— Нет, — прошептали мои губы, отказываясь слушаться подогнулись. — Нет! — Я хотела закричать, но горло сдавило тисками и из него вырывался только приглушенный стон. — Нет!

Радмир, так и не сменив боевую ипостась, вырвал меня из рук растерявшегося Закираля и грубо встряхнул за плечи.

— Прекрати! — его взгляд был черен и страшен. Когти вонзились в кожу, даруя сладостное забытье в боли, которая была не столь страшна, как та, что выжигала сейчас мою душу. — Он сделал то, что должен был. И не смей унижать его своими слезами. Он был воином, воином и ушел.

И я слышала его слова. И я понимала их смысл. И я помнила их, сказанные там, в моей комнате в Камарише, когда я склонила колени перед лежащим на полу телом единственного существа, ради которого я готова была и умереть. Но разве я думала, что мне доведется услышать их еще раз.

Услышать и… не поверить. Поверить и… надеяться, что откроется дверь и мама, взметнув в воздух тонкий аромат духов опустится рядом со мной и скажет: "Я не позволю ему уйти'.

Надеяться и… понимать, что это не случиться.

Он… был… воином.

Лера Д'Тар. Дариана

То выражение, в застывших глазах, с которым Айлас смотрел на замершего на пороге Вилдора, я не забуду долго. Как и те мгновения, когда решалась не только судьба слуги, но и выбор из двух точек зрения на одни и те же события, истинной из которых должна была остаться лишь одна.

И я одновременно боялась, что правым окажется Айлас, потому что в этом случае его судьба вновь возвращалась в тот миг, когда он опустился на колено и склонил голову ожидая решения победителя. И… надеялась, что будет именно так, подтверждая мои подозрения, что игра моего новоиспеченного жениха значительно сложнее, чем просто желание заполучить меня в жены и пройтись по Лилее.

Я поняла, что все это время не шевелилась, опасаясь неосторожным движением разрушить ту тишину, в которой принимались решения, когда Вилдор, лишь окинув напряженным взглядом своего бывшего друга, но так и не произнеся ни слова, вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.

Мои ноги подкашивались, когда я сползла с кресла и подошла к Айласу, глаза которого были закрыты, а плечи судорожно вздрагивали. Похоже, от сдерживаемых рыданий.

— Он не убьет тебя, — впервые, находясь на Дариане, я была уверена в том, что говорила.

Но это были не те слова, которые были ему нужны.

— Он больше не позволит мне быть рядом, — в его глазах жило отчаяние.

Отчаяние, которого я не понимала, но… принимала. Словно осознавая, что вижу проявление тех чувств, которые мне самой недоступны. Потому что это хоть и напоминало любовь, но ею не являлось. И единственное слово, которое срывалось с моих губ, когда я видела страдания слуги, было именно то, что он и произнес — преклонение. Слепое, лишенное смысла, надежды, не объясняемое разумом, но существующее так естественно и созвучно тому, что я видела, не вызывая сомнений или отторжения. И все, что мне оставалось — сделать то, что я уже делала — признать это как факт. Не судя и не высказывая своего мнения на это счет.

Впрочем, оно никого и не интересовало.

— Моя госпожа позволит мне ее покинуть? — его голос, как обычно, был спокоен, но… я, буквально, физически ощущала, насколько ему тяжело.

— Ты хочешь пойти к Ялтару? — не знаю отчего, но сама мысль об этом была мне неприятна.

Но я уже решила для себя: если будет надо, я попытаюсь повлиять на решение Вилдора. Уже предполагая, что за свое заступничество мне придется дорого заплатить.

— Ялтар с экселленцем и комманданте второго эшелона. Я могу идти?

Мне оставалось лишь кивнуть, разрешая — первая часть его реплики вернула меня к желанию остаться одной. Но я не предполагала, как долго продлится мое одиночество, единственными спутниками которых будут Сэнар и меч.

Утекали дни оставшиеся до вторжения, а ни Ялтара, ни Айласа я не видела. Мой тер на оба, интересующих меня вопроса, отвечал лаконично: занят… жив. Повторяя то же самое и на тренировочной площадке. Из чего я делала вывод, что его молчание никоим образом не связано с контролирующими системами. А чтобы гадать о причинах, послуживших основанием для такой краткости… информации не хватало. Баловать же себя притянутыми за уши догадками не хотелось — все и так было слишком зыбко.

На следующий день после нашего разговора забежал Ярангир. Его глаза сияли. На лице, когда он отослав Сэнара из комнаты отстегнул лицевой платок, блуждала многозначительная улыбка.

Мой вопрос был закономерен, а вот его ответ…

— Тринадцать Талтаров. Из самых одиозных и непримиримых. В половине из освободившихся Талтаратов Вилдор отказал наследникам в клятве верности, приняв ее у Алтаров боковых ветвей. А Совет, хоть и понимает в чем дело, помешать Ялтару не может: все в соответствии с Кодексом и Правом Сильного.

— То есть, он использовал меня, чтобы навести порядок в Совете?

У меня были подозрения, что и в этом все не так просто. Особенно после того, как Маргилу упомянул о неприязни старшего сына самого Ялтара к младшему, который многим и виделся будущим Правителем Дарианы. Но я не думала, что он не только избавится от тех, кто не соответствовал его планам, но и сумеет поставить на их место нужных.

Поистине, замысел Вилдора, даже в тех контурах, что становились мне доступными, потрясал. А вот его цель… Продолжала оставаться скрытой в ворохе тех возможных вариантов, что уже приходили в мою голову. И я нисколько не удивилась бы узнав, что большинство моих предположений окажутся, в конце концов, верными. Такие, как нынешний Ялтар Дарианы, по мелочам не разменивались.

И удручало лишь одно… я тоже была в этом списке.

— Даже мой отец не считает, что может быть в этом уверенным. У меня же все, что делает Вилдор вызывает восторг и стремление столь же искусно использовать то, до чего можно дотянуться.

Несмотря на то, что он должен был знать о контроле над моими покоями, в его словах не было лести. То, что произносили его губы, нисколько не противоречило тому, что я видела в его глазах. И это вновь возвращало меня к размышлениям о том, кем же является Ялтар Вилдор. Если даже те, кого можно назвать оппозицией, если не пойти еще дальше и не заподозрить их в желании сменить на Дариане власть, и те искренне восхищались его талантами.

— Ты и про вторжение тоже? — я опустилась в кресло у окна, из которого открывался вид на ставшее судьбоносным в моем пребывании на Дариане озеро.

Но как бы не были горьки связанные с ним воспоминания, его гладь ласкала взор, возвращая в душу спокойствие и надежду. А виднеющиеся вдали снежные вершины, создавали удивительный союз гармонии и мощи.

Губы моего родственничка продолжали кривиться улыбкой, но глаза стали совершенно непроницаемыми, не давая мне понять, что же он думает на самом деле. Впрочем, их отношение к схватке было мне хорошо известно и я не ожидала услышать от Ярангира ничего нового, кроме того, что уже кто-нибудь из даймонов не произносил.

— Для нас бой еще большая потребность, чем еда, сон или продолжение рода. Первое, что делают с новорожденным — дают его ладошке ощутить холод рукояти меча. Вся наша жизнь — это постижение воинского искусства. Самая достойная смерть для нас — уйти в Хаос во время битвы, забрав с собой в Пустоту жизни своих врагов. Мы были созданы такими и это в нашей природе.

Мне не хотелось начинать спор, который я и сама считала бесполезным. Трудно объяснить что-то тому, кто не хочет слышать, кто считает свою правоту единственно возможной, а свою точку зрения самой объективной. И, возможно, я бы сдержалась, так ничего и не сказав, если бы не ощущение, что эти слова нужны не столько Ярангиру, сколько Вилдору, который хоть и не собирался быть постоянно в курсе происходящего здесь, но мог, в очередной раз, оказаться случайным свидетелем.

— А про то, что мы созданы другими, никто из вас, естественно, задумываться не собирался, — я старалась говорить как можно бесстрастнее, переняв эту манеру у них.