Мужчина, с очень аккуратными бородкой и усами, в щеголевато сшитой форме преподавателя, свернул с тротуара к Юре и внимательно посмотрел на него. Юра вскочил и поклонился. Учитель ответил на поклон и спросил, почему он сидит здесь один. Юра объяснил.

— Будем знакомы, — сказал подошедший. — Я ваш воспитатель Феодосий Терентьевич. Вежливость — признак правильного воспитания. Вы вежливый мальчик. Но издавна установились правила этикета: когда здороваешься, надо обязательно обнажать голову. Повторим!

Юра был приятно поражен. Это был первый взрослый человек, обратившийся к нему на «вы». Воспитатель вернулся на тротуар и снова пошел к Юре.

Юра вскочил, кивнул и снял кепку.

— Не так. Сядьте!.. Встаньте!.. Снимите фуражку и кланяйтесь. Повторим!

Юра опять вскочил, снял кепку и поклонился.

— Кланяться надо одной головой, а не вихляться всем туловищем. Повторим!

И снова Юра получил замечание. Он «боднул», а надо кланяться с тактом. И опять ему было предложено повторить.

В следующий раз Юра сделал почти так, как следовало, но…

— Вы не кланяетесь, а преклоняетесь, как иконе. Надо проявлять почтение, но сохраняя достоинство. Со взрослыми первым здоровается младший, в обществе первым приветствует входящий. Не следует первым подавать даме руку. Дама сама, если пожелает, подаст вам руку. Уважаемым дамам, бабушкам руку надо целовать. Девушкам руку не целуют. А кто из учеников вашего класса должен поздороваться при встрече на улице первым? Тот, кто вежливее!

Вокруг Юры и Феодосия Терентьевича собралась группа гимназистов и реалистов, любующихся «дрессировкой молокососа». Но Феодосий Терентьевич так посмотрел на них, что они с независимым видом тотчас же двинулись дальше. Демонстративно остались только два реалиста, для которых гимназический воспитатель не был начальством.

Юра застеснялся и после нового предложения повторить, нахмурясь, буркнул:

— Я уже знаю!

— Повторите! — спокойно, но твердо приказал воспитатель.

Юра упрямо наклонил голову и уставился глазами в землю.

— Вы, Юра Сагайдак, пока еще не зачислены в пансион и еще не в форме. А на будущее запомните: требование воспитателя — закон. Под взглядами посторонних вы вдруг начали стесняться, а ведь вы не делаете ничего постыдного. Вы боитесь показаться в глазах других смешным. Это верно, с общественным мнением надо считаться. Но прежде всего надо поступать так, как велит долг, и не подлаживаться под вкусы зевак. В том, что вы учитесь приветствовать своего наставника, повторяю, ничего зазорного нет. Посмотрите на плац. Видите там офицера? Мимо проходят солдаты, отдают ему честь, и снова заворачивают к нему, и снова козыряют, а ведь солдаты — взрослые люди. И так во всех армиях мира. Там, где собрано много людей для выполнения какой-то задачи, — в армиях, учебных заведениях, — должны быть определенные правила отношений между ними. Иначе это будет неорганизованная толпа. Вы еще поймете, насколько важна в жизни дисциплина.

Мимо прошли гимназисты и поздоровались «как должно». Воспитатель ответил им и выжидательно посмотрел на Юру.

— Я повторю! — сказал Юра и с пылающим лицом повторил и два, и три, и четыре раза.

— Довольно! Отлично! У вас есть характер и сила воли. Я бы с удовольствием потолковал с вами, да спешу на дежурство. Еще увидимся.

Воспитатель, пряча улыбку, церемонно приподнял фуражку. Юра повторил.

— Эй, дрессированная обезьяна! — задиристо окликнул Юру реалист.

— А ну, повтори, конфетку дам! — вторил, ухмыляясь, другой.

— Сами вы обезьяны из Бандерлога! — выкрикнул разозлившийся Юра.

— Только не удирай, я хочу у тебя пересчитать зубы!

— Сдачи получишь! Своих рук и ног не сосчитаешь!

Неизвестно, чем бы закончилась эта перебранка, но тут из калитки вышла Юлия Платоновна.

— Поздравляю! Отныне ты законный гимназист. Пойдем в пансион, будем венчать тебя на царство. — И она ласково улыбнулась.

В вестибюле гимназии их встретил Феодосий Терентьевич. Юра раскланялся с ним по всем правилам и тревожно ждал, что он скажет маме.

Но он кратко заметил:

— Мы уже познакомились, у калитки.

Здание гимназии, построенное буквой «П», было обращено длинными крыльями во двор. Пансион занимал весь нижний этаж. Слева, если стоять лицом к центру здания, помещался репетиционный зал пансионата. Там вечером готовили уроки, а освободившись, можно было читать, рисовать, играть.

Все правое крыло было занято спальнями. Узкие кровати с тумбочками у изголовья тянулись в четыре ряда. Тут же, у стены, стояли две кровати дежурных воспитателей.

Юра попросился в туалетную комнату. Там пахло табаком. На дверях кабин и на стенах виднелись надписи.

— Опять успели! Безобразие! — возмутился Феодосий Терентьевич. — Запомните, Сагайдак, пачкать стены надписями и курить гнусно! Виновники наказываются.

Когда они возвращались по коридору, Феодосий Терентьевич тронул Юру за плечо, остановился и сказал:

— Мне бы хотелось, чтобы вы подумали над тем, что должно отличать человека от животного. У молодых людей есть стремление казаться старше — им представляется, будто грубость равняет их со взрослыми. Увы, только с шалопаями. Люди стремятся к опрятности, внутреннему и физическому здоровью. А эти пачкуны — взгляните на стены! — хуже иных животных.

Юра внимательно слушал. Вот так же «на равных», как со взрослым, разговаривал с ним отец. Юра пообещал не курить, не ругаться и не пачкать стен.

Они заглянули в столовую. Рядом находилась комната каптенармуса, где выдавали форму. Тут же была комната-кладовка, в которой хранились посылки, присланные гимназистам из дому.

— Вот здесь ты будешь получать от меня посылки, — сказала Юлия Платоновна.

2

На втором этаже Юра не без трепета вошел в помещение первого класса. Большая комната. Четыре широких двустворчатых окна. Черная классная доска. Три ряда парт, по пять в каждом ряду. Возле учительского стола — широкая полукруглая кафедра. В столбах солнечного света, тянувшихся из окон, суетились пылинки. Юра украдкой посмотрел на маму. Какая она хорошая и красивая! Только печальная. Это потому, что оставляет его здесь.

Проходя коридором, Юра вдруг увидел через застекленную дверь винтовки. Чтобы получше заглянуть в комнату, Юра даже прижался лицом к стеклу. Настоящие винтовки! Они стояли в деревянных стойках по десяти с каждой стороны. И таких стоек много.

— Наш спортивный зал, — пояснил Феодосий Терентьевич. — Показать не могу, ключа с собой нет. Винтовки для военных занятий.

— Разве учащихся призывают? — встревожилась Юлия Платоновна.

— Что вы! Но современные молодые люди так тянутся ко всему военному! К тому же указание министра просвещения… Впрочем, вашему сыну призыв не грозит! — Воспитатель тепло улыбнулся.

— Я боюсь другого. Он слишком любит оружие.

— Не только он. Все гимназисты бредят теперь войной, доблестными подвигами…

— А какие это винтовки? — заинтересовался Юра.

— Учебные, для строевых занятий. Они целиком деревянные, но выглядят как настоящие, правда?

Юра разочарованно отвернулся и протянул:

— А трехлинеек, значит, нет?

— Какие знания! Есть. Десять штук. Для старшеклассников. Вон на том краю стоят. Пойдем дальше!

Но Юра снова прильнул к стеклу. Сразу же незнакомая, чужая ему гимназия стала интересной.

— Пойдем! — потребовала мать и добавила: — Я уже говорила вам — опасное увлечение оружием. Очень прошу вас, не поощряйте этого… Пойдешь ли ты наконец!

Они вошли в огромный светлый актовый зал. Он служил для утренних молитв, здесь гимназисты прогуливались на больших переменах, здесь танцевали на вечерах и балах. Сейчас зал был пуст. Посреди дальней стены — большой, во весь рост, портрет царя. По боковым стенам — белые мраморные доски с фамилиями окончивших гимназию с золотой медалью.

Юра вспомнил Иру, ее рассказы об этом зале… «Винтовки для занятий в гимназии, военные занятия на площади, танцы с Ирой… Нет, скучно не будет», — решил он.