Всё, Боря, я что мог — то мог. Дальше сам охмуряй, разводись, женись, твои проблемы.
А журналисточка так и не поняла, что произошло. Я не стал её просвещать, у Егорова и вроде у Фатеевой не расторгнуты предыдущие браки. Не нужно спешить оглашать подробности и компрометировать их, всяк знает: русо космотуристо облик морале.
Героя-врача отцепили от дамы, потому что далее два Бориса поехали на открытых «чайках» по Ленинскому, помахивая ладошками, моя служебная «волга» ползла следом, с обычным железным верхом и включённой печкой, очень подходяще, тогда как на героев покорения Луны обильно падал февральский снег. Погода тому виной или пресыщение космическими сенсациями, больше ни один кортеж не собирал столь огромной ликующей толпы, как в день моего приезда четырнадцатого апреля шестьдесят первого года. Боюсь, что даже прогулка по Луне не принесёт никому из нас подобной славы.
Именно ей, а не профессиональным заслугам, я был обязан приглашением с женой на приём в Кремль по случаю визита президента Джонсона. Американец встречался с Шелепиным наедине, то есть исключительно в присутствии переводчиков и тайных микрофонов КГБ, далее в расширенном составе с участием дипломатов и других полезных лиц, отдельные полчаса высокие стороны уделили освоению космоса, и к самым высокопоставленным персонам планеты отправились мы с Каманиным.
Я уже знал, что переговоры по Вьетнаму провалились, стороны остались сугубо при своём мнении, что поставило крест и на перспективе разрядки, она бы началась лет на десять раньше, и на любых совместных проектах в звёздном небе. Линдон Джонсон сиял казённой улыбкой, стараясь находиться в полоборота к объективам, чтоб его оттопыренное правое ухо не слишком бросалось в глаза. По слухам — редкий бабник, грубоватая техасская деревенщина. А я видел, глядя на него, сожженные напалмом вьетнамские деревеньки, трупы детей, съёжившихся от огня до объёма игрушечных кукол, тысячи гектар тропического леса, лишённого листвы из-за полива дефолиантами, младенцев, рождённых без ручек или без ножек, потому что их родители надышались американской химией. Улыбался гаду фирменной гагаринской «все тридцать два», а руки чесались съездить ему по харе, такой же самодовольной, как у застреленного предшественника.
Шелепин, что неприятно, слегка напомнил Хрущёва. Несравнимо более интеллигентный, чем кукурузник, новый Первый секретарь не мог скрыть, как его распирает от гордости из-за опережения в лунной гонке. Хотелось шепнуть ему: Александр Николаевич, гонка не закончена и не выиграна, семипусковая схема сложна и не отлажена, а по тяжёлому ракетоносителю мы идём ноздря в ноздрю только потому, что подмыли американские разработки, рано хвастаться. Но я мог сказать ему неприятную правду лишь мысленно, он, естественно, не слышал, особенно когда дарил Джонсону маленький флажок СССР, побывавший на селеноцентрической орбите.
Предложение объединить усилия в организации посадки на Луну советская сторона отвергла: мы продвинулись намного дальше.
— В будущем, господин президент, когда мы создадим постоянную станцию на лунной поверхности и начнём полёты на трёх- или даже четырёхместных кораблях, советское правительство обязательно пригласит американского астронавта в экипаж.
— Благодарю за предложение, господин Первый секретарь, — ответил Джонсон, стремясь сохранить невозмутимое выражение физиономии и сделать вид, будто не понял, что унижен и высмеян.
Все наши лихие словесные выпады не стоили и ломаного гроша рядом с фактом, что, отвергая американское участие, мы оставались на весьма низком уровне в плане электроники. NASA намеревалось оснастить корабль «Аполло» продвинутым для своего времени бортовым компьютером, на советском сленге — БЦВМ, чего на «Восходах» и близко нет. Военные и КГБ зарубили практически все мои инициативы подключить к космическим программам СССР электронщиков ЧССР и ГДР. Автоматическую линию по изготовлению кремниевых полупроводников в Японии купили, но работает из рук вон плохо. Если брать по критериям для оборонных нужд, выбраковывается не менее девяносто четырёх процентов транзисторов.
Привлечение иностранцев грозит раскрытием военных тайн, убедили Шелепина. Американцы узнают коды систем управления и перехватят контроль над советской космической техникой, такая вот страшилка, и визит Джонсона ничего позитивного не принёс. Все его попытки выяснить какие-то частности у нашего вождя разбивались о его КГБшную закалку.
— Мистер президент, поверьте, обо всём этом лучше общаться специалистам. Однажды мне доложили о неудачном пуске экспериментальной ракеты, я спрашиваю: в чём дело? Мне в ответ: «вышла из синхронизма сельсинная передача вращения от гироинтеграторов к фотодатчикам». С трудом выучил, не понимая смысла. Могу поискать этого генерала, пусть переведёт с ракетного на человеческий язык.
Естественно, никаких встреч между нашими и их специалистами не произошло. Зато Алла покрутилась в высшем обществе среди дипломатов и получила удовольствие. Ну, хоть что-то удалось. Да, она — стопроцентная провинциалка, вырвавшаяся в Москву и проникшая в высшее её общество, но горячо любимая, потому заранее прощаю её мелкие слабости и немелкие претензии.
После всех мероприятий и неизбежного расслабления в связи с праздником восьмого марта я насел на Королёва, прессуя его по поводу обследования и лечения. Главный отмахивался от моих приставаний, он как раз сосредоточился на самом массовом в истории выпуске космических ракет. Нам нужды два рейса на лунную орбиту минимум, и оба с посадкой ЛК, причём один раз взлетающая ступень должна увезти образцы лунного грунта, а значит надо доставить на поверхность буровую установку, и лишь потом высаживать человека. По семь пусков на каждый полёт, двадцать одна ракета, ну, минус одна, неиспользованная в полёте Волынова-Егорова. Но это только при условии, что ни одной не потеряем. Абсолютно не реально! А уж как расточительно, впору вспоминать хрущёвский лозунг «догнать и перегнать Америку», по затратам — мы могём и уже подошли близко.
Ещё он опасался, что при таком темпе производства пострадает качество. Я сопровождал Сергея Павловича в полёте на Байконур — обследовать обновлённый сборочный цех рядом с предназначенным для тяжёлых ракет. Главный нашёл массу недостатков, в том числе из-за отношения, якобы «семёрки» уходят в прошлое, будущее за монстрами Глушко-Челомея, раздал массу нагоняев.
В воздухе, когда летели назад, Сергей Павлович буркнул:
— Юра, порой я тебя ненавижу.
— Я тоже. Себя, не вас. Что на этот раз случилось?
— Зачем ты уболтал меня показаться врачам? Жил себе, что-то заболит, отдохну, и прошло. Не мешало работать.
Я подобрался как перед прыжком.
— И что они обнаружили?
— Букет всяких диагнозов. Скорее мусорный веник, джентльменский набор дряхлого пенсионера, представляешь? Атеросклеротический ардиосклероз, склероз мозговых артерий, эмфизема лёгких и нарушение обмена веществ. Главный цветочек букета вырос в заднице, в прямой кишке выперло злокачественное образование, попросту — рак. Сидел себе, горя не знал. А теперь знаю — сижу на собственной смерти. Благодаря тебе.
— Словно я вам вырастил эту опухоль. Операбельна?
— Да. Уже назначили. Но я, чёрт бы тебя побрал, выйду из строя недели на две.
— На месяц. Кроме госпитализации ещё реабилитационный период.
— Ты ещё Шелепину с Келдышем разболтай. Чтоб меня насильно держали месяц. Предатель.
И столько боли было в этом слове «предатель»… Главный говорил то ли в шутку, то ли всерьёз, наверно — вперемешку. Не мог простить всем причастным, кто погубил сначала Н-1, потом «Союз». И не только.
— Оперировать будет сам министр здравоохранения?
— Он только бумаги свои оперирует. Потерял квалификацию. Нет, соберёт лучших хирургов и анестезиологов. Сам проконтролирует.
— Когда?
— В мае. Между праздниками.
Из прошлой жизни хоть убей — не помню, что именно привело к смерти Королёва прямо в больнице. Вроде бы болезнь не считалась смертельной. Тут уж натоптал столько бабочек, что всё должно повернуться иначе. Хочется верить. Главное, заставил его обследоваться и лечиться, не затягивая до последнего. Проживёт дольше хоть лет на пять — уже победа.