Ощущение ограниченности земных ресурсов ожесточило Запад и подвигло его на дележ еще не захваченных земель. Карта мира уже в значительной мере определилась, так что империалистические лидеры Запада имели уже ограниченные новые возможности. Большая часть Азии была покорена Западом. Целями становились Африка, Индокитай, Китай, тихоокеанские острова. В течение двух десятилетий после 1875 г. свыше четверти поверхности суши было захвачено Западом. Поставки из колоний сырья, дешевой рабочей силы и полуфабрикатов рассматривались как способ увеличения доходов метрополии. Произошел качественный скачок в интенсивности эксплуатации незападного мира. Британия захватила величайшую из империй, в значительной мере полагаясь на местных правителей. Так она управляла 400-миллионной Индией.

На территориях, где в большом числе осели британские иммигранты, возникли британские доминионы: Канада в 1867 г., Австралия — в 1910 г., Новая Зеландия и Ньюфаундленд — в 1907 г., Южная Африка — в 1910 г., Франция проводила политику активной интеграции. Алжирский и тунисский департаменты были административно объединены с территорией метрополии. Официально поощрялась французская эмиграция в Северную Африку. Затем началась схватка собственно за Африку. Царства Западной Африки сопротивлялись не больше, чем инки или ацтеки. Китай был особым случаем.

Своеобразным барьером между Западом и Россией выступили три государства — Швеция, Польша и Оттоманская империя. Пик их могущества был достигнут на феодальной основе. Они (кроме Швеции) не участвовали в западном взлете, перенапряжение сил способствовало переходу этих государств в фазу стагнации. Уставшая Оттоманская империя и раздробленная Речь Посполитая невольно выступили щитом России против доминировавших в Западной Европе XVI—XVII вв. Испании, Франции, Британии. Фаза стагнации непосредственных западных соседей дала России передышку в период первоначальной послемонгольской слабости, когда ей трудно было выдержать новое (после монголов) противостояние. Это обеспечило благоприятные возможности для государственного строительства России, для процесса объединения восточных славян и освоения Сибири.

Запад рассчитывал на освободившуюся Русь как на союзника, способного нейтрализовать страшное давление оттоманов, сокрушивших Византию, овладевших Балканами и выходящих в Центральную Европу. Озабоченность западных стран опасностью турецкого нашествия исторически благоприятствовала формированию послемонгольской Руси. В условиях, когда Мадрид на море, а Вена на суше отчаянно бились с турками, приветствовалась всякая помощь европейским странам с востока. В западноевропейских столицах обсуждались планы привлечения к битве с турками даже Золотой Орды, но, конечно, более реальным здесь виделось присоединение молодой русской державы к антитурецкой оппозиции. В первых дипломатических контактах Запада с Русью обсуждалась именно эта животрепещущая проблема, и Запад выступил в необычной для себя роли просителя.

Католический Рим надеялся мирным путем ввести Русь в орбиту католического влияния. Так как греческая твердыня православия рухнула и можно было предполагать, что Москва будет искать религиозное покровительство нового «идейного патрона». Уже была заключена так называемая Флорентийская уния о подчинении греческого православия римскому католичеству, которая как бы передавала «завет православия» восточноевропейского мира католическому Риму. Особенность первых контактов — восприятие католическим Римом всякого обращения к себе как автоматического признания своего сюзеренитета, подчиненности папе. Царь Иван III послал в Рим посольство, надеясь на то, что Запад признает право Москвы на идейное наследство Константинополя и греческого православия. Присланное из Москвы посольство Ивана Фрязина папа Сикст IV расценил как жест подчинения, готовность встать под высокую руку римского первосвященника. Шагом в этом же направлении был брак Ивана III с наследницей греческого престола Софьей Палеолог.

Но римские первосвященники увидели и в этом просьбу об опеке, стремление к фактическому признанию главенства папства в христианском мире. В ответ на сватовство Ивана III папа Сикст IV хвалит русского монарха за якобы фактическое признание Флорентийской унии, полагая, что логически следующим шагом будет признание римского первосвященника главой мировой церкви. Папа посылает в Москву легата с поручением изучить на месте религиозные обряды, направить на путь истинный великого князя и его подданных. Это различие взглядов, которое вполне можно определить как историческое недоразумение, объективно содействовало подъему московской державы, воспользовавшейся иллюзиями и прямой заинтересованностью западного католического мира. Далеко не сразу духовные властители католической Европы обнаружили явную несклонность Руси к вассальной зависимости. Но пока в Риме питали иллюзии относительно возможности превратить Московию во вторую Польшу, русское царство избежало участи стать прямым объектом западной колонизации.

Движение Запада в русском направлении возглавила католическая Польша. В XIV—XVI вв. польская корона катализировала Литву, и соседняя Русь виделась логическим продолжением польского прозелитизма. Но слабо подверженная западному влиянию, лишенная западной рациональности и эффективности феодальная Речь Посполитая не генерировала энергии западного накала. Самоуверенность слабой державы, отдавшей иезуитам свою восточную политику, стала невольным барьером на пути вовлечения Руси в западное гравитационное поле.

Итак, пока испанский флот бился с турками за контроль над Средиземноморьем, пока римский папа направлял своих легатов в Москву, а поляки католизировали Великую Литву, Русь в силу этих благоприятных обстоятельств оказалась в известной мере предоставленной самой себе, способной следовать органике своего поступательного развития. Шаг за шагом Москва увеличивала радиус своего влияния, десятилетие за десятилетием свободно выработанные особые формы общественной и духовной жизни относительно свободно складывались в молодом и растущем государстве.

С самого начала возникновения российской государственности в виде Киевской Руси особенностью российского развития была исключительная уязвимость — от первого государства на Днепре тысячу лет назад и до Российской империи — Советского Союза — Российской Федерации сегодня. Пять раз (только за последние четыреста лет) на Россию накатывались волны сил, намеревавшиеся не только радикально ослабить, но и покорить ее:

— в 1607—1612 годах католическая армия под водительством польского короля Сигизмунда Третьего захватила всю западную часть русского государства, включая Москву, установив прозападные режимы Лжедмитрия Первого и Второго;

— в 1707—1709 годах армия шведского короля Карла Двенадцатого направилась к Москве и была остановлена только в Центральной Украине;

— в 1812 году Наполеон во главе «великой армии» захватил Москву;

— в 1918 году войска кайзеровской Германии оккупировали треть территории европейской России;

— в 1941 году Гитлер дошел до Москвы, Ленинграда, Волги и Кавказа.

Россия пережила несколько волн целенаправленного западного воздействия. Наибольшее влияние оказали следующие: протестантизм (1717—1840), идеи Просвещения (1750—1824), технический модернизм — прибытие инженеров, строительство заводов (1890—1925), политический либерализм (1770— 1917), марксизм (1860—1917), марксизм-ленинизм (1903—1991), идеи свободного рынка (1991—2002).

В середине века налаживаются морские связи России с Западом. Через перешедшую к русским Нарву западные купцы с 1558 г. начали осваивать русский рынок. Именно из Нарвы первые русские суда, построенные и укомплектованные англичанами, стали плавать по Балтике, на которой в это время шла борьба между Данией и Швецией. Не менее важно было и то, что англичане, пытаясь преодолеть фактическую монополию Испании и Португалии на торговлю с Китаем, предприняли экспедиции по северному пути. Как уже упоминалось, в 1553 г. в поисках арктического пути в Китай капитан Р. Ченселор с отрядом британских торговых кораблей бросил якорь на рейде северного Архангельска, который стал символом первых серьезных экономических контактов Запада и России. Хватка англичан осветила своей энергией северное небо, и русские поморы, ходившие в далекий морской путь на Грумант, увидели моряков не меньшей отваги, предприимчивости и мастерства. После превращения Архангельска в международный порту России образовались две «точки соприкосновения» с Западом — Нарва и Белое море.