В этом деле я и сам могу лажануться. Вся надежда на сынка Мирона — Сёму, которого мне отрядили в качестве опознавателя. А вот и он с папашей на телеге, все в тех же нелепых шмотках.

До фермы добрались без происшествий. Красавчик, ничем себя не выдавая, почивал на сене под брезентом, мои подельники всю дорогу молчали, видимо, обдумывая линию защиты на Страшном Суде. А ведь как накануне вечером раздухарились, я даже собрался переносить наше совещание в какое-нибудь менее людное место, до того агрессивно руками размахивали и ухмылялись кровожадно. Да, утро вечера мудренее. Ну, или просто поссыкливие.

Прибыв на место проведения карательной операции, наш отряд рассредоточился для учинения возмездия по всем фронтам. Сема залег вместе со мной в кустах на пригорке напротив больших распашных ворот, тогда как Мирон с Филей должны были проникнуть в дом с заднего двора, а Гришка с Матвеем обязались разобраться на бойне.

Замок действительно впечатлял. На всех окнах первого этажа кованные ставни, а на втором — решетки. Вокруг всего этого высокий кирпичный забор. Настоящая крепость с точки зрения деревенского мудака. На самом же деле херня полная, если говорить о реальной, а не показной защите. Сзади прямо у забора пристройки, по которым и заберется во двор первая пара. Ну и решетчатые ворота, сквозь которые я сейчас наблюдал важно расхаживающего главу семейства, создавали лишь иллюзию безопасности.

Товар в телеге был готов к отправке, и Хряк явно нервничал, поджидая кого-то. Времени у меня не так много.

— Он? — повернулся я к Семе.

— Он самый.

А дальше все как обычно: устроился поудобнее, прицелился, задержал дыхание и плавно выбрал спуск.

Алый фонтанчик прямо над переносицей, и Хряк оседает на землю орошенную кровью и мозгами. Тут же чей-то визг, послуживший сигналом для двоих сзади. Теперь и шум, поднятый собаками похер, тем более, что я отщелкал из ВСС две штуки.

Над Хряком склонилась какая-то баба в платке.

— Это кто?

— Жинка.

— Понятно, — я вогнал ей пулю в затылок и оглянулся. — А это?

Но Сёмы не было. Он уже несся со своей двустволкой на помощь бате. Первая кровь пущена, моральный запрет на убийство снят. Теперь можно ни в чем себе не отказывать. Обычно в такие первые минуты у, казалось бы, добропорядочных ранее граждан рвёт крышу. Навидался я такого. Потом-то наступает отходняк или, что реже, человек прощается с самим собой навсегда. Но я уверен, что у Черных и компании все будет в порядке.

Оттолкнув носком берца бабу, запятнавшую своей кровью мужа, я наклонился и срезал с Хряка ремень вместе с кобурой и связкой ключей. Теперь к дому.

В замке действительно было весело: крики, звон бьющейся посуды, треск ломающейся мебели, чей-то предсмертный хрип.

Едва не поскользнувшись на внутренностях какой-то бабки, раскинувшей ноги в неприличной позе, вошел в центральную залу. Тут, похоже, все. И стар, и мал были постреляны и порезаны с чувством. Разве что в правом крыле еще кто-то шумит.

Я прошел по узкому коридору и, минуя кухню, зашел в трапезную. Увязавшийся за мной Сема пинками загнал обратно в кладовку двух девчушек.

— Соседские, — поспешил пояснить сын Мирона, поймав мой удивленный взгляд.

Мы поднялись по винтовой лестнице одной из бутафорских башен и на втором этаже наткнулись на перепуганного паренька лет пятнадцати. Я схватил его одной рукой за плечи и легким движением второй свернул шею.

— Соседский, — прогундосил сзади Сема.

— Какая жалость, — я развернулся к нему и сделал шаг. Младший Черный попятился. — Ты же ничего не видел, правда? — я продолжал наступать на него, а он продолжал пятиться, пока не споткнулся, уронив кадку с геранью.

— Нет, — выдохнул Сема и рванул вниз.

Вот и отлично. Лишние глаза мне сейчас не нужны. Мне было похуй, скажет Сема о невинноубиенном кому-то потом, потому что на "потом" мне было вообще насрать. Я не связывал свое будущее с Березниками и Ольгой, поэтому мне было похуй и на нее с ее тетушкой. Отсюда и щедрые обещания Мирону и компании. Не сомневаюсь, что они по-любому возьмут больше, если не все. А вот сейчас лучше не обострять. Я вовсе не собирался положить тут еще и всю челядь в полном составе.

Широкий коридор и ковровая дорожка говорили мне о том, что я иду в правильном направлении. Давно не обносил хаты, но хозяйский кабинет нашел сразу. Пузатый сейф тоже невозможно было не заметить. Ключи подобрал быстро. Выпотрошил сейф еще быстрее, но потом завис на несколько долгих секунд, пытаясь переварить удачу. Много, много золотых монет и россыпь самородков, но в ступор меня ввели не они, а мешочек с настоящими алмазами.

Внезапно свалившееся богатство может запросто превратить человека в полного идиота, роняющего на пол слюни и пребывающего где-то далеко в своих мечтах, тогда как ему следовало бы внимательно смотреть по сторонам или хотя бы под ноги. Я вот тоже раззявил хлебало, ведь на поднятое можно было безбедно прожить годика три-четыре, но отсутствие движения со стороны бойни быстро вернуло меня к действительности. Взяв с собой обоих Черных, я подлеском отправился туда, откуда уже должны бы придти Гришка с Матвеем.

Внешне на бойне все было спокойно. Возле выгребной ямы крутилось несколько собак, а из открытых дверей сарая для инструментов доносились: звук точила, да чье-то завывание, которое с натяжкой можно было принять за пение. Внутри тоже подозрительно тихо.

Я взял в руки дробовик и показал Мирону, чтобы он встал под окном. Сему же с его берданкой оставил за углом сарая, в котором упражнялся в вокале мясник из местных.

Осторожно толкнул дверь и замер. Слева у стены на разделочном столе прямо на свиных кишках сидел до смерти перепуганный парень, в грудь которого были направлены вилы. Напротив стоял Матвей и смаковал трофейную папироску.

— Слышь, ты это чо? Ты не рыпайся, а то мы тебя того, — стращал вилами Гриша парня, итак еле живого от страха. Тот бы и рад был не рыпаться, да его жопа постоянно съезжала на скользком ливере вниз, вынуждая дергаться и извиваться.

— Это кто? — я закинул дробовик за спину и вытащил АПБ.

— Васятка. Хряков сын.

Негромкий хлопок, и все страхи Васятки остались позади.

— Еще есть кто?

— Не. Остальные из местных.

— Ну, тогда заканчивайте хуйней страдать. У нас еще в городе дела.

Дважды селянам повторять не пришлось. Впечатлила их моя манера так коротко и лаконично общаться или просто не терпелось скорее прибрать к рукам мясную лавку, но уже через пять минут мы с Мироном, Матвеем и Гришкой катили в сторону города, оставив на хозяйстве Сему и Фильку.

— Андрей. Слышь, Андрей, — дернул меня за рукав старший Черный, когда мы остановились в трех домах от лавки, и я не сразу вспомнил свой сценический псевдоним, — мы уж тут сами по-свойски без шума управимся. Не возражаешь?

Еще бы я возражал! Лабаз при штурме, будь внутри кто-то имеющий хотя бы малейшее понятие об организации обороны, мог стать проблемой и для двадцати до зубов вооруженных наемников. С фасада на улицу смотрели узкие заложенные кирпичом окна, больше напоминающие бойницы, а со двора высокий кирпичный забор с "егозой" наверху и вход, представляющий из себя спуск в подвал с поворотом. Тут и РПГ не с первого раза проблему решит.

Но Хряков наследник и его баба со своими папашей и мамашей, заправлявшие в лавке, к нашей акции возмездия явно не готовились, поэтому Мирон вкатил на Хряковой телеге как к себе домой, и через несколько минут все было кончено. Я даже пальцем на спусковом крючке не пошевельнул.

— Слышь, Андрей, — на этот раз уже сильней дернул меня за локоть Мирон, — мы тут слушок решили распустить, что это, мол, соликамские на ферме всю семейку Хряка положили. Так и нам и тебе будет спокойнее. Что скажешь?

— Годится, — ответил я.

— Во. Наши их давно не любят, чертей этих. Все в железяках каких-то да в шапках с черепами по соликамскому тракту на моцоциклах своих носятся, народ пугают. Легко поверят. А работники местные будут говорить, что им велено, — продолжал убеждать самого себя Мирон, но я его уже не слушал.