– Я не знаю, Карим, сколько тех, кто поддерживал тебя все эти годы, но для многих я стану предателем. И это не те, кто, как и мой отец, готов убивать, чтобы в чужой смерти найти успокоение. Это те, для кого слова Кодекса чести являются основой их жизни.

Но как ни странно, мои слова ни на одного из них не производят того впечатления, которого я мог ожидать. И отвечает мне не тот, к кому я обращался.

Повелитель Аарон поднимается со своего кресла и так, словно речь идет о чем-то совершенно малозначительном, с убежденностью в голосе, которая больше чем произносимые им слова утверждает меня в том решении, которое на самом деле я уже давно принял, говорит:

– А разве имеет значение, что они будут думать. Значение будет иметь лишь то, что ты будешь делать, придя к власти.

– И что же я буду делать?

– Создавать новый Кодекс чести. Не ломать то, что стало частью жизни, не заставлять принять то, что им непонятно и неведомо. А исподволь, собственной жизнью, жизнью тех, кто пойдет за тобой, творить новые правила нового мира для своего народа. Осознав то, что скрывается под тканью набиру, вписывать это в новую действительность. Не предавать, а давать им новую цель жизни. И спрашивать себя ты должен не о том, хочешь ты этого или нет. А готов ли ты взять этот нелегкий труд на себя? Готов ли пройти через разочарование, отчаяние, предательство, чтобы изменить то, что кажется сейчас незыблемым? Готов ли ты принять на себя ответственность за всех и каждого, кто является твоим сородичем? Готов ли отдать себя своему миру и идти с этим решением до самого конца, понимая, что есть лишь один выход – выполнить то, что на себя взвалил? И готов ли ты разделить это все с той, которая пойдет за тобой, доверяя тебе и веря в тебя?

И мне не нужно задумываться над ответом на все эти вопросы. Потому что я его себе уже дал. И не сейчас, не этой ночью, ни даже в тот день, когда мой взгляд застыл, встретившись с глазами Единственной. Этот ответ я дал тогда, когда угас последний крик женщины, ставшей матерью моему первому сыну, в котором я мог различить только одно слово: «Помоги».

И пусть для того, чтобы понять, что я должен делать, мне пришлось еще раз пройти через то отчаяние, когда я не знал, что делать, чтобы и вторая женщина, дав жизнь моему ребенку, не оставила после себя лишь слова проклятия, сейчас я точно знал, иного ответа быть не может.

– Готов.

Мама была… именно такой, какой и надлежит быть невесте. Восторженной, смущенной, прекрасной до понимания того, что такая красота может ранить, нежной до ощущения хрупкости. Она то взрывалась звонким смехом, то опускала глаза, натыкаясь на наполненный обещаниями взгляд отца.

Но мало кто знал, чего это стоило ей и мне.

Разбираясь во всем том многообразии нарядов, которые преподнес ей отец, надеясь, что она сможет найти среди них что-либо соответствующее ее настроению, мы забраковали все. Нет, у повелителя демонов был отменный вкус. Не зря же его гарем считался средоточием самых прекрасных женщин – жемчужин среди своих рас. Да и драгоценности, которые словно простые стекляшки устилали пол гостиной, могли покорить сердце не одной красавицы. Но все это было не то. И с каждым платьем, отброшенным в сторону, с каждым ожерельем, глядя на которое мама качала головой, я понимала, что, если не произойдет чуда, – обряда не будет. И готовилась уже отчаяться, когда случилось то, чего никто из нас ожидать никак не мог.

В нашу комнату ввалился Ролан. Причем именно ввалился, держа в руках что-то скрытое под плотной тканью.

– Считайте, что меня здесь не было. – Он бросил свою ношу в ближайшее кресло, поцеловал меня в щечку и многозначительно подмигнул Рае: – Увидимся вечером, мамочка.

И исчез, не дослушав обещание надрать кое-кому задницу.

Впрочем, вряд ли бы это его испугало: он на мне уже неоднократно отрабатывал прием приведения барышень в чувство, когда им нельзя нанести тяжких телесных повреждений. Так что заматывание дам в ближайшее, что подвернется под руку, выполнялось им уже автоматически.

Первой у довольно внушительного свертка оказалась я. А когда откинула край, едва не застыла в изумлении. Потому что это было именно то, что бы я и хотела видеть на маме в этот день.

Тонкое белое кружево, расшитое серебряной нитью и усыпанное камнями, только на первый взгляд казалось не столь сногсшибательным, чем те, что мы признали несоответствующими этому событию.

Оно было трогательно нежным, очаровывающим изысканностью плетения и ослепляющим неожиданным блеском кристаллов, которым оно было присыпано словно изморозью. Да и сам рисунок чем-то напоминал морозный рисунок на замерзшем стекле.

– У тебя, Наташа, просто очаровательный брат.

– Он просто очень хотел видеть тебя своей мачехой. И боялся, что ты в последний момент лишишь его надежды на это.

– Вот только невесты демонов никогда еще не входили в лабиринт в белом.

– Ну если считать, что ты первая недемонесса, которая вступит в него вместе с повелителем, то белое платье на этом фоне как-то даже и рассматривать не стоит.

К большой радости для меня, возразить ей было нечего. Так что к тому моменту, когда в гостиную вошел отец, мы не только успели с помощью служанки привести комнату в относительный порядок, но и, оставшись одни, вдоволь наговориться.

Как я ни старалась, его приближения я не почувствовала. И когда отворилась створка двери, как раз когда мы обсуждали, какую личину придумать Закиралю, чтобы он мог не просто стоять рядом со мной во время церемонии, но и быть представленным моим женихом, я едва не подавилась смехом, настолько серьезным и опустошенным было лицо вошедшего.

– Папа?!

Заметив, что напугал меня своим видом, он укоризненно, сам для себя покачал головой и, нежно мне улыбнувшись и обняв подошедшую к нему маму, проворчал:

– Мне уже и погневаться нельзя. Все нормально с твоим даймоном. Ты забери его там из холла, а то они вместе со своим тером и Каримом мне всех воинов покалечат.

– Так ты поэтому так недоволен?

– А ты думаешь, приятно сознавать, что четверка твоих лучших гвардейцев едва справляется с твоим женихом. Так это он еще не восстановился после ранения, а что будет, когда он придет в свою обычную форму.

– Он решит помериться силами с тобой. Ты ведь ему не уступишь?

– Ну до этого ему еще потренироваться придется, но если им заняться, толк из него будет. – И, спрятав улыбку, добавил уже совершенно иным тоном, в котором одновременно звучали и тревога и сочувствие: – Ты беги к нему, детка. У него был тяжелый день, и твоя поддержка ему сейчас не повредит. – И, когда я уже коснулась ручки двери, бросил вслед: – Он принял решение и готов стать новым правителем Дарианы.

Не знаю, к чему хотел он меня подготовить, но в выборе Закираля я не сомневалась. Как не сомневалась в том, что, принимая его, он думал и обо мне. Таков уж он был. И именно таким я его и полюбила.

Картина, что предстала перед моими глазами, была именно такой, какой мне и описал ее отец. Только в той заварушке кроме даймонов и демонов личной охраны повелителя участвовали еще и оба моих брата. И, несмотря на то что я очень старалась, я так и не смогла понять, кто и на чьей стороне при этом выступал. Единственное, в чем мне удалось разобраться, что Карим сбросил образ, в котором мы привыкли его видеть, но, в отличие от Закираля и его тера, так и щеголял перед всеми без набиру, словно бросая всем вызов своей экзотической даже для демонов внешностью.

Несмотря на огромное желание поучаствовать в этой сваре, я решила скромно постоять в стороне, дожидаясь, когда меня заметят. Правда, при том мелькании мечей, той молниеносности движений, той неукротимой решительности, с которой воины стремились вырвать друг у друга победу, надежд на то, что это произойдет скоро, у меня не было.

Нет, мое появление вряд ли прошло мимо внимания. Но вот стоило ли оно того, чтобы прекратить эту схватку?