7 ноября 1918 г. германская делегация во главе с лидером Партии центра Эрцбергером пересекла линию Западного фронта. Переговоры начались в Компьенском лесу 9 ноября в штабном вагоне генералиссимуса Фоша. Эрцбергер пытался сыграть на опасности завладения большевизмом всей Центральной Европы, на что Фош ответил: «Вы страдаете болезнью потерпевшего поражение. Я не боюсь этого. Западная Европа найдет средства защитить себя от опасности». Вечером 10 ноября Берлин принял условия западных союзников. Германия обязалась немедленно освободить Бельгию, Францию, Люксембург и Эльзас с Лотарингией; сдать 5 тысяч тяжелых орудий, 25 тысяч пулеметов, 1700 самолетов, 5 тысяч паровозов, 150 тысяч вагонов и 5 тысяч грузовиков. Соглашение о перемирии было подписано в пять минут шестого утра 11 ноября 1918 г.

Для стабилизации положения России абсолютно необходимо было прекратить бессмысленную войну — продолжать дренаж крови нации уже было противоположно инстинкту самосохранения. Тот или иной выход из войны для России 1917 г. предопределен.

В экономической сфере Россия к 1914 г. становилась мощной промышленной державой. Ее сельское хозяйство, хотя и отсталое по методам производства, сделало несколько шагов вперед и укрепило экспортные позиции России. В культурной области между Россией и Западом не было разрыва на высшем уровне, русские классики были общеевропейскими классиками. Россия могла с гордостью сопоставить себя в любой сфере творческого духа — ее мыслители, ученые и представители творческих профессий были авангардом и славой Европы. Но когда фокус смещается с элиты на общую массу населения, здесь Россия не выдерживает сравнения с ведущими странами Запада.

Для России Первая мировая война была испытанием, к которому страна не была готова. Многолетняя война была губительной для огромной неорганизованной страны с плохими коммуникациями, с недостаточно развитой индустрией, с малограмотной массой основного населения. Противник 1914 г. использовал возможности раскола многонациональной России[122]. В результате войны Россия потеряла Польшу, Финляндию, Эстонию, Латвию, Литву и Бессарабию, составлявших в совокупности 15,4% ее населения. Потеря 817 тысяч квадратных километров территории и 28 млн подданных означала также потерю десяти процентов всех железнодорожных путей, трети всех индустриальных предприятий, использующих одну шестую часть всех индустриальных рабочих, производивших одну пятую всех индустриальных товаров[123].

Опыт мировой и гражданской войны отшатнул Россию от Запада. Поставщиком необходимого цивилизационно-технологического минимума до 1914-го и после 1922 г. была Германия. Но в целом Россия, разочарованная в западном пути развития, после 1917 г. ушла в изоляцию. И до сих пор по существу не знает, как из нее выйти.

Напряжение войны имело губительные последствия для ориентированного на Запад общества, созданного Петром и непосредственно связанного — идейно, материально, морально — с Западной Европой. Изоляция и агония войны подорвали силы тонкого слоя европейски ориентированного правящего класса, вывели на арену истории массы, для которых Запад в позитивном плане был пустым звуком, а в непосредственном опыте ассоциировался с безжалостно эффективной германской военной машиной, с пулеметом, косившим русских и нивелировавшим храбрость, жертвенность, патриотизм. Фундаментальный, столетиями взлелеянный страх перед внешней уязвимостью был доведен Первой мировой войной до стадии морального террора. Сколь ни велика и обильна была

Россия человеческими и прочими ресурсами, количество не перешло в качество. Россия стала жертвой превосходной германской организации, технологии, науки. Порожденное массовое чувство уязвимости и создало ту почву, на которой процвел большевизм, обещавший социальный прогресс в условиях новой безопасности, построенной на основе самой передовой западной теории.

Союзники России не сделали ей ничего более того, что соответствовало их представлениям о собственном благе. Не они стали причиной ее несчастий. Россия так и не смогла найти ту дорогу, которая привела бы ее к созданию условий для ускоренного развития. Дело Петра потерпело поражение в 1917 г. Были ли для этого предпосылки? Отрицать наличие некоторых из них бессмысленно. Русская военная мощь не сравнялась с лучшими армиями своего времени — прежде всего с главным врагом — германской армией, что и было продемонстрировано в 1914—1917 гг. Русские полководцы одерживали победы в боях против австрийцев и турок, но на германской линии фронта результат всех кровавых усилий был обескураживающим. Тыл некоторое время работал не только жертвенно, но и слаженно. Однако по мере растущего напряжения сказалась незрелость общественного устройства и несформированность жителей как граждан, равных «прометеевскому человеку» Запада. Это и предвосхитило фатальную слабость России в час ее исторического испытания.

В результате Первой мировой войны произошла базовая трансформация российского сознания, и Россия ринулась прочь от единения с западными соседями — в поисках особого пути, особой судьбы, изоляции от жестокой эффективности Запада. Так был избран путь на семьдесят лет. Россия подошла к концу двадцатого столетия, перенеся немыслимые испытания, но так и не выработав систему противостояния ошибочному курсу своих правителей, мирной корректировки этого курса.

Напрашивается вывод, что России нужен был союз с обеими странами-антагонистами — с Францией (которая инвестировала в российский экономический подъем 1892—1914 гг. и геополитически гарантировала от германской зависимости) и с Германией, лидером европейского экономического развития, главным торговым партнером России. Наша страна нуждалась в германской технологии, в германских капиталах и в германских специалистах, в инженерах и организаторах науки и индустрии. Заключив обязывающий антигерманский союз, Россия, по существу, отдала свою судьбу в чужие руки.

Преступная гордыня погубила Россию. Ни при каких обстоятельствах ей не следовало вступать в войну с индустриальным чемпионом континента. Россия имела возможность избежать фатального конфликта с Германией. Россия нуждалась в германской технологии, в германских капиталах и в германских специалистах, в инженерах и организаторах. Однако в русском обществе победила линия противостояния «сверхзависимости» от Германии. Существовала ли угроза необратимой зависимости, если бы Россия продолжала так же успешно развиваться, как это было в 1900—1914 гг., это большой вопрос. Более ясно ныне то, что дипломатическое замыкание России на Францию в пику Германии делало ее заложницей неподконтрольных ей политических процессов. Россия, по существу, отдала свою судьбу в чужие руки.

Мы генетически наследуем стоицизм народа, жертвенность которого общепризнанна. Наши предки ценой неимоверных жертв сохранили нам драгоценную свободу исторического выбора. Этот выбор зависит сейчас только от нас.

Франция призвала под свои знамена восемь с половиной миллионов солдат — цвет населения метрополии, из них миллион триста тысяч погибли. 2,8 миллиона были тяжело ранены. Наиболее индустриально развитая северо-восточная зона страны оказалась под многолетней германской оккупацией. 230 тысяч предприятий были полностью разрушены, а 350 тысяч — частично. В 1919 г. промышленное производство Франции составило 60% от уровня 1913 г. Общий экономический ущерб (в который входили займы, потерянные в России) составил примерно 160 миллиардов золотых франков[124]. Все это придавало основание признанию Клемансо, что Франция одержала в Первой мировой войне пиррову победу.

По сравнению с Францией (не говоря уже о России) Британия выдержала испытание Первой мировой войны достойно. Ее экономика в основе своей вынесла напряжение. Если во Франции инфляция за годы войны составила примерно 450 процентов, то в Британии она была многократно меньше. Стоимость жизни выросла только на 20%. Ирландия еще не вспыхнула, и в Объединенном королевстве царил относительный национальный и социальный мир. Имперские владения переживали период бума[125].