрелянных, выброшенных морем на Капсель. Подошла Лиза, мальчики замолчали. Но потом как-то незаметно и Лиза была посвящена в эту тайну.

— Поклянись, Лиза, что ты никому в твоем доме не расскажешь об этом, пока не увезут тела из пещерки! — строго сказал Сережа.

Лиза вытащила нательный крестик, поцеловала его и, взглянув на друзей блестящими глазами, произнесла:

— Клянусь!

Отец Степана обещал сегодня в ночь или завтра — море уже утихло — на баркасе вывезти тела казненных. У него есть разрешение на ночной лов: несколько богатых семей, которым он доставлял рыбу, выхлопотали это разрешение.

На глаза Лизы то и дело набегали слезы. Она выпытывала все подробности об убитой девушке.

— Совсем молоденькая, чуть старше тебя, — объяснял Степан. — Волосы в одну косу заплетены. Красивая…

Обливаясь слезами, Лиза тихонько спрашивала, будто бы себя саму:

— Как так, за что ее?.. Ведь расстреливают бандитов, зверей-большевиков, папа говорил. А ее за что? И руки ей связали…

На второй перемене Надежда Васильевна заметила, что у Лизы веки красные, нос распух.

— Что с тобой? — спросила она.

— Потеряла по дороге в гимназию любимую брошку, — не задумываясь, ответила Лиза.

Третьим уроком должна быть математика, но Никандр Ильич не пришел, наверное заболел. Класс немного пошумел, потом мальчики развернули огромную карту Европы и столпились вокруг нее. Дело в том, что карта эта уже совсем не годилась. «Великий географ» класса Володя Даулинг, держа в руках карандаш и резинку, пытался навести порядок на карте. Подумайте только! За один год столько новых государств появилось! Всю географию надо переучивать.

Володя объяснял: была огромная Австро-Венгрия, монархия. А теперь от нее осталась маленькая республика Австрия. Зато надо нанести на карту новые государства: Венгрию — раз, Чехословакию — два, Югославию — три.

— А какой народ живет в Югославии? — поинтересовался Коля.

— Это объединенное государство сербов, хорватов, словенцев и черногорцев, — без запинки ответил Володя.

Потом пытались набросать границы других новых государств вокруг Балтийского моря: Польши, Финляндии, Литвы, Латвии, Эстонии. Дело шло плохо, шумели и спорили. Даже Володя не имел представления о границах Венгрии или Польши. Знал только названия столиц.

— Великий раздел мира, великий раздел мира! — прыгая вокруг карты, кричал Буся Финкельштейн.

Франц Гут мрачно стоял в сторонке.

К концу дня гимназия походила на потревоженный улей. Директору сообщили, что ночью контрразведка арестовала Никандра Ильича.

Всюду — по углам, в пустых классах, во дворе — собирались группы и говорили только об аресте. Никандра Ильича любили.

Перепуганный директор ловил учителей, отводил в сторонку и каждому повторял:

— Я говорил, предупреждал его, просил быть осторожнее… Вы ведь тоже можете подтвердить, что я требовал от него прекратить предосудительные разговоры и строго держаться учебной программы… Ах, он на всех нас навлечет несчастье!

После уроков удрученные друзья молча пошли вместе. Увязавшуюся за ними Лизу прогнали.

«А что же с дядей Яшей? Ведь он ночевал у Никандра Ильича…» — взволнованно думал Юра.

— Никандра Ильича надо спасти! — твердо сказал Колька. — Пусть мы погибнем, но его спасем. Понимаете, хлопцы, ведь и ему могут связать руки — и в море!

Ребята свернули с тропинки в кусты и стали обсуждать план спасения учителя.

Дача, занимаемая контрразведкой на берегу моря, окружена трехметровой высоты каменной оградой. А поверху натянуты на железных стойках три ряда колючей проволоки. Арестованных содержат в каменном подвале. Правда, во время революции народ штурмовал и не такие тюрьмы и освобождал заключенных, но ведь сейчас не революция. Вспомнили, как Никандр Ильич рассказывал о штурме Бастилии во время французской революции.

Юра рассуждал: граф Монте-Кристо, простыни… Дикая, необъезженная лошадь, как у Майн Рида.

Коля предложил переодеться в военную форму и войти якобы для смены караула. Юра сказал, что можно прорыть подземный ход из сарая соседней дачи. Или еще лучше: пойти в горы, разыскать Гришу-матроса, и пусть он приведет отряд зеленых с пулеметами. Ведь добровольцев в Судаке мало. Степа предложил привезти охране пять-десять ведер вина, пусть напьются допьяна, заснут, и тогда можно войти в дачу. Все эти предложения были отвергнуты. За солдат их не примут — они еще не взрослые. Подземный ход если и удастся прокопать, то это займет неделю. За это время Никандра Ильича расстреляют. Где Гриша скрывается в горах — никто не знает. Всех на даче не напоишь допьяна, ведь во внутренние помещения не проберешься с вином.

— Давайте посоветуемся с батей, — сказал Сережа.

Трофим Денисович, оказывается, уже знал об аресте.

Ночью арестовали не только Никандра Ильича. Вместе с ним на его квартире взят какой-то поручик и товарищ Василий. Всю ночь орудовали контрразведчики, обыскали, наверное, двадцать домов и в слободке, и в городе…

Трофим Денисович выслушал друзей и сказал:

— У господ офицеров все продается и покупается. Меня, например, выкупили. Надо только достать денег. А самое главное — иметь руку, знакомство. Может быть, граф поможет?.. — Но сам же ответил на свой вопрос: — Нет, не поможет. Как член особого совещательного комитета при Деникине, он не будет выручать большевиков.

— А разве Никандр Ильич большевик? — удивился Юра. О знакомстве с «подпоручиком» — дядей Яшей — он умолчал.

— Ну, большевик не большевик, не в этом суть, — заметил Трофим Денисович. — Деникинцы весь простой народ подозревают в большевизме. И не напрасно…

— Все-таки, может, их взяли по ошибке, — сказал Юра, но почему-то сразу же сам нашел это объяснение неубедительным.

— Все может быть! — уклончиво ответил Трофим Денисович. — Но тогда зачем же их освобождать? Разберутся и выпустят.

— А если их расстреляют, как тех двоих? — выкрикнул Коля.

— Надо освобождать! — решительно заявил Юра.

— Так ты же, Юра, знаком с Максом, а у него все офицеры — собутыльники. Он запросто пьянствует с капитаном контрразведчиком, — напомнил Трофим Денисович.

— Правильно! — заорал Юра. — Сейчас же побегу!

— Подожди! Может, он не в Судаке, а в Феодосии? Сначала разузнать надо. И что ты ему скажешь?

— Прошу освободить, и все.

— Правильно. Вы, ученики, просите его помочь освободить любимого учителя и его гостей. А учитель ваш никогда не агитировал за большевиков и зеленых, и его арестовали по ошибке. Ну, добавьте, что Никандр Ильич считал Макса гениальным художником. Соврите, что он говорил о Максе: «Через сто лет книгу о нем будут писать». Обещайте вина. Я, хлопцы, раздобуду кое-где деньжат ради такого дела… А если будет ершиться, намекните — тебе, Юра, это сподручнее, — что Красная Армия уже вовсю гонит Колчака и, кто знает, как все повернется, а Максу в случае чего доброе дело зачтется. Действуйте от себя, взрослых в это дело не путайте. А если он не будет соглашаться, то найдется добрая душа и тоже намекнет ему, поможет понять, что к чему…