— Разрешите, мадам, допить это чудесное вино, отдохнуть под благодатной сенью вашего дома.

После ухода Юлии Платоновны Макс допил вино, пополоскал им рот и сказал Юре:

— Я ухожу. Передай мою благодарность. Слушай… Тебе нужны карманные деньги? Принеси мне бутылку этого божественного вина.

— Я спрошу маму.

— Ни-ни! Вот чудак!

Юра заколебался. Он вспомнил, что скоро перепела прилетят. Али говорил. Соблазн был велик.

— Вот бы пороху и дроби!

— Зачем?

— Охота, перепела…

— Ха! Принесу завтра. Хоть тридцать зарядов! На вино. Идет? Только вот что: когда графиня будет у вас в гостях, дай мне знать. Хочу взять заказ на ее портрет. Получишь еще коробку пороха.

— Где же я вас найду?

— Скажи Францу, сыну Гута, немецкого колониста. Его дом каждый знает. Только это между нами…

Юру недолго мучили угрызения совести. В конце концов он дал одну бутыль, четвертную. А вина у них много, несколько бочек. Зато вот будет сюрприз, когда он принесет добытых им перепелов и зайцев! Тут уж мама разрешит ему охотиться.

Прошло несколько дней. Юра вставал и ложился с мечтой об охоте. Макс каждый день проходил мимо, но пороху и дроби не нес. Что делать? Юра посоветовался с ребятами. Степан принес немного черного артиллерийского пороха. А Коля подарил бутылочку дроби, выпросил у клиента их парикмахерской. Что касается Макса, то обманщика решили проучить.

Поздно вечером они подкрались к дому на берегу, где у Гута жил Макс, чтобы бросить через окно в его комнату дохлую кошку. Света в окнах видно не было. И вдруг они услышали доносившиеся из комнаты тихие голоса. Говорили по-немецки. Мальчики умели говорить и по-татарски, и по-немецки, и по-гречески, даже по-армянски: в Судаке жили люди многих национальностей. Они перевели Юре разговор. Речь шла о том, что истинные немцы Черноморского района должны будут возможно достойнее встретить своих соотечественников. Каких соотечественников? Неинтересный разговор! Они швырнули кошку через форточку и убежали.

На следующий день Юра побежал к Юсуфу и показал боеприпасы. Теперь немного пороху есть. Они могут пойти на гору, и пусть Юсуф научит его стрелять влет.

— Где достал? — спросил Юсуф. — Ты обещал мне говорить правду.

Юра рассказал все, даже об обманщике Максе, о четверти вина, дохлой кошке и неинтересном разговоре на немецком языке.

Юсуф курил, не сводя с Юры глаз.

— Интересно! — сказал он.

Потом они отправились в предгорье. И там Юра учился стрелять в камни, которые подбрасывал Юсуф.

Прискакал на лошади Осман, племянник старика Эмреле. Увидев берданку в руках Юры, он спросил, глядя на Юсуфа:

— Где взял берданку?

— Что пристал? Разве это не их собственная берданка? — сказал Юсуф, и глаза его смеялись.

Потом появились два охотника с собакой.

— Много уже набили? — взволнованно спросили они.

— Молодого хозяина учу стрелять влет.

Охотники выругались и повернули обратно. Осман тоже уехал.

Юсуф объяснил. Перелета перепелов ожидают со дня на день. Одиночки уже появились. Перепела тысячами летят из северных губерний через Крым и Кавказ, через Черное море — в Турцию. Обычно они летят большими стаями, ночью, когда хищные птицы им не страшны. Иногда они летят через море, не опускаясь на берег, а иногда остаются отдохнуть или переждать непогоду. Будут над морем тучи — не полетят.

Высыпки перепелов можно встретить везде — на склонах гор, в кустарниках, у берега, в винограднике. Чем выше солнце, тем крепче сидит перепел. Нарвется охотник на высыпку и давай стрелять. На его выстрелы, как на призывный крик муэдзина спешат другие охотники.

Все эти дни охотники ходили на Капсель проверять. Перепелов нет. Один-два… А тут канонада. Вот и примчались.

1

Лето подходило к концу. Татары приносили продавать ранний виноград, а под виноградом лежал контрабандный табак. Тонко нарезанные желтые пахучие волокна. Разговор начинался издалека: о здоровье, о погоде, о видах на урожай, ценах, новостях, и только потом доставались фунтовые пачки табака. Юлия Платоновна сворачивала папиросу и курила. Затем смотрела в середину — нет ли там «корешков», так учили ее соседи. Купленный табак сейчас же прятался — акцизный чиновник жил неподалеку и следил строго.

Иногда заходили рыбаки-турки. Двое в красных фесках вносили на веранду за ручки глубокую корзину и молча откидывали лежащие сверху мокрые, пахнущие морем водоросли. В корзине шевелилась синеватая скумбрия, серебристая кефаль, камбала. Рыба продавалась на десятки.

Но чаще Юра бегал к Степе и приносил рыбу, пойманную его отцом, — вкуснейшую иглу-рыбу, ставриду, барабульку, реже кефаль и скумбрию. Но рыба скоро надоедала. А вот винограда Юра мог съесть сколько угодно. Он уже разбирался, как настоящий крымчак, в сортах винограда: «чауш», «шашла». Больше всего ему нравился «мускатный кокур». Винограда и яблок полно — при каждом доме был садик.

В эту осень в Судаке появилось много пришлых людей, и в садах началось воровство. Когда темнело, в долине хлопали выстрелы — знайте, сторожим!

Юсуф исчезал все чаще и чаще. Заступничество графини помогло — эскадронцы его не трогали, но, видимо, у него были важные дела, и он часто отлучался по ночам. Тогда сторожить приходилось самим. А кто мог стрелять из ружья? Только Юра. Конечно, это оскорбительно, когда тебя при этом сопровождает мать, «как бы чего не случилось». А что может случиться, если стреляешь в воздух, да еще холостым зарядом. Потом маме надоело, и с Юрой стала ходить Ганна. С нею веселее, но все же зачем ей ходить? Да и стрелять приходилось всего лишь дважды — один раз после ужина в конце сада, у реки, второй — в начале ночи, в ближней половине сада. Какая это охрана! Одна видимость… Наконец Юру стали отпускать в сад с берданкой одного. Вот это было чудесно!

Глубокая ночь. Юра стоит на дорожке, всматривается в темноту. Он сторожит сад. Бесполезное занятие… В графский виноградник лазят, к Жевержеевым, Мордвиновым, Горчаковым тоже лазят, а в мелкие виноградники нет. Ну хоть бы кто-нибудь залез! Не везет…

Небо в крупных звездах. Тишина. Горы, сады — все застыло в сонной неподвижности. Будто окаменело… В Ветхом завете написано, что жена Лота обернулась, посмотрела на проклятый богом город Содом и превратилась в каменный столб. А вдруг стоячие камни на Алчаке тоже окаменевшие люди? В журнале «Вокруг света» он читал, что в Индии верят, будто душа человеческая после смерти переселяется то в нового человека, то в собаку, то в змею, в слона, в орла… Интересно, что он, Юра, заслужил? Кем он будет в новой жизни? А может, все это тоже вранье, как бабушкин рассказ, что души умерших превращаются в звезды? Он уже знает теперь много звезд и созвездий. О них ему рассказал Никандр Ильич.

С ним он познакомился, когда местная учительница Надежда Васильевна попросила у мамы линейку съездить в Карагач, чтобы пригласить Никандра Ильича преподавать в гимназии математику. Юра поехал с ней за кучера.

Юра первый раз ехал по дороге, ведущей на Алушту, впервые побывал в Карагаче. Горы все в лесах, дикие. Видели косуль — большую и маленькую…

А Никандр Ильич лежал на копне сена и спал. Оказывается, он нанялся косить сено.

— Надо же на что-то жить, — сказал он.

Его еще при царе прошлой осенью уволили из Томского университета за то, что он студентам против войны говорил. Он уехал в Крым, нигде не устроился. Вид у него был ужасный. Штаны рваные, в заплатах. На ногах стоптанные латаные туфли. Лицо обросло щетиной. А на глазах толстые-претолстые очки в золотой оправе. И глаза через очки смотрят так, будто хотят пронзить.

Преподавать математику он согласился охотно, но сразу же ехать не захотел. Сказал, что раз нанялся косить, то обязан выполнить эту работу. Юра приехал за ним вторично, и они вместе ночевали на сене. Когда высыпали звезды, Никандр Ильич показал, где какая, и очень интересно рассказывал о них. Юра спросил, как бы побывать на планетах. Никандр Ильич засмеялся. Лицо у него широкое, добродушное, а смеялся он, будто кашлял…