На рассвете Юра был уже в конюшне и торопил Илька. Тот посмеивался. Пришлось вернуться домой, позавтракать. И еще пришлось надеть куртку и выслушать тысячу наставлений.

Илько оседлал для себя Соколка, а для Юры — Каурую, небольшую спокойную лошадь. Когда Илько подтягивал подпругу, Каурая надувалась и даже пыталась укусить его. Но Илько на это не обращал внимания. Он спокойно поддевал палец под подпругу, чтобы узнать, туго ли подтянуто, кричала «Балуй!» — и подтягивал еще. Юра тоже пытался просунуть палец и тоже сердито кричал: «Балуй!..»

На седло его подсадили, хотя он и кричал:

— Я сам, я сам.

Стремена подтянули по длине ног, но хлыста не дали. Да Юре и не нужно было никакого хлыста, он хотел лишь одного: поскорее уехать, чтобы не передумали.

5

И вот Юра впервые едет в настоящем седле, опираясь ногами в настоящие стремена, и в руках держит настоящие ременные поводья, приятно пахнущие дегтем. Это вам не палка!

Встречные мальчики и девочки ахают, завидуют и просят «проскакать». Но Юра этого не может, третий повод — от недоуздка — держит «на всякий случай» едущий рядом Илько. А зачем? У Илька и так руки заняты — надо держать щенка.

Когда миновали опытное поле и выехали в степь, перешли на рысь. Каурая сильно подбрасывала. Илько учил Юру, как надо в такт бегу приподниматься на стременах. Вот и будка. Они отдали щенка Буську тетке Марине и еще вручили ей серебряный полтинник. Юра гарцевал, даже подбоченился.

Роща стояла на том же самом месте. Она оказалась незаговоренной. Они привязали лошадей к дереву и пошли в барсучью балку. Юра не мог идти спокойно и побежал вперед, хоть ноги и одеревенели в седле. А вдруг ничего нет: ни балки, ни норы? Но вот и балка. Юра на всякий случай ущипнул себя за руку. Нет, не исчезает. А вот и дерн на их тайнике. Не ожидая Илька, он откинул дерн, освободил проход, засунул руку и закричал:

— Есть, Илько, есть!

А оказались там завернутые в грязную материю… камни, только камни! Как же так? Юра чуть не плакал. И ноги сразу у него заболели. Спасибо Ильку — не смеялся. Он даже будто испугался нечистой силы, а еще гусар!

На обратном пути Илько рассказал, как он один раз поймал в конюшне домового, сунул его в мешок, завязал, пошел звать конюхов, а когда развязал мешок, там оказался черный кот. Так что удивляться нечему. Наваждения бывают.

— Бывают, — печально согласился Юра.

Илько опять рассказывал. Юра слушал, не глядя по сторонам. Вдруг Илько остановил коня, показал на курган, мимо которого они проезжали, спросил:

— Вы здесь рыли?

Юра узнал каменную бабу со злой усмешкой, увидел следы неудачных раскопок, молча кивнул головой.

— А вы «слово» говорили?

— Какое слово?

— Ну, заговор. Чтобы клад открылся.

— Не-ет! А что надо сказать?

— Вот я скажу, а ты посмотри. Только страшновато… — Илько прошептал что-то и показал на яму.

Юра соскочил с седла, прихрамывая подошел к яме — с непривычки ноги совсем разболелись, — запустил руку под дерн.

— Сабля! — закричал он, вскакивая, взбудораженный до крайности, забыв про боль в ногах. Как же так? Правда, он вытащил только рукоятку сабли с куском клинка, а все-таки настоящие.

— А ну-ка, посмотри еще!

Юра поспешно выбросил все куски дерна из ямы, начал рыть найденной саблей и извлек заржавленный, но целый кинжал и семь золотых монет. Он еще рыл, но ничего не нашел. Илько позвал — пора ехать. Поехали, хоть Юра и молил задержаться.

Но находка все-таки очень его обрадовала.

— А почему мы с Алешей ничего не нашли здесь?

— Бывает… — Илько пожал плечами. — Наваждение! Вам показалось, будто здесь пусто, а здесь клад. Вам привиделось, будто вы нашли револьверы, а на самом деле то были камни. Попробуй рассказать, что револьверы обратились в камни, скажут: «Тю на тебя, скаженный!» С таким никто и дружить не будет, такого за сто верст обходить станут. Брехуном назовут. Позор! Так что про такое лучше и не рассказывать.

— Конечно, и папа так советовал.

— А вот про эти раскопки можно рассказывать, потому что взаправдашние. Только не надо говорить о заклинании, а то они силу потеряют. Лучше объясни так: «Тогда не докопались, а сейчас докопались».

— Ага, я так и скажу.

— А будешь меня слушать, то на конюшне ты желанный гость. Хочешь — навоз убирай, хочешь — лошадей чисти и корми. Только к жеребцам не лезь. А когда будем выезжать верхом, я, когда не видят, отдам тебе недоуздок, потому что верю тебе. Обещаешь?

— Обещаю! А если завтра и эти вещи в камни обратятся, что тогда?

— Посмотрим…

Илько отдал недоуздок Юре, тот сразу же хлестнул его концом Каурую. Ох, и мчался же он галопом! Совсем как запорожец-характерник!

Илько скакал рядом, кричал:

— Легче! Легче! Локтями не размахивай!

А потом Каурая споткнулась и внезапно встала. Юра перелетел через ее голову. Илько испугался.

— Совсем не больно! — сказал Юра, с трудом поднимаясь, и попросил Илько никому не говорить о его позоре.

Теперь ехали не спеша, поэтому вернулись, когда дома уже пообедали. Юра издали заметил родителей и сестер. Он хлестнул Каурую концом недоуздка, чтобы разогнать в галоп, но Илько перехватил недоуздок.

Возле дома Юра браво спрыгнул на землю и чуть не упал. Болело все. У колен с внутренней стороны кожа была растерта до крови, и он передвигался «раскорякой». Девчонки хохотали, мама сердилась. Отец сказал: «Пройдет». Больные места натерли мазью. Но разве найденный клад не стоил всего этого?

Илько, перед тем как уехать, наклонился с седла к Петру Зиновьевичу и что-то тихо сказал.

Тот раздраженно ответил:

— Я ничего не знал, не знаю и знать не хочу. Вы сами с усами!

6

Илько уехал. В который уже раз мать звала сына обедать. Окруженный восторженно охавшими девчонками и мальчишками, он взахлеб рассказывал о находке, уснащая рассказ все новыми и новыми подробностями. Сомневавшихся не было: каждый мог подержать в руках кусок старинной сабли, заржавленный кинжал и увидеть золотые монеты. Жаль, дяди Яши нет!

Алеша строго следил за тем, чтобы каждый держал вещи недолго и передал другому. Эх, ему бы, Алеше, поехать с другом… До чего же обидно!

Находка клада, если послушать Юру, была в тысячу раз загадочнее и таинственнее, чем все то, что приключалось по ночам на хуторе близ Диканьки.

Ира — черная пантера стояла за спиной Юры и шептала:

— Чур, больше не ссориться! Чур, больше не ссориться!..

А Юра, в зените славы и почета, хотя и слышал эти слова кающейся изменницы, не отвечал. И только, когда черная пантера раздраженно толкнула его и спросила: «Или ты задавака?» — он повернулся и ответил: «Чур, больше не ссориться!»

Как было положено, они произнесли это заклинание одновременно, слово в слово. Теперь они снова стали друзьями.

На радостях Юра сунул Ире золотую монету и встретил негодующий взгляд Алеши.

Конечно, Юра подарил и Алеше золотую монету и обещал все остальные курганы в степи раскапывать только вместе и клады делить пополам. Все девчонки сейчас же начали клянчить монеты. Юра отказал. Тогда завистливые обезьяны из Бандерлога стали дразнить Юру и Иру: «Жених и невеста!» Быть бы потасовке. Но подошел Леонид Иванович Кувшинский, Шир-хан. И Юра, чтобы прекратить поддразнивание, похвастался найденным кладом. Кувшинский надел пенсне и осмотрел находки. Потом, тряся бородкой, объявил, что монеты не золотые, а медные пятаки времен императрицы Екатерины, а кинжал железный и заржавел совсем недавно.

— И уж очень странно, как такой случайный набор вещей оказался вместе да еще чуть ли не на поверхности кургана.

Юра возмутился, но все же объяснил, как их «водило», а когда Илько сказал «слово», чтобы снять заговор с клада, то клад и открылся. Он спохватился, что нарушил обещание, данное Ильку. Теперь могло случиться что-нибудь неприятное.

Шир-хан обидно засмеялся: