А уж это его «попроси» звучит с такой очень интимной интонацией, что против воли, мои щеки заливаются краской. Вот наглец, а!

Попрощавшись с мужчинами, делаю вид, что очень занята, и топаю абы куда, но с крайне целеустремленным видом, а когда они уходят, останавливаюсь в задумчивости. Отыскав на первом этаже дамский туалет и управившись со своими делами, возникшими после «сытного» ужина из двух стаканов воды, замираю возле умывальника, уставившись в зеркало.

Да уж! Неописуемая красота. Хорошо, что я уже облегчилась, а то могла бы и описаться от ужаса при виде собственной физиономии. Шишка уже не выпирает рогом единорога, уж не знаю, что там сделал Тео, но все равно, лоб внешне лучше выглядеть не стал. Прямо посредине цветет красивое, фиолетово-бордовое, с зеленоватыми вкраплениями пятно, разливаясь от линии бровей и поднимаясь почти до волос. Просто картина импрессиониста, Ёжкин Кот! «Ирисы» Клода Моне! У меня на лбу! Не знаю, мне смеяться, или плакать? Сколько шансов, что Тео забудет подобный крайне сюрреалистичный внешний вид в ближайшие… хотя бы пару месяцев и таки влюбится в меня? Я не математик, но как-то мне кажется, что шансы стремятся к нулю.

Сажусь на пуфик и с удовольствием придаюсь унынию, поливая слезами противное синтетическое платье. После того, как успокаиваюсь, жизнь кажется все такой же серой, но хотя бы не хочется пойти утопиться в унитазе. Вяло встаю и тяну ноги в сторону своего отдела, прихватив тряпку и ведро из туалета, надо же будет как-то убирать вездесущую пыль. Возле решетчатой двери долго копаюсь, не сразу сообразив, как открыть замок, потом запираюсь и прохожу в уже знакомую комнату. Без сил бухаюсь на диван, подняв тучу серой пыли и вырубаюсь, едва голова поудобнее укладывается на ридикюле.

Утро меня встречает голодным завыванием желудка и отвратительным настроением.

— А ну, прекращай! — ворчу куда-то в сторону пупка. — Тоже мне барин! Забыл, как мы с тобой в общаге жили? Один «Доширак» в день и ничего, выжили, выучились.

Память тут же услужливо подкидывает эпизод, почему именно я ела одну вермишель быстрого приготовления. Схлестнулась с заведующим кафедрой: посмела прийти жаловаться на их профессора за недостойное такого пожилого и образованного человека поведение. Старый хрыч посмел пошлые намеки отпускать и хвататься своей артритной лапой за мои коленки. Со дня той жалобы стипендию мне больше не платили, оценки занижали, на зачетах и экзаменах валили. Пришлось устраиваться на работу и заканчивать учебу на чистом упрямстве и отмороженном пофигизме. С тех голодных времен мне достались диплом с отличием и жгучая ненависть к макаронным изделиям.

Интересно, сколько сейчас времени? Я, конечно, уже на рабочем месте, но хотелось бы позавтракать, тем более у меня есть деньги, осталось только узнать, где и как их можно потратить. Закрыв отдел, и кое-как приведя себя в порядок в туалете, выхожу из библиотеки на улицу и застываю. При свете начинающегося дня этот новый мир выглядит так же необычно, как и ночью. Деревья с фиолетовыми листьями, синяя трава. Мимо деловито снуют пешеходы. Спешно спрашиваю у одного из них — рыжего паренька лет восемнадцати-двадцати, который час. Он, не останавливаясь и хитро ухмыльнувшись, тыкает пальцем куда-то вверх. Поднимаю голову и вижу на здании библиотеки, на самом верху, под крышей, круглые часы, показывающие семь тридцать утра. Отлично! У меня есть полтора часа, чтобы найти, где можно перекусить и вернуться назад.

Не теряя времени, вливаюсь в пешеходный поток и двигаюсь вместе со всеми, оставляя здание библиотеки где-то справа. К счастью, мой расчет оказывается верен. Спустя пару сотен метров, я выхожу на площадь, где полно всяких магазинов, ларьков, лавок и кафе. Идти в кафе я не рискую, ничего не зная о местной валюте, вместо этого, притаившись за деревом, внимательно наблюдаю, как недалеко от меня, девушка покупает что-то типа Хот-дога в ларьке. Она берет еду, а затем достает из мешочка, на подобии моего, деньги. Я уже успела утром их рассмотреть. Местная валюта — это камни. Ага. Сама обалдела, достав их из кошелька, врученного вчера мне Теодором. Размером все одинаковые, разные только по цвету. Я, исходя из Земной логики, решила, что самые дорогие камни — это золотистые. Потом серебристые. И последние — красные и синие.

Но к моему удивлению, девушка протягивает продавцу два серебристых камешка, а он дает сдачу — один золотистый. Ладно. Была не была! Подождав, пока девушка отойдет, подхожу к лотку. Да, я была права. Это Хот-дог, только тут называется Син-ту. Вместо сосиски в булку кладут домашнюю колбаску, добавляют соусы. Представив себе этот вид и запах, я едва успеваю сглатывать слюну. Заказываю бутерброд, салат и какой-то напиток, вроде бы, чай.

— Два лу, — говорит продавец, вежливо улыбаясь и протягивая мне завтрак.

Лу? Что такое лу? Вот же, гад ты, а не демон! Хоть бы какую-то шпаргалку дал! А то перенес в другой мир и гребись, как хочешь! Кладу два серебряных камешка и слежу за реакцией продавца. Тот смахивает деньги к себе в какую-то емкость и продолжает заниматься нарезкой овощей. Ага, значит, все правильно. Надо запомнить, что серебристые камешки — это лу.

Усевшись на скамью неподалеку, быстро и с аппетитом уминаю купленное, а чай допиваю по дороге в библиотеку. Возле решетчатой двери своего отдела сталкиваюсь с Тео и парочкой странного вида… людей? Невысокие, плотного телосложения, одетые в платья, значит, женщины.

— Доброе утро, госпожа Ольхов. Я привел вам уборщиц. Они быстренько приведут в порядок вверенное вам помещение. Рад видеть, что вы прислушались к моим вчерашним словам и не опаздываете на работу.

Эх, Тео, ясное солнышко. Стоит, сияет голубыми глазами. Чистенький, костюм с иголочки. И тут я — с синяком на половину лба и вчерашнем платье.

— Доброе утро, господин Гайн. Благодарю вас за заботу, — приветливо улыбаюсь. — Здравствуйте, дамы, — здороваюсь с уборщицами.

По глазам вижу, Тео замечает, что я во вчерашнем платье. Ну, а что делать? Куплю новое на выходном.

— Вот, вам нужно ознакомиться, прежде чем приступать к работе, — брюнет впихивает мне в руки огромный талмуд. — Я зайду за вами в обед, покажу, где у нас столовая.

— А что это такое? — спрашиваю его уже в спину, кивая на увесистую книгу.

— Ваши должностные обязанности, — отвечает, даже не повернувшись.

Ошарашено смотрю на толстенную книгу в своих руках. Ничего себе! Тут же листов семьсот, не меньше. А не слишком ли много обязанностей для меня одной?? А когда прикажете личной жизнью заниматься??!

Пока уборщицы рьяно, но тихо занимаются уборкой, я, усевшись на удобный и уже чистый диванчик с ногами, знакомлюсь с должностными обязанностями. Однако! Оказывается, я — глава очень важного отдела. Тут хранятся реликвии, найденные в разных мирах местными исследователями, амулеты и артефакты, а также редкие книги, большинство с такой информацией, что лучше ее не знать. Например, в списке литературы значится том «Некромантия и подчинение смерти», там же, но двумя пунктами ниже, «Подавление чужой воли, смертельные и любовные чары». Ну и всякого другого, не менее опасного, хватает.

И, кстати говоря, все это находится отнюдь не в той комнате, которую сейчас убирают. Оказывается, тут есть подсобки. Решаю пока что их не осматривать, дождусь, когда уйдут уборщицы. А те, словно услышав мои мысли, молча собираются и, махнув на прощание рукой, уходят.

Оглядываюсь. Надо же. Все вокруг просто сияет, тщательно вымытое, отполированное, выглаженное. Новые шторы на окнах, зазеленевший цветок в горшке, запах воска и лимона. На столе лежит красивый плед в стиле пэчворк и три хорошенькие разноцветные подушечки, видимо, для дивана. Супер. Теперь можно не класть под голову сумку и укрыться будет чем.

Прихорашиваю диван оставленными предметами и, взяв ключи, иду проводить ревизию доверенного мне добра. Действительно, за стеллажами есть три двери, которых я раньше не заметила. Открываю ту, что по центру. Зажигаю светильник, после нескольких неудачных попыток доходит, что нужно просто провести пальцами по стеклу. Неяркий свет освещает помещение. Что странно, пыли тут нет никакой. Пустая комната и только возле дальней стены — стеллажи. Ага, значит, это те самые редкие книги. Прохожусь вдоль рядов, осматриваю корешки, но в руки не беру.