Примерно через час нашего неспешного продвижения среди поредевших трещин начали встречаться следы жилья — фундаменты, печи, ямы погребов, тянущиеся ровными, насколько позволял обновлённый ландшафт, порядками. Позади останков Зырянки — как стало известно из разъяснений моей проводницы — раскинулось большое озеро, которое Ольга почему-то упорно называла прудом, а за ним уже виднелись обветшалые железобетонные коробки высотных домов.

— Огромные, правда?! — с придыханием вопрошала Оля, глядя на латанные-перелатанные панельки, словно это были сверкающие дворцы. — Неужто их, в самом деле, люди строили?

— Не глупи. Разве люди могут построить что-то выше трёх этажей? Нет, конечно. Это были добрые великаны.

— Серьёзно?!

— Сама подумай — какой человек способен поднять такую железобетонную дурину и примастырить её к другой?

— Ну да… — на юной мордашке отразились нешуточные раздумья. — А где они теперь, эти великаны?

— Сдохли.

— От чего?

— Люди плодились, как саранча, домов надо было всё больше и больше. Великаны пахали сутками напролёт. Тягали тяжести без продыху. Надорвались и сдохли. Кто от инфаркта, кто от грыжи, а иные — от тяжёлой затяжной депрессии.

— Почему я об этом ничего не слышала? — на Олином лбу появилась морщинка сомнения.

— Откуда мне знать? Тёмные вы тут.

Морщинка углубилась, едва разделяя сошедшиеся к переносице брови.

— Ты всё выдумал! Врун!

— Нехорошо обвинять человека во лжи, не имея контраргументов.

— Контр..? Да и не человек ты!

— С этим трудно спорить.

— Я не глупая, — насупилась Ольга. — И врать грешно.

— Вот как? А желать смерти родному дядьке с его домочадцами — не грешно?

Оля задумалась, но всего на секунду.

— Я не нарушаю заповедей.

— Технически нет, — припомнил я десять библейских постулатов. — Но ведь и я не нарушаю.

— Как так? Ты же соврал!

— Напомни-ка мне девятый пункт сего ветхозаветного перечня.

— Не лги! — отрапортовала весьма довольная собой Оля.

— Твой отец был так скуп, что экономил на розгах? Не надо отсебятины, давай цитату.

— Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего, — продекламировала она с выражением после недолгих раздумий, и удивлённо воззрилась на меня, проникнувшись смыслом только что сказанного.

— Вот видишь, я абсолютно чист перед богом и ближними. Даже если буду выдавать себя за Мессию, это не пойдёт вразрез с заповедью. Изучай материал, на Страшном суде пригодится.

— Так ты христианин?

— Нет.

— Но в Бога веруешь?

— Нет. Впрочем, я и в Гусляра не верил, пока тот мне не сыграл как-то безлунной ночкой в пустошах. Так что лучше быть готовым к встрече с тем, во что не веришь.

Миновав скопище старых полуразрушенных коттеджей вперемешку с лачужным новостроем, которое отчего-то носило гордое название "Дворянское гнездо", мы очутились в районе многоэтажек, и Ольга указала на дверь подъезда одной из них.

— Вот тут мы с отцом останавливались в прошлый раз.

— Постоялый двор или знакомые?

— Не знаю, — пожала Оля плечами. — Там такой жирный дядька нас встречал, потом они с отцом поговорили, и мы пошли в комнату.

— Ясно. Дай серебро. Не хочу светить неместными монетами.

Мы оставили телегу с укрытым брезентом Красавчиком у крыльца и прошли внутрь.

— Тут, — ткнула она пальцем на обшарпанную дверь.

— Чего надо? — в ответ на стук донёсся из глубины квартиры пропитой голос.

— На постой бы нам.

— На постой, говоришь? — просипел голос приблизившись. — А деньги есть?

— Немного. Сторгуемся.

Дверь приоткрылась и в щели за цепочкой появилась бледная тощая рожа, осмотревшая мутными глазами вначале меня, а потом мою спутницу.

— Это не тот, — прошептала Ольга, теребя мой рукав.

— Покажи, — потребовал хозяин апартаментов, отравив перегаром и без того затхлый подъездный воздух.

Я достал Олино серебро и продемонстрировал на раскрытой ладони.

— Ага, — удовлетворённо крякнул источник смрада. — Надолго?

— Дня три, может, чуть больше.

— Десять монет.

— А что не сотню?

— Э? — не оценил юмора стяжатель.

— И двух с тебя хватит. А то пойду по соседям, — добавил я, видя, как рожа в щели недовольно кривится.

— Ладно, погоди. Давай хотя бы пять.

— Три. И это только из-за моего необузданного человеколюбия.

— Аргх… — радушный хозяин вовремя поборол желание харкнуть мне под ноги. — Хули с вами делать? Заходи. Вон туда. Кидайте шмотьё, — он похлопал себя по карманам и растеряно крякнул. — Сейчас ключи притащу.

Убогая комнатушка вмещала в себя две тахты с воняющими сыростью матрасами, шатающийся стол, два табурета и ряд гвоздей в стене, заменяющих гардеробную. Но дверь была крепкой, открывалась наружу и имела внушительный кованый засов. Да и решётка на окне с прогнившей рамой вполне соответствовала моим требованиям комфорта.

— Зараза… Да куда же они запропастились? — донёсся из соседней комнаты недовольный бубнёж.

Оля виновато подняла на меня глазёнки и показала на раскрытой ладони связку ключей.

— Бля, да ты ещё и клептоманка.

— Кто? — не поняла она.

— Эй, хозяин, не эти ищешь?

— А? — высунулся тот в коридор. — Точно, они!

— На столе валялись.

— Поди ж ты, вот ведь память стала дырявая, — отцепил он со связки два ключа. — Лошадей с телегой можешь в сарай отвести, прямо перед окном, — мотнул башкой хозяин, вручая мне ключ. — За две монеты сверху. Там сена немного, вода в колонке рядом, увидишь. Умывальник в коридоре, сортир на дворе. Бесплатно. А если помыться — есть у меня тут корыто жестяное. Ну, и воды согрею. За монету.

— Годится, начинай, — протянул я три серебряных кругляшка.

— Ага, только на пол особо не лейте, — он собрался было уходить, но обернулся и, смерив насупившуюся Ольгу взглядом, спросил: — Кто она тебе?

— Племяшка. Настей звать.

— Ну да, племяшка, — повторил он без особой веры в голосе. — Ты тут с ней того, поаккуратнее. Мне проблемы не нужны.

— Не создавай и не будет.

— Лады. Василий, — протянул он сухую узловатую пятерню.

— Андрей, — ответил я рукопожатием.

— Издалека к нам?

— Ты кипяточка, помнится, обещал. Зудит всё, мочи нет.

— Ага, точно, пойду я, — проявил чудеса такта Василий, и удалился.

— Настя? — спросила моя "племяшка", как только скрип шагов стих за закрытой дверью.

— Молодец, что запомнила. С этого момента так себя и называй. А меня…

— Дядя Андрей.

— Умница. Отведу лошадей в сарай. Запрись тут, открывай на стук, — я ударил костяшками о столешницу раз и после короткой паузы — ещё два. — И, пока меня не будет, собери пожрать. Не могу думать о злодеяниях на пустой желудок.

Перекусив и помывшись, остаток дня я решил посвятить уже до блевоты привычному и основному в последние полгода своему занятию — поискам Ткача. Шататься по тайге с прострелянным плечом — занятие не из приятных, даже для такого отморозка. Поэтому шансы на то, что Ткач задержится в Березниках, я расценивал как весьма высокие. А куда приткнуться покоцанному ублюдку в незнакомом городе? Расспросив аборигенов, удалось выяснить, где находится местный госпиталь. Вряд ли Алексей — менязовутпаранойя — Ткачёв задержался там до сего дня, но за помощью возможно обращался.

Больничка, расположившаяся в обветшалом кирпичном здании о трёх этажах, где половина окон была заколочена досками, оказалась закрыта. На мой вежливый но настойчивый стук ногой в дверь отозвался сильно выпимший сторож и любезно объяснил, что: "Нехуй тут шуметь! Доктора нет!". А на вопрос: "Где он?", ответил: "У Марго, наверное, с блядями. Где ж ещё?". Действительно, что делать доктору в больнице? Экий я бестолковый. Визитёров за последние двое суток сторож помнил весьма смутно и характеризовал их ёмкой фразой "уёбки калечные", что в целом соответствовало образу Ткача. А потому я отправился по ранее названому адресу.