На Байконуре я львиную долю времени уделил стройкам — расширению сборочного производства ракет-носителей, испытательному стенду для силовой установки с тягой шесть тысяч тонно-сил, а также двум ещё только заложенным стартовым площадкам под «Протоны», что вытянет из бюджета более миллиарда рублей. Расточительно? В Гжатске большинство улиц не знает ни асфальта, ни даже булыжника, большинство советских людей всё ещё бегает во двор на очко, многодетные семьи вместе с бабушками и дедушками ютятся в паре комнат, спят на койках в три яруса, а мы с лёгкой душой пуляем в космос сотни миллионов, другие сотни заливаем в бетон. Аллу недавно на улице остановили какие-то тётки, возмущались: шапка у неё оленья, шуба из песца, фотографии в журналах, почему они, простые советские бабы, такого не могут себе позволить, если не вышли замуж за космонавта? Супруга едва вырвалась. Открыла дверь «волги», только когда убедилась, что завистницы исчезли и не видят машину. Им невдомёк, что шуба и шапка ещё из северных покупок, Алла вполне могла себе позволить и шубу, и шапку, и пимы на денежное довольствие военфельдшера, других расходов там мало. Ну да, катается на «волге» с коробкой-автомат и мотором от «чайки», слышал, такие машины поставили на поток малой серией. Но я добился всего сам, подменив настоящего Гагарина в начале его пути и унаследовав лишь здоровье, малый рост да «правильное» происхождение. Алла прошла со мной муки Севера, мытарства переезда в Москву, страх, что осталась вдовой, когда «Восток-1» утянуло за Урал, сейчас живёт в тревожном ожидании, вдруг космос снова призовёт мужа.

Вот тесть получил всякие плюшки на халяву. В конце прошлого года там, в Оренбурге, произошли какие-то некрасивые разборки, Марата тоже дёргали и таскали в ОБХСС, но в итоге оставили в покое, недостаточно нашалил, чтоб сажать отца супруги первого космонавта. Вместо этого сдвинули в бок от торгового греха, назначили (формально — избрали) главой профсоюзов области. Теперь через его руки проходят путёвки во всякие Сочи-Евпатории и множество других благ, распределяемых через ВЦСПС, оборотистый жук не пропадёт.

Его бы сюда, в степь, где носятся ветра и иногда воняет гидразином.

Здесь постепенно строился городок для работников, обслуживающих космодром и производство, появились элементарные удобства, например, можно было спокойно звонить домой, не забывая, конечно, что у товарища майора (не меня) где-то крутятся бобины магнитофона. Я прикидывал поясную разницу во времени и набирал супругу по вечерам. В Казахстане уже в полную силу властвовала ночь.

— Нет, дорогая. Честное слово — не лечу. Не дублёр и даже не запасной состав, — «Лечу в космос» говорить запрещено, как и упоминать фамилии. — Кто? Ну, спроси у своих девочек. У вас же между собой тайн нет. Что? Нет, не особая секретность, обычная. Да, скоро вернусь, но не назову точно день, потому что это как раз будет день отъезда у… В общем, у наших знакомых. Нет, твой муж не вредный, а дисциплинированный. Да! Поцелуй Ксюшу и Андрюшу, скажи — папа скоро вернётся.

Врал только об одном. Я единственный знаю о работе экипажа в этой миссии столько же, сколько Егоров и Волынов. Если не больше. При весьма маловероятной, но всё же теоретически возможной ситуации, когда отпадёт командир, его дублёр и запасной дублёр, я надену скафандр, мой всегда со мной в Байконуре, и сяду в лифт, ведущий к приключению или к смерти, раз запуск нельзя отменять накануне визита Джонсона. И будь что будет.

Ну а так вернусь в Москву и буду присутствовать в ЦУП, затем снова помчусь в Казахстан или дальше на восток СССР встречать экипаж, принимая космонавтов из рук спасателей, гонять Ил-18 или Ил-14 ради таких дел — сущая мелочь по сравнению с ценой орбитальных пусков. Наши люди в булочную на такси не ездят? Нет, летают на четырёхмоторном авиалайнере. Космическая рутина, если всё идёт благополучно, или чистый адреналин, если наоборот.

В этот раз, как говорил один курсант-белорус в Оренбурге, «пашчасцiла». Кроме мелких неисправностей, не повлекших последствий, ничего не произошло.

Я снова летел с дабл-Борей, на этот раз — в Москву, нас сопровождали журналисты. Оба космонавта отсели в салоне Ил-18 подальше друг от друга, чтоб каждая порция репортёров не мешала другой, засыпая покорителя космоса вопросами, как сказал видный блондин из их газетной братии: за двенадцать дней локоть к локтю в крохотном шарике надоели один одному. Ничего подобного, возразила дама из «Известий», вот только приедут домой, так соберутся вместе, чтоб обменяться сплетнями без записи на плёночку.

Герои дня балагурили в тон сотрудникам СМИ, всячески демонстрируя прекрасное самочувствие и настроение: полёт долгий, а за пределами земной орбиты, в глубоком космосе, вообще уникальный. О недомоганиях Титова слышали многие, хоть это не афишировалось. Волынов с Егоровым очередной раз доказали — невесомость и другие факторы вне земной колыбели вполне переносимы. Чем собственные недуги, которых не было, обоих куда больше интересовала победа советской хоккейной сборной на олимпийском турнире в Инсбруке, он получил статус мирового. Наши там в четвёртый раз завоевали звание чемпионов мира, натянув абсолютно всех соперников — тема для разговоров не хуже лунного вояжа. А на «Восходе», к сожалению, не было телевизора, чтоб болеть за Фирсова, Старшинова, Майорова, Рагулина… Какие люди, какие легендарные фамилии!

Я же, отключившись от их беседы, прокручивал детали подготовки к встрече, сделал всё от меня зависящее и даже подготовил один сюрприз. Шелепин расстарался ещё больше, стремясь затмить Хрущёва, при прошлом Первом секретаре советский человек только прикоснулся к космосу, сейчас «по взрослому» слетал к Луне. Мне грех жаловаться на Никиту Сергеевича, не считая попытки убийства, конечно, но это было потом. Кроме машины и квартиры, пятнадцати тысяч новыми единовременного пособия и множества разного, а также дома для родителей, партия и правительство выделили комплект экипировки для отца и матери. Много всего, чтобы родня героя выглядела достойно, там были костюмы, галстуки, сорочки, обувь, головные уборы, носовые платки, женские платья, чулки, платки тёплые, пальто летнее и зимнее для обоих…

Это прибавило мне проблем в общении с семьями других космонавтов. Тот же Нелюбов, совершивший героический переход без системы поддержки дыхания и очищения воздуха в скафандре из одного корабля в другой, получил намного меньше льгот и иных материальных благ с двух полётов, чем я за единственный виток вокруг Земли, разве что Дважды Герой Советского Союза. В лицо нам с Аллой ничего не говорили, но многие считали несправедливым, его Зина оставалась ровной и радушной, и всё же что-то такое проскакивало. Понял я это задним числом.

Сели как обычно во Внуково, аэропорт в Шереметьево тоже считался международным, но строения там были жиже и не соответствовали пафосности встречи.

Теперь уже я задерживался в салоне, лишь статист, пока «настоящие герои» топают по ковровой дорожке прямиком в объятия Первого секретаря.

— Юрий Алексеевич, зачем вам полевой бинокль? — спросила та же журналистка, что иронизировала на тему «встретятся и посплетничают».

— Страдайте, что у вас нет. Жду одного события…

— Дадите посмотреть?

— Ни за что.

Она не смирилась и, нарушая протокол, стала в проёме двери над трапом, её попытался оттеснить член экипажа самолёта, не полагается, мол, ждите приглашения, и не добился успеха.

Ровно как при моей встрече, когда Хрущёв вставлял мне фитиль, мол, смотрю в бок во время тисканий с ним, Егорова моментально увело вправо, едва его отпустил Шелепин. О, наивный чукотский юноша, неужели он подумал, что Наталья Фатеева затесалась среди встречающих случайно! Теле- и кинозвезда, она долго возражала, отнекивалась репетициями и съёмками, пока её начальство и в театре, и в кино не получило волшебный пендель из Отдела культуры ЦК КПСС, съёмки и репетиции отменились как по волшебству. Вряд ли знала, что приглашена в аэропорт ради конкретного космолётчика. Егоров метнулся к ней, нечто вытащил из-за пазухи (я точно знаю — всего лишь газетный обрывок), показал, та расцвела, на секунду сделалась ниже ростом, очевидно — исполнила книксен.