Край большого ледникового щита совсем повернул на запад. Он-то, по всем признакам, и был принят экспедицией, открывшей Землю, за северную ее оконечность. Низкий берег, вдоль которого мы теперь шли, не мог быть видимым с кораблей.

Новый лагерь мы разбили поздно вечером, на 38-м километре пути. Он находился не только дальше сплошной линии, обозначавшей восточный берег Земли, но и за пределами пунктира. Мы вообще вышли за пределы старой карты. Где-то впереди лежала северная оконечность Северной Земли. Некоторые признаки указывали, что эта точка совсем недалеко. Ярко выраженный темный сектор неба опоясывал горизонт от северо-востока до северо-запада. Темная окраска неба могла быть только отражением открытой воды. Недаром туда летели стаями чистики, люрики и белые чайки. Даже куличок-песчаник, сегодня впервые замеченный нами в этом году, промчался туда же. Значит, где-то в пределах этого темного сектора и кончалась Северная Земля.

На какой широте находилась крайняя северная точка Земли, должны были показать ближайшие дни. Мы уже были полны нетерпения достигнуть этой точки. Желание увидеть ее и отметить на белом листе карты опережало нас.

Погода становилась все более неустойчивой. Пасмурное небо, очень низкая облачность, а главное, густые снегопады все чаще лишали нас возможности вести съемку, вынуждали подолгу сидеть в палатке и томиться вынужденными задержками.

Ранним утром 13 мая, при очень плохой видимости, мы все же решили продолжать путь, но пока запрягали собак и увязывали груз, погода окончательно испортилась. Засвежел до этого слабый юго-восточный ветер и повалил такой густой снег, что ни о какой съемке, особенно при характере здешних берегов, не могло быть и речи. Пришлось отпрячь собак, распаковать сани и весь день просидеть на месте.

Основное занятие в таких условиях — наблюдение за барометром. В этот день оно, как и всегда, было не только скучным, но и не обещало улучшения погоды. Накануне, в полдень, атмосферное давление равнялось 756,0 миллиметра, к 7 часам утра оно упало до 750,9, в полдень барометр показывал уже 746,7, а еще через три часа — только 745,7.

Цифра угрожающая. Моряки при таком падении давления уже готовили бы свой корабль к жестокому шторму. Мы тоже готовы были принять любую бурю. Палатка стояла прочно, а сами мы, пожалуй, были бы рады хорошей встряске в атмосфере. После нее можно было бы ожидать изменения погоды к лучшему.

Но ни шторма, ни бури не получилось. Здесь нередко мы попадали в жестокую бурю при очень высоком стоянии барометра и часто убеждались, что падение давления отнюдь не обязательно сопровождается штормом.

Так случилось и на этот раз. Правда, свежий и очень неровный ветер, при густом снегопаде, развел за стенками палатки заметную метель и лишил нас возможности вести съемку, а следовательно, и продвигаться на север к желанной цели, но все же бури, сопровождающей такое падение давления в южных морях, не было. Поднявшаяся метель отнюдь не походила на шторм, ее голос скорее напоминал мяуканье котенка, чем вой волчьей стаи.

— Не метель, а канитель! — ворчал охотник.

Но эта «канитель» держала на месте, что и раздражало нас. Мы то и дело заглядывали на барометр, высовывались из палатки, пока не убедились, что на метель сердиться бесполезно, надо запастись выдержкой.

Отмеченный минимум давления оказался предельным. Больше восьми часов стрелка анероида не двигалась с места. Ветер и снегопад продолжались. Видимость не превышала 40–50 метров. Потом давление стало медленно подниматься, и еще медленнее начала улучшаться погода.

Наконец снегопад прекратился, ветер стих, облачность рассеялась, и мы, после полуторасуточного томления, двинулись дальше на север.

Следующая стоянка была сделана уже днем 14 мая после 35-километрового перехода. На всем протяжении генеральное направление нашего пути шло на северо-запад, в соответствии с направлением берега Земли. Берег попрежнему был низким, сложенным песками и глиной и окруженным отмелями. Отмели заканчивались многолетним, когда-то торошенным льдом. Все острые кромки старых торосов успели обтаять и сгладиться. Надо думать, что когда-то эти льды, выжатые из моря, сели на мель и уже не могли с нее сняться.

Вообще в ландшафте здесь безраздельно господствуют мягкие линии. Ни одного излома, ни одного резкого поворота или подъема. Берег настолько отлогий, что не всегда с первого взгляда можно понять, где ты находишься — на берегу или на льду. Иногда нам приходилось раскапывать снег, чтобы точно знать — земля или лед под нами. Только остатки сгладившихся торосов на границе отмели да приливо-отливная трещина помогали ориентироваться.

Высоты в глубине Земли были незначительными и тоже отличались мягкостью своих очертаний. Резко выделялся только все еще хорошо видимый пройденный нами ледниковый щит. Но и его высота с этой стороны была небольшой. Лишь в конце перехода впереди обозначилась новая куполообразная возвышенность.

В пути мы видели несколько стаек чистиков, летевших с северо-запада, а навстречу им — впервые замеченную в этом году стаю моевок. Кроме них, вообще первый раз на Северной Земле, увидели полярную сову.

На береговом торосе, под которым разбили лагерь, обнаружили следы трех медведей. Журавлев был уже готов пуститься на поиски зверей, но пришлось отклонить это намерение. В медвежатине мы пока не нуждались, путь из-за выпавшего снега был тяжел, а перегружать сани мясом прозапас было не в наших интересах, тем более, что погода вновь испортилась, качался новый снегопад, который должен был еще больше ухудшить дорогу.

Непогода опять удлинила наш отдых, хотя мы не испытывали в этом никакой нужды. Восемь-девять часов и для нас и для собак было вполне достаточно, чтобы восстановить силы для любого перехода, а снегопад задержал нас на целых девятнадцать часов. Небо снова покрылось облаками. Валил такой густой снег, что ничего нельзя было рассмотреть далее 30–40 метров. Температура воздуха поднялась, давление опять упало. Снег на парусине палатки начал таять.

Только днем 15, мая нам удалось двинуться дальше. Боясь упустить установившуюся погоду, мы были вынуждены оставить в покое двух медведей, появившихся в районе нашего лагеря. Настроение охотника было испорчено почти на весь переход.

Характер берега почти не менялся. Лишь впереди попрежнему виднелась небольшая куполообразная возвышенность. Путь из-за рыхлого снега был очень труден. Медленно, но неуклонно мы с каждым шагом приближались к щиту, поблескивающему на фоне темного неба.

Этот день ознаменовался примечательным событием. На 15-м километре мы подошли к маленькому мыску, рядом с которым возвышался свежий береговой торос. Поднявшись на вершину ледяной гряды, километрах в четырех-пяти к северу увидели открытую воду. Не вскрытые льды, а настоящее чистое, свободное от льдов море! По перелету птиц и «водяному» небу мы уже давно предполагали наличие на севере открытой воды, но думали, что это более или менее крупные разводья среди взломанных льдов. Открывавшаяся картина превзошла все наши ожидания. В пределах хорошей видимости на воде не было ни одной льдины, и даже вдали на небе не замечалось никаких признаков характерного для льдов белесоватого отблеска. Странно было видеть такое море в первой половине мая за 81-м градусом северной широты.

Еще через несколько часов подошли вплотную к подножию давно замеченной возвышенности. Она оказалась новым ледниковым щитом. Погода к этому времени разгулялась, несмотря на то, что давление все еще было очень низким. Решили воспользоваться солнцем и провести астрономические наблюдения. От последнего астрономического пункта нас отделяло более 100 километров. Надо было уточнить наше местонахождение.

Лагерь разбили очень быстро. Обычно мы тратили на это 30–40 минут. На этот раз надо было спешить. Мы остановились в 17 часов 40 минут и уже в 18 часов должны были принять сигналы времени. На распаковку саней и разбивку палаток потратили всего лишь 8 минут, а на установку радиоприемника и антенны только 4 минуты. Таким образом, через 12 минут после остановки все было готово к приему радиосигналов времени.