— И она утонула?

— Не, батька — спасатель. Медаль за спасение утопающих имеет. Перевез Жевержеиху. Ну, хоть у нее сторожа с ружьями, а мы к ней в сад тоже наведываемся…

Мальчики многозначительно переглянулись.

— И правильно! — одобрил Юра. Потом вдруг добавил услышанное в Екатеринославе: — Буржуев надо экспроприировать!

— Как так? — переспросил Манас.

— А так! «Дубровского» Пушкина читали?

— Читали! — оживился Сережа. Его внимательные глаза изучали Юру, и тому от этих пытливых взглядов было не по себе.

— Помните, как Дубровский собрал отряд храбрых крестьян и на помещиков нападал. Троекурову мстил.

— Ай, хорошо Дубровский медведя-людоеда у Троекурова застрелил… — вдруг мечтательно сказал Манас. Он лежал на спине, лениво закрывал веки и также медленно открывал их. И казалось, что его черные ресницы гонят ветер.

— Это что! Есть такой Котовский, мне рассказывал в поезде солдат, так он еще храбрее Дубровского, — продолжал Юра. — Его, как огня, боятся помещики и полиция. Он отбирает деньги у богатых и отдает бедным. Он, как запорожец-характерник, оборачивается кем хочет! Купцом, помещиком, князем. Раз его жандармы поймали. Руки связаны, привезли в дом. А он со второго этажа со связанными руками как прыгнет на лошадь! И ускакал!

— Поймали? — восхищенно спросил Коля.

— Ищи ветра в поле!

— Вот это да!

— И мне отец рассказывал про Котовского, — сказал Сережа.

— А кто твой отец?

— Его батьку в тюрьму засадили, а революция выпустила…

— Он революционер? — спросил Юра.

— Революционер, — ответил Сережа. — Только его сейчас нет, уехал.

— И мой где-то ездит, — вздохнув, сказал Юра.

Все помолчали. Потом Юра рассказывал о запорожцах-характерниках, о Маугли и курганах в степи, о революции в Екатеринославе. Начал было о дуэли с Алешей, но вовремя остановился. «Из-за девчонки, тьфу! Засмеют меня…»

Разговор пошел о здешних горах и лесах. С горы Георгий в ясный день даже турецкий берег виден.

Коля Малаханов тут же объявил, что видел с Георгия германские дредноуты «Гебен» и «Бреслау», когда они шли на Севастополь. Потом матросы рассказывали, что один из них в тумане чуть не напоролся на береговую батарею, повернулся к ней бортом. Тут бы «бах» — и готово! Так нет! Запретил какой-то там начальник, изменник, стрелять. Дредноуты ушли.

— Это что! — заявил Сережа. — Я видел немецкую подводную лодку.

— Брешешь! — воскликнул Коля, не терпевший ничьего превосходства.

— Видел. Чтоб мне провалиться! В голубой бухте, в Новом Свете. Бухта глубокая, вот лодка и приплыла туда.

— Зачем? — спросил Юра. — И откуда ты знаешь, что лодка немецкая?

— Ха! Ведь германцы и турки — союзники, против России воюют. Германцы туркам оружие дают, корабли, подводные лодки. И подговаривают турок Крым заграбастать…

— Верно! — подтвердил Степа. — Рыбаки точно знают, что Турция засылает морем шпионов, чтобы поднять восстание татар и вырезать всех русских, армян, греков, болгар, евреев. Чтобы здесь остались только татары и немецкие колонисты.

— Али, скажи правду! Неужели татары хотят подчиняться турецкому султану и чтобы здесь сидел крымский хан, как двести лет назад? — яростно выкрикнул Коля, раздувая ноздри.

Али угрюмо ответил:

— Крым всегда был татарский. Только потом русские завоевали его…

— Ну что ты говоришь, Али! Разве ты забыл, что учительница нам рассказывала? До монголов и татар в Крыму были оланы, они и основали Судак.

— Не оланы, а аланы, — поправил Сережа и продолжал: — Монголо-татары вторглись только в конце тринадцатого века, потом на побережье утвердились генуэзцы, крепость и город построили. Потом древний Сурож — Судак, о котором написано даже в «Слове о полку Игореве», захватили запорожцы.

— Запорожцы? — удивился Юра.

— Ага. Они по Днепру выходили в море на своих боевых чайках. Генуэзскую крепость видишь?

— Вижу.

— Там в Девичьей башне в плену татарском жила Маруся Богуславка, — лениво вставил Сережа.

— Маруся Богуславка?! — Юра даже вскочил и, прислонив ладонь ко лбу, стал пристально всматриваться в темные силуэты крепостных башен. — Так про нее же поется украинская «думка», как она освободила из плена семьсот казаков! Мне мой крестный Дмитро Иванович читал.

— Эта крепость только называется Генуэзской, а на самом деле она татарская. Там даже древняя мечеть стоит, — вдруг заявил Али.

Коля смахнул рукой пирамидку из морских камешков, которую он сосредоточенно сооружал, и зло выкрикнул:

— Слушай, Али! Ты в последнее время только и бубнишь: татарское, татарское!.. Все, что татарское, для тебя хорошо, а что не татарское — плохо. Противно слушать! И врешь ты, брешешь! Сам знаешь, что там была при генуэзцах церковь, а потом турки ее переделали на мечеть. Вот я слышал, как Серегин батя говорил: в Крыму живут татары, русские, украинцы, болгары, греки, евреи, немцы… для всех земли хватает. Надо только отобрать для народа громадные имения царской фамилии и всякие там княжеские, графские, монастырские поместья. А ты, как попка, долбишь: татарское, татарское!..

Коля с силой размахнулся и запустил далеко в море плоский камень.

— Все равно там мечеть, — повторил Али.

Степан засмеялся:

— Правда, как попка! Придуриваешься. Хочешь, чтобы в Крыму опять был татарский хан, которым будет командовать турецкий султан? Турецким холуем хочешь стать? Дурак!

— Вот таких дураков и набирают в татарские эскадроны. Крым для турецкого султана завоевывать…

— В эскадронах этих не только одни татары. Там и русские офицеры есть, — сказал Юра, желая показать, что и он уже в курсе местных дел. — В эскадронах около двух тысяч русских офицеров, а будет еще больше.

— Ой, не бре! — предупредил Коля.

— Я никогда не брешу! — окрысился Юра.

Все удивленно посмотрели на него.

— Об этом сам граф говорил моей маме в Феодосии. «Татарские эскадроны в наших руках, — сказал он, — там уже есть две тысячи наших офицеров и еще добавим…»

— Вот так татарские эскадроны! — Коля обидно засмеялся. — Выкусил, Али?

— Все равно Степан неправ, — не сдавался Али. — На подводной лодке приехал не шпион, а большой мулла.

— Ха! А ты откуда знаешь? — удивился Коля.

— Знаю, и все!

— А разве мулла не может быть шпионом?

— Мулла — шпион?! — Али со злостью сжал кулаки.

— Эскадроны… Шпионы… — лениво растягивая слова, заговорил Манас. — Нам-то какое до всего этого дело? Давайте лучше купаться.

— Чур, не ссориться! — крикнул Сережа.

— Чур, не ссориться! — повторили другие.

4

Юра пришел домой, неся рубашку в поднятой руке, так как даже прикосновение легкой материи к коже вызывало жгучую боль.

Мать, увидев его, испуганно закричала:

— Ты сжег себя!

Всю ночь Юра не мог уснуть. Его знобило. Прилечь на постель — все равно что на горячую плиту. Когда тело смазывали кислым молоком — катыком, боль чуть утихала. Но катык очень скоро высыхал на раскаленной коже, трескался, и становилось еще хуже. Юра будил Ганну, и она, сонная, злая, поливала его холодной водой и снова смазывала катыком. Он забылся, сидя на стуле, только перед рассветом. Ему снилась подводная лодка, куда он проник и где было жарко, как в печке; снился горячий подземный ход, где на него сыпался раскаленный песок.