— Не надо. Теперь уже все равно, в каких платьях они будут.

Через несколько минут повозка покинула пределы усадьбы.

Мистер Джошуа Пендергаст Первый, выбирая место для плантации, стремился, чтобы все на этом новом месте обитания напоминало «благословенный Юг», как называли они свей родной штат — Миссиссиппи, который им пришлось оставить. До некоторой степени это ему удалось. Здесь тоже была Большая Река, которую они так и называли. Вдоль неё они и разбили свои плантации — по пять миль вдоль Реки на каждую, а в глубь — сколько хочешь.

Однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что «сколько хочешь» — не получается. Примерно в сорока милях от Реки параллельно ей протянулся пояс болот — непроходимых выемок в земле, заполненных жидкой серой грязью. Плантаторы не стали разбираться в сути этого геологического явления, а приняли его за неизбежное зло. Правда, вдоль болот тянулись прекрасные луга с обильной сочней травой. Поэтому на всех плантациях вдоль болот устроили пастбища.

За болотами же ещё в первые дни были посеяны семена лесных земных растений, от которых и пошёл весь пояс лесов. Об этих лесах и говорил Джо Куам Мэри.

Мистер Сильвестр не ошибся в своих расчётах: Джо и Мэри приехали на пастбище рано утром. Усталые лошади еле-еле тащились, как ни подгонял их Джо. Мэри спала, свернувшись клубочком на сене.

Старики уже не спали, весь скот давно уже пасся — утренние часы самые хорошие для выпаса. Старый Джо Токану очень обрадовался внучке, но пришёл в ужас, когда ему рассказали все. Он ничего не сказал, он только покачал головой, когда Джо изложил ему свой план, и на его красных воспалённых глазах показались слезы. Остальные старики тоже ничего не сказали, а просто молча стали собирать припасы для Джо и Мэри.

Джо взял Мэри за руку и пошёл с ней к болоту. Пьевр был на месте. Мэри ожидала всего, но то чувство, которое она испытала, описать невозможно. Она твёрдо помнила наставления Джо, поэтому постаралась ничем не выдать обуревающие её отвращение и брезгливость, но таки не смогла заставить себя прикоснуться к его панцирю.

Джо понял се состояние и не стал настаивать, чтобы она ему помогала. Он сам обмыл панцирь пьевра ключевой водой, протёр его пахучими травами. Зверь довольно урчал.

Тем временем старики принесли Джо мешок с припасами. Их было совсем немного — много ли может раб утаить от хозяина, особенно если он к этому не стремится? Но, во всяком случае, на первое время их должно было хватить.

Поручив одному из стариков дальнейшие занятия с пьевром, Джо взял Мэри за руку, взвалил на спину мешок и повёл её через болото. Старый Джо Токану выгнал овец на холм и сам стал на его вершине, опираясь на посох. Если бы он вдруг положил посох, это означало бы, что появились преследователи.

Мэри пыталась сразу же увести Джо в глубь кустов, ко он возразил:

— Если то, что я задумал, удастся, и они поверят, что пьевр нас съел, вовсе не надо забираться вглубь. Если же не поверят, то нам все равно не убежать! — и с этими словами он начал вырезать тяжёлую деревянную дубинку.

— Ты хочешь? — спросила Мэри.

— Да, я буду драться! — внезапно какая-то новая мысль пришла ему в голову. Он отложил начатую работу и обратился к Мэри:

— Ну-ка, дай мне твою накидку, я положу её перед пьевром! Пусть думает, что он тебя съел!

Мэри вцепилась в него:

— Джо, милый, не ходи! А вдруг они как раз сейчас приедут, и ты не успеешь вернуться обратно!

— Успею. Видишь, твой дед держит посох в руках? Значит, они ещё не показались! — и он с накидкой в руках кинулся через болото.

А положив накидку, он не мог не задержаться, чтобы не поговорить с пьевром:

— Друг! Милый! Выручай! Покажи им… — а что показать, он и сам сказать не мог. Казалось, зверь понимает его. Джо ещё раз погладил его безобразную, но такую милую морду. В этот момент до него донёсся отдалённый лай. Он взглянул на холм: Джо Токану выронил посох. Тогда Джо Куам бегом кинулся через болото…

Ещё ветви кустов, которые зацепил Джо при своём поспешном возвращении на остров, тихонько подрагивали, когда на поляну вырвались преследователи. Тренированные псы взяли свежий след, и вся свора залилась неистовым лаем. Мистер Сильвестр лично опустил с поводка большого чёрного пса. Он был знаменит тем, что самого сильного негра легко валил на землю и держал за горло до тех пор, пока не подходил кто-нибудь из белых. Про себя мистер Сильвестр решил, что позволит псу подольше подержать за горло Джо Куама.

Пёс с места громадными прыжками понёсся к болоту. И люди, и остальные собаки, которых конюхи тоже пустили без поводков, сильно отстали от него. Внезапно заливистый лай пса прервался: он наткнулся на накидку Мэри. Она задержала его только на одну минуту, затем он снова поднял свою страшную морду и… Его горящие яростью глаза встретили взгляд пьевра!

Ни вой, ни лай — вопль ужаса вырвался из собачей глотки! На глазах у внезапно остановившихся и застывших на месте людей, лошадей и собак, он, этот великолепный образчик собачьей породы, краса и гордость своры Пендергастов, мелкими шажками, упираясь всеми четырьмя лапами, визжа и плача от ужаса, прошёл эти несколько ярдов и исчез в огромной развёрнутой пасти! Ещё одна собака исчезла там же вслед за ним.

И тогда пьевр издал звук! Низкий, утробный рёв, казалось, распространился по всей округе, внезапно повышаясь и спадая, усиливаясь по громкости. Он казался объёмным и осязаемым.

Лошади первыми вышли из оцепенения и понесли. Охваченные ужасом люди и не пытались их сдерживать. Низко пригнувшись к шеям лошадей, намертво вцепившись в поводья, они испытывали только одно желание: как можно скорее очутиться подальше от этого страшного места! О собаках и говорить нечего. Дико визжа и подвывая, они мчались впереди обезумевших лошадей. В течение нескольких секунд около болота не осталось ни одного живого существа! Только несколько шапок, брошенные поводки и верёвки, да ружьё мистера Сильвестра валялись на траве. И ещё откуда-то издалека доносился конский топот и собачий вой.

Старый Джо молча поднял свой посох. Джо Куам бегом кинулся через болото. Он, как мог, благодарил пьевра. Он целовал его безобразную морду, он гладил руками его панцирь, он говорил ему все ласковые слова, которые только мог вспомнить! Потом, успокоившись, осмотрелся вокруг, поднял ружьё мистера Сильвестра, неумелым движением забросил его за спину и пошёл через грязь к ожидавшей его Мэри.

Никакое человеческое сообщество не мыслимо без средств связи. Особенно, если в основе его поставлен принцип принуждения. Ибо эксплуатирующее меньшинство всегда должно своевременно узнавать о любых попытках эксплуатируемого большинства организовать борьбу с этим меньшинством.

Все это прекрасно понимал мистер Джошуа Первый. В основу своего общества он положил идею о вредности всяческого технического прогресса, требующего от исполнителей определённого уровня знаний. Поэтому он и его единомышленники отказались не только от технических достижений своего века, но и от многих достижений предыдущих поколений. Именно поэтому население Реки не знало электричества, паровой машины, двигателей внутреннего сгорания и многого другого.

Все основывалось на мускульной силе невольников и рабочего скота. Даже один из законов старого Джошуа прямо гласил: «Если кто-нибудь, будь то белый или невольник, скажет: „Я придумал повозку, в которую не надо запрягать лошадей“, человек этот подлежит немедленной смерти, а дьявольское изобретение — сожжению на костре». Все это не помешало, однако, самому мистеру Джошуа и иже с ним воспользоваться до определённого момента всем техническим арсеналом.

Однако, исключая из обихода телефон, телеграф, Земли, то есть, до пробуждения похищенных детей, радио, следовало придумать им какую-то равноценную замену. И ею явилась система флагов. Обязательной принадлежностью каждой плантации являлся флагшток. Если на этой плантации никаких событий не происходило, в воздух взвивался личный флаг хозяина. Если же происходило нечто из ряда вон выходящее, то поднимался флаг, соответствующий этому событию. В этом случае наблюдатели на плантациях справа и слева, обычно кто-нибудь из белой молодёжи, обязаны были отрепетировать этот сигнал, сопровождая его флагом хозяина плантации, поднявшей первоначальный сигнал.