Но вот наступил момент, когда слепой произнес:

— Я знаю, что здесь испортилось. И он вынул из кармана щипцы. Некоторое время он возился с часами, что-то скреплял, прикручивал ослабевшие части, и вдруг часы пробили четыре часа, на которых остановились.

Когда Адам и Ева потянули за шнур и появился апостол, радостный крик вырвался у всех, кто был на башне.

Но эта радость тяжестью легла на сердце Яна. Услышал он, как веселится бургомистр, и у него от гнева встал комок в горле, а лицо вдруг стало нервно подергиваться. Душа мастера взбунтовалась.

И вот тогда он подошел к циферблату, охватил его руками и, собрав все силы, резко повернул в обратную сторону. В часах тут же все перемешалось, раздался треск, скрежет, колесики наползли друг на друга, цепи перервались — часы остановились.

Сломав часы и насладившись ужасом, который охватил бургомистра и советников, мастер Ян подошел к краю балкона, схватился за перила и, прежде чем кто-либо успел разгадать его намерение, бросился с высокой башни.

Так отомстил мастер за обиду. Часов уже никто не смог починить. Долго еще стояли фигуры Адама и Евы и держали в руках шнур, но уже никогда больше его не тянули. А потом остался один циферблат со стрелками, но были они неподвижны и никогда более не показывали время.

Шел Казимир Великий с войском из Бохни и пришел к тому месту, где теперь расположена Липница. А в те времена стояло там всего лишь несколько домов да росла громадная липа. Поднял король меч и вонзил в дерево.

— Вот так липа! — сказал он.

С той поры и стало местечко называться Липницей, а в гербе его красуется липа, пронзенная мечом.

Висницкий монастырь для своего костела частенько шил новые ризы, а остатки парчи приор отдавал экономке на корсажи. Увидал это молодой монах, не стерпел и говорит:

— Куда это годится, чтобы бабы щеголяли в нарядах из той парчи, в которой славят нашего господа!

Приор, понятно, взъелся на него:

— Да как ты смеешь мне указывать? Твое дело исполнять мои приказания!

Но монах твердо стоял на своем и не захотел покориться приору. Тогда приор велел посадить его под арест. Монах под арестом умер. Пошел к нему приор, смотрит, в монах уж окоченел. Приор взял и повесил его. Потом вернулся в свою келью, вызвал привратника и велел ему привести монаха в тепло погреться.

Приходит привратник в арестантскую, а там — на тебе! — висельник. Закопали монаха, не мешкая, в землю, но родные и друзья умершего стали обвинять приора: мол, наверняка, покойный не сам повесился. Прошел уже год, как вдруг приезжает комиссия, чтобы установить, отчего же все-таки умер монах. Разрезали его лекари и нашли у него яд в желудке. Тотчас выгнали из монастыря всех монахов и устроили в этом монастыре тюрьму.

Во всяком старом замке спрятаны клады, и сторожат их злые духи. Есть такой клад и в Висницком замке. Добыть клад можно только в вербное воскресенье, когда все черти отправляются в костел слушать евангелие, а как служба кончится, возвращаются обратно. Вот и надо торопиться, а не то застанут тебя черти возле денег и оторвут голову. Исчезают эти клады в вербное воскресенье чаще всего до восхода солнца. Взялись же они вот откуда: один из хозяев замка, скупой и жадный паи, накопил много денег и зарыл их в землю, но при этом не перекрестил. Тогда-то и завладели деньгами нечистые, и уж хозяину больше не видать этих денег, не сумеет он теперь отыскать свои сокровища. А глубоко под замком зарыт в сундуке еще один клад, и на сундуке написано: «На обновление замка».

Нынче парни ухаживают за девками, а ведь было время, когда сами девки парней выбирали, не дожидаясь, пока к ним явятся ухажеры. Повелось это от Евы, которая сама взяла да и выбрала Адама себе в мужья. И существовал бы этот обычай с сотворения мира до сего дня, если бы не горох.

Как-то раз собрались девки все вместе, чтобы договориться между собой, кому какого парня выбрать. Договорились и пошли к парням. А у дороги рос горох. И дернула же нелегкая забраться в горох. Стали они его рвать горстями да есть, и так им набили животы, что уж и шагу больше ступить не могли.

Тем временем парни узнали, что девки с вином направились к ним гулять, но по дороге застряли в горохе, где и по сие время пируют! Вышли парни им навстречу и, отыскав их в горохе, сказали:

— Ну, девки, опоздали вы! Не застрянь вы в горохе, каждая могла бы выбрать себе парня по вкусу, а теперь, уж коли вас из гороха тащить надо, это к нам переходит. Теперь мы вас выбирать будем.

С того времени не девки парней, а парни девок стали выбирать. А девкам только и осталось, что пенять на дурацкий горох, из-за которого приходится им дожидаться, пока-то они кому-нибудь приглянутся.

Вот почему девка может попотчевать горохом старика или, скажем, молодого, но безобразного — ведь они оба ей ни к чему, но не даст его молодому красивому парню, чтобы не напоминать ему о том случае.

Там, где сходятся польская, венгерская и силезская границы, в давние времена водились разбойники. Атаман их звался Процьпаком. Промышляли они больше по пастушьим шалашам, каких в тамошних местах тогда было множество, да и нынче они там встречаются. Забирали оттуда сыр, масло, овец пожирнее… Зато уж денег никогда им брать не доводилось, потому что их у пастухов и в заводе не было. Так трудились разбойники все лето, а зимой разбредались по родным углам.

Позднее, когда вошли в силу города, нашлась управа и на разбойников. Как начали хватать их да сажать в тюрьму, а потом вздергивать на виселице, так и заглох разбой в горах. А еще раньше, не то в Галиции, не то в Польше, где-то на границе, недалеко от Камешницы и Шаре, повесили шестерых разбойников. Был среди них органист из Скавинок, что близ Кракова. Так вот, когда шли разбойники на виселицу, каждый сказал про него:

— Он не заслужил такой кары.

Два колбасника — Ян Лигоцкий и Франц Матер — шли из Цешина на ярмарку. Шли, значит, они из Цешина через Яблонков и дошли до деревни Истебно, где царская дорога кончалась. По тропинкам перебрались в Бескиды, на польскую сторону. Кругом густой лес. Поднимаются они на гору и видят двенадцать разбойников. Говорит тут Матер:

— Всемогущий боже, все пропало! Смотри, ведь это сам Процьпак.

У Лигоцкого было больше денег: у него было пятьсот, а у Матера — триста. Лигоцкий говорит:

— Эх, плакали наши денежки!

Бежать было некуда. Приблизились они к разбойникам, Процьпак их спрашивает:

— Куда идете?