Земля уже подсохла. Сани со стальными подполозками по глине передвигались с трудом и застревали на каждом валуне, словно остановленные автоматическим тормозом. Облегчали путь попадавшиеся небольшие лужайки, поросшие мхом и травой. В конце концов этот тяжелый путь оказался все же не тяжелее движения по льду. С несколькими передышками нам удалось благополучно переправиться через первые две речки и дотянуть до третьей первые сани, а потом и остальные.

Перекаты первых двух речек были не глубоки. Ни собаки, ни сани не всплыли.

Последняя речка оказалась значительно глубже. Здесь собаки должны были всплыть обязательно, и если бы нам не удалось удержаться, быстрое течение неминуемо снесло бы нас на глубину, а затем и в полынью.

Сначала разгрузили сани и все вещи перенесли на себе.

Трудно было бороться с течением. Но самый напряженный момент наступил при переправе собак и саней.

Сильная струя воды подхватила собак. Вожжа в моих руках натянулась, как струна, и зазвенела. На миг показалось, что она вот-вот лопнет и мы потеряем упряжку. Вода доходила до груди. Еще момент, и я был бы сбит потоком. Но упряжка уже вышла на отмель. Это был короткий момент, но вряд ли он когда-нибудь забудется.

Переправа закончилась.

Разбили лагерь. Довольные удачным переходом, не обращаем внимания на то, что сами мокры по уши. Признаться, мы ожидали здесь больших затруднений. Да, кстати, и вода в речке теплее, чем на льду. Разгоряченные работой, мы не чувствовали даже ветра. Сейчас он дует с юго-востока и усилился до 15 метров в секунду. Наша палатка крепко натянута, а мы, голые, полусидя в спальных мешках, устроились за чаем.

Теперь наши горячие супы остались только в воспоминании. У нас всего лишь банка пеммикана, немного масла, шоколад и мешочек риса. Эти запасы мы сможем растянуть на четыре-пять дней. Керосина только около двух литров. Вообще близок конец всему. Ну, что же! Ведь так же близок и конец нашего пути».

В дальнейший путь тронулись около полуночи с 15-го на 16-е. Первые два километра шли вдоль заберега по сохранившемуся береговому снежному забою. Дальше на пути распростерлась новая прибрежная полынья. Вода плескалась о самый берег. И лишь на небольших отрезках его сохранился лед. Надо было вновь начать санное путешествие по голой земле. Это нам совсем не нравилось. Кроме того, не хотелось забираться в глубь залива Сталина. Открытой воды, полыней и промоин там, безусловно, было больше.

На наше счастье, ветер, давно уже перешедший к северо-востоку и все время усиливавшийся, согнал большую часть воды с морских льдов по пути нашего следования. Лед, сколько можно было видеть под приподнявшимся слоем тумана, казался почти оголенным. Решили воспользоваться благоприятной обстановкой и срезать залив Сталина по прямой, чтобы выйти на юго-посточную оконечность полуострова Парижской Коммуны.

Однако, чтобы осуществить это решение, надо было сначала попасть на морской лед. Широкий заберег, вдоль которого мы шли до этого, теперь превратился в прибрежную полынью до 300 метров шириной. Перемычки нигде не было видно. Положение казалось безвыходным. Но это толкнуло нас на изобретательство. Решили соорудить паром и переправиться вплавь. Материалом для парома должен был послужить лед. Около двух часов работали топором. Наконец острый выступ льдины, толщиной около метра и площадью около 9 квадратных метров, отделился от узкой полосы припая. Эта льдина стала нашим паромом. На ней, приспособив вместо весел лыжи, мы одну за другой переправили через полынью свои упряжки.

Лед оказался действительно вполне пригодным для пути. Вода на нем держалась только в углублениях сравнительно небольшими озерками. Большинство из них нам удавалось обходить; но некоторые простирались на большом пространстве, и мы вынуждены были резать их поперек. Собаки и сани, как правило, всплывали, но сами мы ни разу не погрузились выше пояса. Сквозные промоины попадались еще реже. Их легко можно было определить по цвету воды и обойти. Короче говоря, мы имели привычную дорогу, продвигались „нормально“ и надеялись добраться до намеченной точки без особых приключений.

Но наша надежда и на этот раз не оправдалась. Вскоре после нашей переправы на лед туман рассеялся и сменился… проливным дождем, да еще с громом и молнией. Это явление мы наблюдали на Северной Земле впервые, так как грозы в высоких широтах Арктики необычайно редки. Мы с большим удовольствием согласились бы смотреть на это эффектное зрелище дома, на своей базе, но не в пути, тем более, что гроза разразилась с такой силой, которой могли бы позавидовать сами тропики.

Как только рассеялся туман, мы увидели на севере огромную тучу. Ветер к этому времени стих. Туча приближалась в полной тишине, медленно, но неумолимо. Лишь время от времени ее сверху донизу разрезала молния. После этого, точно медвежье рычание из снежной берлоги, доносились далекие раскаты грома.

Угроза ливня нас не пугала. Мы привыкли к воде. Скоро месяц, как мы изо дня в день бредем по ней иногда по щиколотку, чаще по колено и нередко по пояс. С утра она обжигает и кажется невыносимо холодной. Сразу начинает мучительно ломить ноги. Невольно ожидаешь судорог. Хочется выпрыгнуть из воды, избавиться от нее. Но если бы мы умели делать даже семимильные прыжки, то все равно не миновали бы воды. Повидимому, ею покрыты сейчас все льды Арктики. Ледяная вода, наполнив сапоги и ожегши ноги, постепенно теплеет, а сами ноги разогреваются от ходьбы, боли в них постепенно исчезают, и через полтора-два часа водного похода мы забываем о болях. После этого вода беспокоит только тогда, когда попадаем в нее выше колен или погружаемся по пояс и она захватывает новые части тела. Зато как становится приятно, когда, разбив лагерь и раздевшись догола, мы влезаем в меховые мешки. Несмотря на все трудности пути, нам удалось сохранить мешки сухими. В туман, дождь и снег мы не раз, выжав белье, сушили его на себе, в спальных мешках, но в солнечные дни успевали высушить и мешки. Поэтому в любую погоду мы отдыхали в палатке хорошо и на другой день всегда чувствовали себя достаточно сильными и бодрыми, чтобы снова лезть в ледяную воду.

На этот раз, перед приближающейся грозой, мы уже несколько часов выполняли обычную работу, давно были мокры с ног до головы и не могли вымокнуть еще больше.

Туча могла принести нам только теплый душ. Главное было не в этом, а в том, что поверхность льдов позволяла итти вперед. И мы спокойно продолжали путь.

Гроза приближалась. Туча заняла половину неба и скрыла солнце. Наступили необычные сумерки, от которых при полуночном солнце мы давно уже отвыкли. Вспышки молнии стали ярче. Грохот разрядов усилился. Тишина между раскатами грома стала ощутимее.

_{^{Гроза приближалась. Туча заняла половину неба и скрыла солнце.}}

Первые, очень крупные капли шлепнулись в воду, точно вспугнутые лягушки. Потом они забарабанили часто-часто, но ненадолго. После этого минут пятнадцать не упало ни одной капли.

А туча наседала и от тишины казалась еще грознее.

Вдруг потянул ветерок… прекратился… снова зарябил воду, быстро усилился и через пять минут превратился в бешеный шквал. Одновременно хлынул ливень. Беспрерывные струи воды! Ветер с ревом относил их в сторону.

Сплошной поток хлестал по косой линии, как будто скатываясь с крутого горного склона. Молнии вспыхивали почти беспрерывно. Треск, грохот, шум ливня, вой ветра — все слилось воедино.

Туча повисла над самыми нашими головами. На протяжении 20 километров ливень хлестал беспрерывно. Впечатление было такое, словно мы продирались сквозь двадцатикилометровый водопад. На льду озера воды соединились в сплошное море. Собаки и сани стали всплывать чаще и чаще. Теперь мы уже не могли бы остановиться, если бы и захотели. На десятки километров вокруг не было ни одного клочка льда, свободного от воды и годного для лагеря. Да мы и не собирались останавливаться. Собаки продолжали тянуть, и, пожалуй, лучше, чем в других условиях. При сильных разрядах молнии животные, поджав хвосты и прижав уши, шарахались в сторону, а потом устремлялись вперед, словно под ними раскалывался лед. Молния и следовавший тут же оглушительный треск действовали на них лучше всяких понуканий.