Термометр показывал — 39°. При такой температуре предстоящую непогоду лучше всего было ожидать дома. Выбравшись на острова Седова, мы не разбили лагерь, как намеревались раньше, а только дали собакам небольшую передышку, после чего сделали сверхплановый 30-километровый переход к базе. Последние десять километров шли в начавшейся метели, хлеставшей нам в спину. После полуночи, когда мы сидели в нашем домике, а собаки лежали в укромных, заветренных уголках, жестокий шторм разыгрался уже в полную силу.

Так начался новый период метелей. Опять почти три недели бесновалась Арктика. Только иногда на короткое время ветер замедлял свой стремительный полет. Метель словно захлебывалась своей яростью, — так внезапны были эти минуты затишья. Как бы передохнув, вьюга вновь затягивала свою волчью песню или свистела на разные голоса; неслись новые и новые тучи снежной пыли, совершенно заволакивая солнце. И казалось, что не будет конца ни ветру, ни метели.

Правда, до 10 апреля непогода мало нас беспокоила. Выход в маршрут был намечен на 11 апреля. Перед большим походом надо было дать настоящий отдых собакам. И они, невзирая на беспрерывные метели, отдыхали и набирались сил. Около дома было достаточно укромных уголков для защиты от непогоды. На обратном пути с острова Большевик мы с Журавлевым добыли еще одного медведя, и свежего мяса было вдоволь. Сами мы не сидели без дела: перетягивали сани, меняли стальные подполозки, приводили в порядок лыжи, чинили обувь, одежду и собачью сбрую, взвешивали и упаковывали продовольствие, проверяли снаряжение.

Поход предстоял серьезный. Подготовка к нему требовала много внимания. Мы вновь и вновь проверяли приборы, инструменты и свои расчеты. Мысль о том, не забыть бы чего-нибудь, не допустить бы неправильных расчетов, не давала нам покоя. Даже глубокой ночью, разбуженные воем ветра, мы думали о предстоящем походе и нередко, вспомнив о чем-либо необходимом, вставали с постели и записывали, чтобы не забыть наутро. Свирепая метель, изо дня в день бушевавшая за стенками домика, мало беспокоила нас, была пока что безразличной.

А Вася Ходов даже радовался непогоде. Дело в том, что в период затишья наш ветряной двигатель не работал. За время нашего похода на остров Большевик аккумуляторная батарея совсем выдохлась. Чтобы обеспечить работу радиостанции, Вася ежедневно «гонял» давно забытый бензиновый мотор, который доставлял немало хлопот. Теперь мотор опять был запрятан в склад, ветряк с избыткам давал электроэнергию, и Вася даже радовался усилению метели.

Незаметно приближался день выступления в маршрут. Заканчивались последние приготовления. 8 и 9 апреля стояла тихая погода. Казалось, уже ничто не помешает нам отправиться в поход в точно назначенный день. Но накануне выхода с полудня потянул еле заметный ветерок. К вечеру он засвежел и начал мести снег. А ночью ветер достиг скорости 15 метров в секунду, разразилась новая метель. Со страшной силой она буйствовала трое суток. Насколько спокойно мы слушали завывания бури в прошедшие три недели, настолько нервничали эти три дня.

Только 13 апреля наступило новое затишье, и экспедиция немедленно покинула свою базу.

Начался самый длинный из наших походов — в южную часть Земли. Ждал своего исследования остров Большевик — второй по величине среди островов всего архипелага. Отправляясь на него, мы не могли ожидать каких-либо особенных открытий, но это отнюдь не лишало предстоящую работу ни значения, ни интереса. Южные берега острова, омываемые водами пролива Вилькицкого, и восточные, со стороны моря Лаптевых, были осмотрены с кораблей в 1913–1914 годах участниками Гидрографической экспедиции и положены на карту. Нам предстояло уточнить съемку. По опыту прошлого года мы знали: «уточнения» будут настолько значительными, что дело фактически пойдет о новой съемке. А со стороны открытого нами пролива Шокальского и Карского моря остров совсем не был очерчен. Здесь берега острова, кроме нас, никто еще не видел. Таким образом, только теперь остров Большевик должен был полностью и точно лечь на карту Советского Союза. Близость острова к трассе намечавшегося Северного морского пути делала нашу работу особенно ответственной. По объему это составляло больше чем третью часть всех работ нашей экспедиции, а отдаленность острова от базы очень осложняла нашу задачу.

По приближенному расчету, как уже было сказано выше, нам предстояло пройти от 1 100 до 1 250 километров, из них не менее 700 километров с топографической съемкой и геологическими исследованиями. Для перехода на собаках это солидное расстояние. По опыту минувшего года, мы рассчитывали преодолеть такое расстояние за 45–50 суток.

Нас не смущали ни расстояние, ни продолжительность похода. Время было выбрано лучшее, какое только мыслимо в высоких широтах Арктики на протяжении всего года. Сильные морозы кончались. Короткие белые ночи подходили к концу, близился полярный день. До летней распутицы еще далеко. Все походное снаряжение и аппаратура тщательно проверены. Впереди, на складе острова Большевик, запасено горючее и корм для собак. Мы, как говорится, в полной спортивной форме. Наша стая собак, хотя и ослабленная, все же вполне работоспособна. В общем можно было уверенно итти вперед.

И все-таки перед нами лежал больше чем 1000-километровый путь. Большая часть его проходила по морским льдам. Они могли принести немало неприятностей. Метели тоже еще неизбежны. А всякие непредвиденные случайности могли осложнить путешествие.

Чтобы преодолеть все «плановые» и «внеплановые» препятствия и по возможности избежать опасных неожиданностей, чтобы провести всю намеченную работу при отсутствии перспективы пополнить резко ограниченные силы и материальные ресурсы, надо было готовиться к упорной борьбе со стихией.

И вряд ли еще где-нибудь эта борьба носит более напряженный, а иногда и отчаянный характер, чем в санном полярном походе. Здесь мобилизуются все физические и моральные силы человека, весь его опыт, выдержка, смелость, воля к победе, сознание долга и разумная осторожность. Большой санный поход по льдам всегда в значительной мере рискован. Здесь выполнение плана означает не только проведение в установленный срок намеченной работы, но зачастую представляет еще и борьбу за жизнь самих исследователей.

С уверенностью в победе экспедиция покинула базу и пустилась в далекий путь.

* * *

В первый день с полузагруженными санями мы прошли острова Седова и остановились на ночлег возле нашего продовольственного склада. На следующее утро взяли курс через морские льды на мыс Кржижановского.

Теперь, после догрузки собачьего корма, вес моих саней превышал 400 килограммов, другие сани были легче всего лишь килограммов на 30. В каждой упряжке шло по 10 собак, в среднем каждая собака тащила от 37 до 42 килограммов. Это не было предельной нагрузкой. На каждую собаку можно было нагрузить до 50–55 килограммов. Но мы сознательно не допускали этого. Во-первых, продовольственный склад на острове Большевик избавлял нас от такой необходимости; во-вторых, путь предстоял далекий, и надо было беречь силы собак; в-третьих, что самое главное, мы принципиально никогда не загружали собак настолько, чтобы идущий с упряжкой человек не мог при хорошей дороге присесть на сани.

Еще на острове Врангеля я неоднократно проверял целесообразность различной нагрузки собак и пришел тогда к выводу, что предельная загрузка саней собачьим кормом, продовольствием и топливом, рассчитанная на максимальное использование сил животных, создает лишь кажущийся, а отнюдь не действительный эффект. В длительном походе такая загрузка, как правило, приводит к плохим результатам. Лишние 10–15 килограммов груза на собаку не только замедляют бег животных, но вынуждают людей все время итти пешком рядом с упряжкой. В результате дневные переходы сокращаются настолько, что обусловленный этим расход продуктов сводит на нет весь кажущийся в начале похода выигрыш. Кроме того, предельная нагрузка выматывает силы людей к животных в самом начале похода, тогда как здравый смысл подсказывает необходимость сохранения энергии как раз на вторую половину пути, обычно наиболее трудную в связи с естественным утомлением.