Американские поклонники Англии отплатили той же монетой во время войны с бурами. Дело было не в простой солидарности. Рузвельт заметил в связи с неудачами англичан в Южной Африке: «Если Британская империя потерпит серьезное поражение, то это будет означать, что через пять лет, я полагаю, наступит война между нами и одной из воинственных наций континентальной Европы». Политикам он объясняет, что поражение англичан в Трансваале ослабляет всю англосаксонскую расу. Но главный аргумент был такой: Англия сражается на стороне цивилизации, ее поступательного движения, а буры, какие бы симпатии они ни вызывали, стоят на пути исторического развития, мешая ему. Поэтому буры обречены. Историческое развитие, полагал Рузвельт, идет по тропе колонизации.

В 1900—1904 гг. американо-английский союз рассматривался многими в Вашингтоне и Лондоне как залог доминирования США в Западном полушарии и преобладания Англии в остальных регионах. «С Англией в Суэце и США в Панаме мы будем держать мир в крепких объятиях», —писал Лоджв 1905 г. Рузвельту. Чтобы схема была выдержана строго, Рузвельт в частном порядке обсуждает даже вопрос об обмене Филиппин на английские владения в Америке. Речь идет прежде всего о Канаде, но разбирался также вариант обмена Филиппин на Ямайку и Багамские острова. Мысль о присоединении к Штатам Канады сопутствовала Рузвельту все годы его президентства, несмотря на то что дружба с Лондоном являлась одним из краеугольных камней его внешней политики.

Речь шла о стране, индустрия которой производила железа больше, чем Германия, Британия и Франция вместе взятые. Национальный продукт Соединенных Штатов был в три раза больше, чем национальный продукт Британии или Германии, он был в шесть раз больше, чем у Франции.

Если самый рьяный милитарист мира — германский кайзер — видит опасность внутренних междоусобиц европейских народов, то идея сплочения авангарда наиболее развитых капиталистических стран может оказаться ему нечуждой. Намечалось, что Германия получит специальную зону влияния в Малой Азии и в Иране. Американское руководство было готово предоставить Берлину значительную зону влияния в Латинской Америке, Южной и Центральной Азии. Во время аудиенции с императором кто-то сказал: Англия, Германия и Соединенные Штаты — единственная надежда победоносной христианской цивилизации. Теперь Америка вступает в мировую игру, она может быть полезной и для внутриевропейских контактов. Последовал совет англичанам разрешить Германии участвовать в экономической эксплуатации Ирана.

Стало понятно, что война стучится в ворота Европы: кайзер Вильгельм говорил, что лучшей гарантией безопасности Германии является ее способность быстро нанести поражение противостоящей коалиции. Надежда Германии заключается в очевидной неспособности Великобритании долгое время поддерживать постоянный союз с Россией и Францией. Хауз убедился, что основные политические силы Европы слишком завязаны на европейский конфликт. Он пишет Вильсону: «Положение — исключительное. Это милитаризм, дошедший до полного безумия. Если не добиться установления иных отношений, то произойдет ужасный катаклизм. Тут слишком много ненависти, слишком много подозрительности».

Немецкий историк Фридрих Майнеке писал другу: «Ужасное и отчаянное существование ожидает нас! И хотя моя ненависть к врагам, которые напоминают мне диких животных, сильна как никогда, столь же велика моя злость и возмущение теми германскими политиками, которые из-за своих предрассудков и глупости втянули нас в эту бездну. Несколько раз на протяжении войны мы могли заключить мирное соглашение, если бы не безграничные требования пангерманистско-милитаристско-консервативного комплекса, сделавшие такой мир невозможным. Ужасно и трагично то, что этот комплекс оказалось возможным разбить, только сокрушив само государство».

Первая мировая война является одним из важнейших рубежей мировой истории, изменивших мировое развитие в социальном, экономическом и военном отношении, по-новому определившие взаимоотношения Запада и окружающего его мира. Она вызвала поистине революционные изменения в индустрии, в технологии, в средствах массовой коммуникации, в организации национальной экономической жизни, в системе внутренних социальных отношений. Эта война с колоссальной силой «высветила» национальный вопрос, дала современную форму националистическим движениям. Она же, в конечном счете, вывела на арену истории те массы народа, которые как бы «спали до этого историческим сном». В то же время Первая мировая война представляет собой безумный европейский раскол, стоивший европейскому региону места центра мировой мощи, авангарда мирового развития. Запад поплатился за бездумное самомнение.

Берлин, загнавший в тень Францию и доминировавший в торговле с Россией, обогнал Лондон в качестве лидера экономического развития Старого Света. К 1914 г. Германия производила 17,6 млн т стали — больше, чем Россия, Британия и Франция, вместе взятые. Германский «Сименс» доминировал в западной электротехнической промышленности, «Байер» и «Хехст» производили 90 процентов мировых красителей, угля Германия добывала в 1914 г. 277 млн т, тогда как Россия — 36 млн, а Франция — 40 млн т. По доле в мировом промышленном производстве (14,8%) Германия обошла Англию. Военный бюджет Германии достиг в 1914 г. 442 млн долл, против 324 млн у России и 197 млн у Франции. Складывается ситуация, ведущая к кризису: из европейского концерта выделяется лидер, что заставило остальные страны Запада объединиться ради самозащиты.

Возвышение Германии привело в конце концов к союзу против нее Франции, России и Британии. Устрашенная германским динамизмом, Россия выбрала европейский Запад против европейского Центра. Два наиболее талантливых государственных деятеля России начала века, два премьера — С.Ю. Витте и П.А. Столыпин резко выступали против участия России в коалиционном противостоянии. Столыпин просил 20 лет мира. В тон ему Витте полагал, что катастрофу влечет уже сама постановка вопроса, требующая выбора между Парижем и Берлином. Сейчас, с высоты нового века, довольно отчетливо видно, что великая страна нуждалась в безопасности, в гарантии от эксцессов германского динамизма, но она никак не нуждалась в территориальной экспансии, которая создавала для России лишь новые проблемы.

Современная история России началась в 1914 г. Первая мировая война служит водоразделом между преимущественно эволюционным, упорядоченным развитием, приближавшем ее к Западу, и, с другой стороны, спазматическим — со взлетами и падениями — развитием нашей страны по собственному пути. Многое из того, что происходит сейчас в развитии нашего государства, представляет собой попытку сращивания с европейскими тканями, отторгнутыми в 1914—1918 гг.

Правящие круги России встали на путь, в конце которого они хотели сделать Россию таким же центром мирового развития, какими были Германия и Англия. Они хотели видеть в России полномочного участника западной технологической революции, главного будущего экономического гиганта Евразии, доминирующего в Китае и на Дальнем Востоке. Россия — от высших до низших сословий — верила в свое будущее. Никогда еще в России не было столько образованных людей, никогда еще книги, журналы и газеты не имели столь широкой аудитории. Примерно восемь тысяч русских студентов учились на Западе. Академия наук впервые стала общенациональным учреждением мирового уровня. В России создавалось рациональное сельское хозяйство, рос класс умелых промышленных рабочих, оформлялась прослойка промышленных организаторов, в стране существовал парламент, интересная, разноликая пресса, творили трудолюбивые и ответственные люди.

Беседуя с французским послом в начале 1914 г., Николай Второй говорил, что Россия безусловно разовьет свой громадный потенциал. «Наша торговля будет развиваться вместе с эксплуатацией — благодаря железным дорогам — ресурсов в России и с увеличением нашего населения, которое через 30 лет превысит триста миллионов человек». Царь не мог представить себе такого оборота событий, из-за которого Россия в XX веке потеряет 70 млн человек, обескровит цвет своего мужского населения и, почти достигнув отметки 300 млн, к концу века распадется на части. Ни царь, ни его окружение не проявили должной мудрости, понимания того, что находящейся в процессе модернизации России опасно перенапрягаться, что ей важнее внутреннее укрепление. Первая мировая война оказалась злосчастной войной, победитель в которой не получал желаемого даже в случае победы. Первая мировая война открыла новый пласт нашей национальной истории, создала предпосылки революции, гражданской войны, построения социализма и многих десятилетий разобщения с Западом.