— Что ты болтаешь? Не случилась ли и вправду какая беда?

— Ясное дело, пане. Все мы под богом ходим, в одном он вас опечалил, так другим утешил.

— Чем же он меня опечалил?

— Да ваш перочинный ножичек, подарок покойного вашего батюшки, сломался.

— Ах, чтоб тебя! Ха-ха-ха! Ведь придумает же, что меня такой пустяк огорчить может! Конечно, жаль ножа, все же намять, но разве есть что-нибудь вечное на свете? А как же его сломали?

— Да шкуру с борзой сдирали…

— Как? Борзая сдохла? Которая?

— Да все.

— Все? Как же это? Такие прекрасные борзые! Наверное, недоглядели?..

— Может, и так, пане, да как тут углядеть, когда они обожрались мясом вашего жеребца, а мясо-то было с отравой — на волков приготовлено.

— Так жеребец околел? — завопил помещик, вскочив с кресла.

— Да, пане, околел.

— Что же с ним случилось? Ведь он еще молодой, здоровый. Всего шесть лет ему. Верно, плохо ухаживали?

— Ой, пане, ухаживали хорошо, да что поделаешь, когда он надорвался.

— Надорвался!? А кто ж посмел его так загонять?

— А как же иначе, пане? Ведь нужно было пожар тушить.

— Пожар?! Какой? Где?

— Загорелся сарай, стали гасить. Воду бочками возили. Но что поделаешь? Не разорваться же всем: там гумно горит, здесь конюшня полыхает, потом коровник вспыхнул — словом, все сразу охватило огнем!

— А дом-то мой?

— Дом-то ваш догорал, а это от него уж и пошло все!

— О, я несчастный!!! — завыл пан, заламывая руки. — Только пепелище ото всего осталось?

— Так и есть, пане, пепелище.

— Отчего же пожар-то начался?

— Началось все оттого, пане, что в доме горело много свечей, а окна были завешаны траурной материей…

— Траурной? По ком же траур?

— По ясновельможной пани, по вашей супруге…

— Что ты говоришь? Боже, моя жена умерла?!

— Ох, пане, умерла, царство ей небесное!

Замолчал пан, поднял глаза к небу, слезы текут ручьями по щекам. После долгого молчания и говорит:

— Сколько несчастий сразу послал мне бог, а ты еще говоришь, что бог опечалит, бог и утешит. Чем меня можно утешить после таких утрат?

— А как же, пане? Господь и утешение послал: у паненки-то, вашей младшей дочери, панночка родилась…

Исполнив поручение, которое камнем лежало на сердце, Простачок купил на базаре по пути из города за бесценок ручную сову и зашагал домой.

Поздно вечером добрался он до какой-то деревни. Во всех окнах темно, а в одном окошке огонек светится. Заглянул Простачок из любопытства в окно и видит: на столе, покрытом белой скатертью, лежат пироги, жареный гусь да фляжка водки стоит. А за столом сидит молодой мужчина — видно, какой-то родственник или разлюбезный гость. Хозяюшка-то молодая, пригожая, гостя умильно потчует, да так и ластится к нему.

Простачок сову под мышкой держит, а в правой руке — посошок дорожный, да тем посошком и постучи в окно.

Хозяйка как ошпаренная вскочила с места и спрашивает в испуге:

— Кто там?

— Хозяин! — ответил Простачок.

Вмиг пирог полетел со стола в квашню, фляжка водки — в комод, жареный гусь — в печку, а хозяюшкин гость, схватив шапку, шмыгнул под печку. Наскоро прибрав все, хозяйка опрометью кинулась отворять двери.

Едва Простачок отскочил от окна, как вдруг заскрипел снег под полозьями легких саней и перед воротами дома осадил лошадь здоровый, плечистый мужик.

— Отворяй! — закричал он, вылезая из саней и стуча кнутовищем в ворота. — Отворяй, жена, и коня распряги: у меня руки закоченели.

Ворота распахнулись, и хозяйка повела коня во двор. Тут только хозяин заметил Простачка и спросил:

— А ты, братец, кто такой будешь?

— Путник я. Пусти обогреться в хату. Позднее время, а заночевать негде.

Гостеприимный хозяин повел Простачка за собой, и вскоре они сидели за столом. И рад бы хозяин хорошо угостить путника, но хозяйка насилу разыскала для них немножко соли и краюшку хлеба. Подает им скудный ужин и ворчит:

— Знала бы я, когда тебя ждать, сготовила бы чего-нибудь горячего и пирог бы испекла. А то вот как вышло: и сам приехал и гостя бог дал, а угощать нечем.

— Что это у тебя за птица? — спросил хозяин, с любопытством разглядывая важно сидящую рядом с Простачком сову.

— Сова — ученая голова, — погладил ее путник. — Очень смекалистая птица, все знает и насквозь видит, даже говорить умеет.

— Да что ты? И говорить может? — удивился хозяин, собирая хлебом соль, растолченную на столе.

Незаметно для хозяев Простачок ущипнул сову, она и прохрипела что-то по-своему.

— Что она говорит? — спросил хозяин.

— Говорит, что в квашне пирог лежит.

— Пирог в квашне? Слышишь, жена, давай-ка его сюда!

— Может, правда? — пробормотала перепуганная молодица. — Вчера брат заезжал ко мне, так я для него наскоро испекла. Может, и остался кусочек. Сейчас погляжу…

И точно: вынула из квашни и подала на стол пирог, да не кусочек, а чуть початый.

Режут мужики пирог и уплетают за обе щеки. А Простачок снова потихоньку прижал сову. Она опять завертела головой и заухала.

— А теперь она о чем говорит? — полюбопытствовал хозяин.

— Да ну ее! Все свое плетет! Будто в комоде фляжка водки есть.

— Может, и верно, жена? Ну-ка, выдвинь ящик!

— Не знаю, — завертелась баба, еще больше смутившись. — Кажись, вчера капелька осталась — может, и есть…

Посмотрела — и водка есть, да не капелька, а больше половины фляжки. Делать нечего, поставила хозяйка водку на стол. Хозяин молча налил себе и гостю. Выпили по рюмке и снова — за пирог.

— Замолчи! — тихо прикрикнул Простачок на сову, которая под его незаметными толчками снова подала голос. — Замолчи! Не твое это дело…

— А что она говорит?

— Да болтает, что-де в печи жареный гусь, — будто нехотя проворчал путник.

— И гусь? Доставай, женка, а то сам пойду искать! Все подавай сразу, что есть еще!

Подбежала хозяйка к печи, заглянула за заслонку и запричитала, заламывая руки:

— Господи, и гусь есть! Боже мой, да что же это творится? Ведь только что ничегошеньки не было. И ума не приложу, откуда все взялось. Не иначе, чародейство или еще что!..

— Веришь ли, добрый человек, — говорил хозяин, разрезая гуся, — у меня в доме дивные дела творятся. Нечистый дух по-другому бы озорничал, а то дело сделано, и концы в воду. Что есть в доме повкуснее, все из рук уплывает. На кого подумаешь? Живем вдвоем: я да женка. Чьи это дела, любезный гость, как по-твоему?

— А чему ж другому быть — не иначе домовой завелся. А где он поселится, там счастья не жди. Но если это только домовой, то с помощью совушки — мудрой головушки мы выгоним его сегодня же. Удерет злодей туда, куда еще Макар телят не гонял.

— Сделай такую милость, гостюшка! Выгони, уплачу тебе, сколько запросишь.

Простачок велел хозяину выйти в сени. Хозяйка, оставшись с гостем с глазу на глаз, упала перед ним на колени и начала умолять:

— Ой, не губи меня, добрый человек, не губи!

И гость хозяюшкин вылез из-под печи и тоже путнику в ноги, упрашивает:

— Возьми все, что у меня есть, только не губи. Не выдай хозяину, а то он меня живого не выпустит.

Простачок велел ему вымазать сажей лицо и руки, напялить кожух шерстью наружу, рукавицы натянуть на ноги, а сапоги на руки надеть. Привязал ему на голову старый голик и велел обратно лезть под печку.

Позвал хозяина и объявил, что домовой прячется под печкой: так сова указала. Потребовал котелок ключевой воды, две пригоршни круп ячменных, колбасы, солонины, масла и соли, а об остальном просил не беспокоиться.

Без слов хозяин дал все, что требовал путник. Тот на шестке разложил огонь, и скоро в котелке пыхтела густая и жирная каша, а Простачок, засучив рукава, помешивал ее ложкой. Каша поспела. Перекрестил путник углы дома, настежь распахнул двери избы, хозяину дал в руки метлу, а хозяйке — лопату. Как брызнет кипящей кашей из поварешки под печку да как заорет что есть мочи: