— Потрясающе! — воскликнула супруга, мама только вздохнула.

Китайский чайный сервиз ручной работы, не старинный, но крайне удачная подделка под эпоху каких-нибудь императоров Минь-Цинь-Дзинь, не разбираюсь в них, действительно был прекрасен. Тончайший фарфор бесподобной белизны, расписанный изображениями пагод, каких-то деревьев, цветов, драконов. Надписи иероглифами — не понять, но вряд ли что негативное.

— Сколько же стоит это богатство, Юрочка? — спросила мама.

— Нисколько. В магазине не купить. Это подарок нашей семье от Дэн Сяопина, Генерального секретаря Коммунистической партии Китая.

Ма едва не выронила драгоценную кружку.

— Сыночек! Правда — от самого Генерального секретаря⁈ Но я слышала — Мао Цзэдун…

— Мао — Председатель ЦК КПК, его должность выше, и он общался с Громыко, нашим министром иностранных дел. Со мной Мао только здоровался, длинных бесед не вёл. Мы общались преимущественно с товарищем Дэном. Мамочка, прости, сервиз притащил один, и он такой, что скорее придётся поставить в шкаф, а чай пить будем из наших кружек. Баловство и декорация. Тебе я привёз полезную вещь.

Ей причитался термос с портретами Мао Цзэдуна и Лю Шаоци, чуть ниже — иероглифы, наверняка цветастое «бессмертное» изречение товарища председателя.

Аккуратная распаковка всех предметов сервиза и расстановка в серванте заняли четверть часа, ибо фарфор плохо сочетался с блеском чехословацкого хрусталя из прошлой командировки, мама умчалась на кухню и принялась разогревать, причитая «ну вот, всё остыло». А я снова стиснул супругу.

— Соскучился?

— Да. В поездке вроде бы занят семь на двадцать четыре, кроме времени на перелёты и сон, а всё не то, всё чужое. Мы с тобой как заселяемся, сразу стены становятся домом, здесь моя семья, моё место. В гостинице как в казарме, времянка.

— Ну, а с пользой слетал?

— Трудно сказать. Планов было громадьё, но наши как-то неправильно представляли обстановку в Китае. Я лишь об одном договорился в принципе, мелочи потом пусть утрясают другие. Вот у нас Братская ГЭС — ударная комсомольская стройка, поднятие целины, но советские добровольцы-энтузиасты тоже кушать хотят, им зарплату платят. Кроме того, когда выпускники вузов с высшим образованием бросают работу по специальности и несутся на молодёжно-ударный объект, автоматом возникает дефицит кадров.

— Вместо них — китайцев⁈

— Ох, какая проницательная! Нужно было тебя, а не меня отправлять. Да, выйдет дешевле. Китаю нужно практически всё — углеводороды, древесина, металлы. В избытке только трудоспособная неквалифицированная рабочая сила. Вот кому осваивать Сибирь!

Алла поёжилась.

— Но это как ГУЛАГ. Колыма, где держали Королёва.

Как много информации разносит сарафанное радио!

— Именно. У них в разгаре наш тридцать седьмой год. Так пусть эти китайцы хоть что-то заработают в советских лагерях, будут обеспечены куском хлеба и плошкой риса. Да, тоже проявится какая-то смертность, но дома ещё хуже.

Я не лгал и не преувеличивал. Пусть завершился «большой скачок», прекратилось массовое убийство голодом граждан и палками воробьёв, маоистский Китай пока прочно удерживал мировое лидерство по уровню дебилизма внутренней политики. Пусть СССР — не предел совершенства, но китайские трудовые отряды будут функционировать куда разумнее и продуктивнее здесь, чем в своей стране, тут я полностью согласен с экспертами Косыгина. А возвращение к лозунгам начала пятидесятых «китаец и русский — братья навек», о чём размечтались Громыко с Сусловым, вообще из области фантастики. Время ушло, ситуация изменилась, причина розни теперь не сводится к отказу Советов от обожествления Сталина. Мао почувствовал, что и без помощи СССР удерживает власть, куда-то ведёт страну, не чувствуя себя в унизительной роли младшего брата. Волюнтаризма у китайской верхушки в разы больше, чем у Хрущёва. Пока Мао не перестанет куролесить, серьёзные гешефты исключены.

А возвращающиеся из советской страны китайские вахтовики создадут социальную почву для налаживания отношений в нужное время.

Всё! Я дома. Я пришёл с работы. И надо отдыхать, правильно Шелепин напомнил про отпуск. Вот только пусть Андрюха подрастёт, не могу же уехать греть пузо без Аллы, а у неё никакого отпуска при маленьких детях не получится.

Оставшиеся до Нового года дни разрывался между набережной Яузы и Звёздным. На съёмках новогоднего «Голубого огонька» в здании Театра имени Моссовета, что на Яузе, тогда слово «голубой» не приобрело сексуально-пошлого оттенка, приветствовалось присутствие приглашённых VIP-клиентов с супругой-супругом. Мы поехали с женой и сыном, она выходила и садилась за столик исключительно в моменты, когда режиссёр давал команду снять кадр с космонавтами за столиком. Присутствовали также Нелюбовы, Быковские, Николаевы и в одиночестве Ира Соловьёва — без мужа. Она уже сносно прошла к стулу, я как бы невзначай шагал сзади, страхуя, и вообще ухаживал за ней большую часть вечера, потому что Алла при любой возможности бежала за кулисы принять вахту у девочки-помрежа, следившей за Андреем в коляске. Пусть злые языки плетут, что затеваю амуры, едва жена скроется с глаз. Личность столь публичная как Гагарин в любом случае становится мишенью для сплетен.

В ту пору «Голубой огонёк» транслировался не только перед Новым годом, а еженедельно, и в эпоху дефицита развлекательных передач пользовался бешеной популярностью. Нас убеждали, что выпуск с участием Гагарина и других космонавтов побьёт любые союзные рекорды. Но — по ту сторону экрана. Мы же видели съёмочную рутину — неудачные дубли, просьбы режиссёра по нескольку раз повторить одни и те же незамысловатые слова, потому что большинство задействованных передовиков производства не блистали красноречием, и так пару дней. Удивляюсь и восхищаюсь мастерству телевизионщиков: первые «Голубые огоньки» шли в прямом эфире и без особых косяков.

— Как я смотрелась? — первым делом спросила Алла, когда передачу транслировали в записи на Новый год, наверно, большинство зрителей и не догадывалось, что участники шоу спокойно пьют «Советское шампанское» по домам и смотрят на себя со стороны.

Как ни приглашали нас в Звёздный встретить праздник в кругу коллег и их семей, ставших большой семьёй ещё с марта шестидесятого и принявшей в свои ряды многих, вступивших в отряд космонавтов позже, я вынужден был отказаться: Андрюша ещё слишком мал, чтоб оставлять на кого-то или тащить с собой. Дети — отрада и якорь в одном флаконе. Поэтому праздновали в квартире на Садовом, снова приехал и Гжатск, и Оренбург, отчего огромная сталинка уже не казалась столь большой. Часть гостей приходилось укладывать на матрацах и одеялах прямо на полу, что в советское время никого не удивляло.

— Аллочка, солнце моё, ты затмила не только Иру и жён космонавтов, но и Валентину Леонтьеву. И очень удачно выгуляла ГДРовское платье.

В такие минуты лучше перехвалить, чем недохвалить.

— Omnis homo mendax (каждый человек — лжец), — немедленно отреагировала супруга. — Но у тебя очень хорошо получается, Гагарин. Продолжай в том же духе.

Продолжить не пришлось, с экрана начала петь Клавдия Шульженко, её никто не перебивал.

Посмотри на меня повнимательней,

Положи свои руки в мои.

И придёт Дед Мороз обязательно

К нам двоим, к нам двоим, к нам двоим.

(А. Ольгин)

В кадре она исполняла песню, сидя за столом, и он казался продолжением нашего. Вообще не сравнить с двадцать первым веком, когда экран больше, картинка цветная и неизмеримо качественнее, спецэффекты всякие за миллионы долларов, звук Hi-Fi, но ящик зачастую бухтит лишь для фона. В шестьдесят втором телевизор не смотрели — в нём жили. Каждая квартира с голубым экраном воспринималась частью концертного зала Театра имени Моссовета, будто та же Шульженко или Зыкина могли шагнуть с экрана, сесть рядом с нами и запросто чокнуться бокалом с шампанским, либо зрители ступить в освещённое прожекторами пространство, чтоб за руку поздороваться с передовиками или космонавтами.