— А те винтовки? На чердаке?

— Я уже сказал Палею. Он возьмет их без вас. И ты и твой дружок поедете на тендере, как ехали. Оружия не даю, потому что на соседней станции кадеты отбирают оружие в эшелонах, как мы здесь. Поэтому мы и спешили их опередить. О нашем деле никому ни по дороге, ни в гимназии ни полслова. Згода?

— Згода… Дяденька Антон, — взмолился Юра, — может, все-таки винтовку можно взять? Пожалуйста!

— Ни в коем случае! Вот далось тебе оружие! Тогда револьверы «на горизонте» нашел, потом винтовки разыскал…

— Револьверы, вы же сами говорили, «привиделись». Но винтовки настоящие.

— Револьверы тоже были настоящие, — улыбнулся дядько Антон.

— Но вы же сами сказали «наваждение», и папа так говорил.

— Говорили так, чтобы вы не проболтались. А нашли вы тайник революционеров-нижнеднепровцев, подпольщиков. Там не только револьверы были, но и листовки, прокламации. Ну, мы и решили вас немного обдурить, чтобы опасной болтовни не было. Ведь многие могли головы потерять, если бы жандармы дознались про тайник. Даже клад для вас Илько организовал.

— Значит, его колдовское «слово»…

— Выдумка! Дай сюда твою винтовку. Не тужи! Твой первый выстрел еще впереди!

Вошел железнодорожник, молодой, тот, который ходил следом за начальником станции, и сказал:

— Воинский эшелон подходит. Вам, пока он не уйдет, надо податься с хлопцами куда-нибудь в укромное место.

— Сейчас уйдем…

Дядько Антон повернулся к дежурному:

— Помните, я ухожу только на несколько минут. Мой помощник останется при вас.

— Не беспокойтесь, — ответил дежурный.

Дядько Антон и Юра подошли к поезду. Теперь у него было два паровоза.

— Хороший у вас друг! — сказал Юра о железнодорожнике.

— Это не просто дружба. Это рабочая солидарность, — объяснил дядько Антон. — Ну, счастливого пути, Юр! Успех в ученье! Сейчас для тебя главный фронт — учебный. Помни это и не убегай из гимназии. Обещаешь? Выучишься — тогда будешь помогать народу.

— Обещаю!

— Прощай, командир! Исполню все, как обещал! — Палей крепко пожал руку дядьку Антону и, вскочив на подножку тронувшегося паровоза, засунул пальцы в рот и свистнул.

4

Ехать днем было куда веселее. Юра и Петя, увидев друг друга, так обрадовались, что чуть было не обнялись, но вовремя остановились: что еще за телячьи нежности!.. Их усадили на кусок брезента и дали шинель, чтобы укрываться от угольной пыли. Да разве усидишь? Ни один мальчишка не ехал вот так, на паровозе. А они ехали. И хотя их грудь не перекрещивали пулеметные ленты с патронами, как у Палея, и на поясе не висели гранаты, а за спиной теперь не было винтовок, все равно они оба боевые герои.

Было о чем рассказать! И пусть им бешено завидуют! Эх, жаль, что они обещали никому ничего не говорить…

После того как они, перебивая друг друга, поговорили о своих боевых делах, Петя многозначительно похлопал по брезенту.

— Знаешь, что здесь?

— Уголь?

— Винтовки! Уголь только сверху.

— Врешь!

— Чтоб я не сошел с этого места! Целый тендер винтовок. Пока ждал тебя — разведал.

— Так ведь на следующей станции оружие отбирают кадеты! Найдут и отберут…

— Не успеют. То вже моя справа! — успокоил их кочегар, слышавший этот разговор.

— А как?

— Побачишь!

И Юра увидел. Вместо того чтобы как стрела промчаться мимо станции, на платформе которой суетились офицеры, толпились солдаты с винтовками и сине-красно-белыми повязками на руке, только и ждавшие поезд, чтобы отобрать оружие, паровоз замедлил ход.

— Скорее! Вперед! — закричали Юра и Петя кочегару.

Но он молча прошел мимо них и спрятался на задней железной лесенке. Теперь они видели лишь его кепку.

— Надо скорее! — закричал Юра машинисту.

— А ну цыц! — сердито отозвался тот. И добавил: — Легайте, пацаны, чтобы пули не зацепили!

Мальчики оглянулись. С перрона никто не стрелял. А поезд медленно, но все же двигался и двигался. Вот уже и конец перрона.

«Сейчас рванется вперед!» — обрадовался Юра. Но поезд остановился. Ужас, да и только!

Кепки кочегара не стало видно. К паровозу бежали офицер с наганом в руке и два солдата с винтовками наперевес. На тендер поспешно влезал кочегар.

— Готово! — крикнул он и упал на уголь.

Паровоз дернулся и двинулся вперед. А задний паровоз и вагоны остались на месте.

— Стой! — донесся крик, и над тендером свистнула пуля.

Юра поднял голову посмотреть, но рука кочегара пригнула ее к углю.

— Лежи, дурья голова! Убьют!

Пули свистели, барабанили по тендеру, как дождь по крыше. Юра впервые слышал свист пуль. От этого визга мурашки поползли по спине. Он прижался щекой к углю и лежал бы так долго, но Палей сказал:

— Пронесло! — и засмеялся так, как только он один умел смеяться.

И все засмеялись и заговорили. А паровоз мчался, и на каждой станции ему открывали семафор.

— Когда есть рабочая солидарность, революции — зеленая улица! — сказал Палей.

1

В гимназию друзья ехали на трамвае. Молчали.

— Винтовок не брали, — напомнил Юра на остановке. — Пошли гулять за город и заблудились. Ночевали на угольном складе, дядечка пустил.

Идти через кухню или парадным ходом? Храбро пошли парадным. Пансионеры строились на обед. Они сбежали в раздевалку, разделись. И когда мимо проходил их класс, подстроились и заняли свои места за Заворуем.

— Где были? — прошипел тот. — Почему грязные?

Они ответили, как условились.

После обеда Рыжий повел их к инспектору. Матрешка сидел за столом. Увидев их, он встал, всплеснув ручками:

— Что за вид, что за брюки, обувь? Где валялись, где ночевали?..

— Пусть они ответят, почему их шинели вымазаны углем! Как у кочегаров. В пролетарии записались? Это теперь модно… — вмешался Рыжий и добавил: — Надо бы их допрашивать поодиночке.

Юру выслали в коридор, и, пока он ждал, в комнату прошел директор. Через полчаса вышел Петя, красный и заплаканный. Вызвали Юру. Он стал у двери.

— Я не потерплю анархии в моей гимназии! — закричал директор, остановившись перед ним. Руки он держал за спиной и часто приподнимался на носках, его голова вросла в квадратные плечи.

— Я… — начал Юра.

— Молчать! Как стоишь, негодяй! Большевик! Против правопорядка? Распустились! — У директора на боку позванивала шпага. Он почему-то был в парадном мундире.

Юра стоял ни жив ни мертв.

— Никаких оправданий не принимаю! Можешь идти!

— Я больше не буду! Никогда! — громко произнес Юра.

— A-а! Не будешь? Да как ты смел?! Кто подговорил? Назови фамилии! Чистосердечное раскаяние уменьшает вину. Говори! — требовал директор. Лицо его побагровело.

Юра молча стоял, наклонив голову и уставившись глазами в пол.

— Что-о! Заговор молчания! Да ты понимаешь… Нам известны ваши выходки в трамвае! Повязки «Рабочая гвардия». Значит, это были вы?! Бандитизм! Большевики! — Директор, потрясая в воздухе сжатыми кулаками, двинулся на Юру. — Вон из гимназии, вон!

Матрешка забежал вперед и что-то почтительно сказал по-немецки.

— Да-да. Весьма разумно… Пошел вон из комнаты! Одумайся! — вдруг сказал директор. — Даю тебе срок — два часа.

Юра ушел в репетиционный зал. Все его спрашивали. Он отвечал односложно.

Феодосий Терентьевич подозвал его жестом и тихо сказал:

— Вот вам книга. Почитайте! Успокойтесь. Книгу не давайте никому!

Юра развернул перед собой учебник, выдвинул ящик стола, положил в него книгу, чтобы можно было читать, а когда надо — захлопнуть ящик.

«Овод», — прочитал он заголовок. — Почему я должен читать о мухах?» Но все же раскрыл книгу. А потом так увлекся, что совсем забыл, что через два часа его должен вызвать директор. В этот день его не вызвали. Не вызвали и на другой и на третий. За эти дни он «проглотил» всю книгу и даже не раз перечитал наиболее полюбившиеся места. «Три мушкетера», конечно, очень интересно, но неясно, за что они боролись. А вот Овод! Это другое дело!