Но супруга заверяла, что только прикосновение к прекрасному даст истинный релакс. Вообще-то убеждён, что её эстетство несколько показное, как и частое злоупотребление латынью. Пластинки, привезённые из США и Кубы, гораздо более затёрты иглой проигрывателя, чем советская классика, и здесь не только женькина заслуга. У благоверной глубоко внутри сидят неистребимые комплексы провинциалки, вырвавшейся на высший уровень. В нашей квартире как-то останавливались на ночь её подруги из Оренбурга, оканчивавшие с ней медучилище, Алла принимала их как родных… и не могла удержаться от ноток превосходства. Когда на радиоле крутилась пластинка Утёсова, её купила в ГУМе одна из гостивших, моя как бы невзначай вставила:
— Мы с Юрой ходили на концерт Утёсова «Перелистывая страницы» в Театре эстрады. Мэтр пригласил нас за кулисы. Очень импозантный мужчина, не глядя на возраст.
Девушки вздохнули. Для них и билеты дороги, и не достать, в кассах их мало, разбирают мигом, а большая часть распределяется через профкомы предприятий либо сбывается с рук по блату — с наценкой в несколько рублей.
В Большой, конечно, она не позволила напялить бороду и усы. Выход был обставлен с некоторой торжественностью, подъехали на «Волге» под управлением сотрудника «девятки», он же открыл дверь машины, припаркованной максимально перед главным входом, я подал руку жене, и мы под руку прошествовали к колоннам. Я топал в майорской форме, она, что уже стало привычным, вышагивала в красных югославских сапогах на каблуках, её пышная шапка возвышалась над моей фуражкой. Предъявили пригласительные, доставленные курьером лично от директора театра, КГБист просочился следом, предъявив удостоверение. В отличие от выпускниц медучилища, никто не платил за билеты и не выстаивал очередь.
Нас замечали практически все, Алла, пусть ей немного обидно, исполняла роль шикарного дополнения к великому и могучему герою всех времён и народов, тосковавшему по бороде и мимикрии под безобидного дедка. Её тоже запомнили и узнавали, кстати, благодаря фоткам со мной. Хорошо, что в Большом публика культурная, меня приветствовали, но не донимали. Лишь в правительственной ложе приветствовали как знакомого, тем более там собрались действительно сплошь знакомые товарищи из ЦК и Совмина в сопровождении половинок. Жёны чиновников, в основном монументальные дамы полного телосложения с высоким начёсом на голове, дружно и открыто возненавидели Аллу Маратовну, доставив ей истинное наслаждение.
— Что смотрим-то? — шепнул ей на ухо, чуть прикрытое завитком, она по-прежнему стриглась коротко, игнорируя советскую моду на объёмы, приправляемые начёсом и шиньонами.
— Ты разве не видел афишу? Балет «Ромео и Джульетта» Прокофьева! Но если тебе не интересно, можешь сбежать в буфет ещё до антракта.
Я укусил её за мочку уха. Перед областными однокашницами сколько хочешь выпендривайся, меня не поддевай, да?
«Ромео и Джульетта» — это в оригинале трагедия Шекспира, текстами из которой Ксюху скоро замучают в средней школе. По телевизору передавали оперу «Ромео и Джульетта», слова несколько упрощены по сравнению с исходником. Но балет? Вообще без слов?
Я не любитель накидываться коньячком под лимончик в буфете, намылился подремать в кресле под музыку, тут стало реально интересно в зрительном зале. Надо же заполнять пробелы в культурном образовании, накопившиеся и за эту, и за прошлую жизнь.
Джульетту-тинейджера танцевала Майя Плисецкая, ей было глубоко за тридцать, но как исполнила! Её лицо вполне просматривалось в театральный бинокль, я мог бы и армейский притащить, да, старше, но мало какая девочка-подросток двигалась бы столь легко и изящно. Совершенно не разбираясь в балете, смотрел на балерину, стараясь не разинуть варежку.
Потом стало завидно.
Огромный коллектив балета и оркестра, а это лишь часть театра, за сценой трудится ещё больше народу, и ни одной неточности, ни одной шероховатости, если и есть у них внутренние трения-неурядицы, ни единого кванта не вырвалось наружу, зрительный зал видел идеальное исполнение.
Конечно, они репетируют много раз, не в скафандре и не в невесомости, у них не случается риска обгореть в перенасыщенной кислородом атмосфере или травануться ракетным топливом. Но… каждый на своём месте. Они на своём добились совершенства, а мы — нет.
Подспудно это наталкивало на определённые размышления, но к концу балета я заставил себя перестать быть замначальника ЦПК ВВС СССР, а лишь только зрителем, внемлющим происходящему на сцене.
Дома Алла приняла вахту от приходящей домработницы-няньки, приглядывавшей за детьми. У меня спросила:
— Ты по-прежнему задумчивый. Не понравился балет?
— Что ты! Очень здорово. Хотя бы раз в год меня вытягивай, сам не сподоблюсь. Но — устал от всяких мелких конфликтов на службе, каждый не особо заметен, но вместе сказываются. Ещё и академия… Её бы закончить — легче станет. Знаешь, часто вспоминаю Гжатск и баню. На Новый год поедем к ним?
— Мама собиралась…
— Гульнару возьмём. И Женьку тоже, чтоб не влез куда-то по дурости. Студенты хуже маленьких детей.
Кстати, о бане. В Звёздном городке её нет. Он продолжает строиться, там жильё, корпуса института, помещения для стендов, учебных классов. Но попариться, снять стресс, стабилизировать давление, да что я рассказываю, о её пользе написано столько, что не перечесть, начальство из ВВС сочло излишним. Думаю, Каманин не проявил достаточную твёрдость. «Только самое необходимое для дела». Коль для дела… Родилась мысль, не совсем законная, конечно, но полезная.
Другие мысли лезли в голову, когда затылком нащупал подушку.
В чём успех балета Большого театра? Много факторов. Главное, та же Майя Плисецкая никогда не будет требовать, чтоб роль Ромео тоже отдали ей, а тот балерун не будет претендовать одновременно на Тибальда. Все работают на общий результат, если кто-то кого-то не переносит на дух, как Королёв и Глушко, это не мешает соединять усилия в достижении общей цели. В сознании возникли смутные идеи, впрочем, быстро рассеявшиеся, когда провалился в сон.
Но я их не забыл. Когда один из экспертов Келдыша спросил, правда ли, что по моей инициативе в число объектов, возводимых в интересах ЦПК, включён комплекс под названием «камера повышенной влажности», ответил, не моргнув глазом: так точно, из-за проблем с очисткой воздуха мы все на борту кораблей «Восток» страдали от влажности, необходим навык выживания, закреплённый на земле. Так как сумма фигурировала неизмеримо меньше, чем двести миллионов на доводку РД-1000, чиновник не стал углубляться и кивнул, переходя к другим статьям расходов, подлежащих секвестрованию. А я поздравил себя и всех, проходящих подготовку в Звёздном, «камера повышенной влажности» с парилкой и веничками у нас появится уже в шестьдесят четвёртом.
Отчёт комиссии заслушивался на Совете главных конструкторов в конце декабря, всё ждал, что Королёв мне скажет: «И ты, Брут!» И я в ответ: «Сюрприз!»
Приоритет нашего объединения в деле «застолбить» Луну посредством многопусковой схемы сохранился, но это максимум, чего удалось достичь. Дальше началось по принципу «всем сёстрам по серьгам», каждая балерина космического балета получала определённые роли сразу в нескольких спектаклях.
Как только ЛК стартует с лунной поверхности, увозя живого (надеюсь) космонавта и пару кило добытого им грунта, первая лунная пилотируемая программа сворачивается. Далее средними ракетами, а на ближайшее будущее это только модификации «семёрки», выводятся спутники Земли и малые пилотируемые корабли вроде «Восхода». Полезная беспилотная нагрузка даётся на откуп нескольким КБ, причём с правом самим проектировать третью ступень к королёвским двум первым.
Поскольку команда Глушко смогла обеспечить устойчивую работу гидразинового двигателя с тягой семьсот тонн у земли, достижение если не тысячи, то хотя бы девятисот в вакууме просматривалось уже в шестьдесят четвёртом, был реанимирован проект УР-500, только теперь с новыми двигателями — четыре или шесть по окружности среднего отсека первой ступени, лишённого центрального двигателя, в отличие от «Сатурн-5». Эти двигатели с обтекателями не отделялись, как у «семёрок», а падали вместе со средним отсеком после разделения со второй ступенью.