Веления Богов — закон для этрусков. В пророчестве нимфы Вегойи, открытом Аррунсу Вельтумну, царю Клузия, было сказано: «Когда Юпитер заявил о своих правах на землю Этрурии, он установил разделительные межи и приказал мерить землю. Зная людскую жадность, он хотел, чтобы все было определено межевыми столбами. Если однажды кто-нибудь, движимый алчностью уходящего восьмого века, пренебрежёт благами, дарованными ему, и возжелает чужого, люди умышленно посягнут на эти столбы, сдвинут или переставят. Но тот, кто прикоснётся к ним и переместит, дабы расширить свои владения и уменьшить чужие, совершит преступление и будет наказан Богами. Переместивших межевые столбы поразят страшные болезни и раны. Затем землю будут часто сотрясать бури и ураганы, и она пошатнётся. Урожаи будут заливать дожди, и бить град, сушить зной и губить ржа. Среди народа начнутся распри. Знай, что таково будет наказание за совершённое преступление. Замкни наши заветы в сердце своём».

Боги установили чёткие ограничения относительно продолжительности жизни этрусского народа.

Она составила десять веков.

Боги никогда не позволяли забывать ни об их могуществе, ни о власти судьбы. Каждый переход в новый век сопровождался яркими предсказаниями, словно внезапный удар молнии среди ясного неба.

Как бы там ни было, но с эпохи Вилланова до исчезновения этрусского языка и искусства прошло именно десять веков. Этрурия просуществовала столько, сколько отвели ей Боги.

Откуда было знать римскому патрицию Марку Лавинию Флаву, что девушка-рабыня из Этрурии посвящена в древнейшие мистерии и обладает даром предвидения! Он всё равно не смог бы изменить ход истории, но если бы он послушался совета Танаквиль, она бы осталась с ним и сделала бы его счастливым. И она сама, и её дар принадлежали бы ему. И Риму. Риму с его великолепными постройками, форумами, дворцами и храмами, акведуками и дорогами. Если бы он внял её мольбам, она не была бы похищена из его дома киммерийцами, совершавшими набеги на Римские земли, и не была бы увезена в страну, где всегдашний сумрак и туман. Как знать, может быть, эти набеги совершались с одной лишь целью, найти то, что приблизит их к Богам?

Как ветер мчалась Арита по степи на самом быстром в мире коне. Сухие комья земли вылетали из-под копыт скакуна. Длинные косы змеились по спине киммерийки. Ветер, сухой и горячий, обжигал лицо. Она заметила, как молодой беркут, блеснув шёлковым оперением, взметнулся справа от неё и полетел рядом, западая то на правое, то на левое крыло.

Смеясь, и задыхаясь от счастья, она через плечо оглянулась назад. Серебристо-голубоватые волны травы катились за ней следом, словно пытались догнать. Никто и никогда не сможет догнать её!

«Никто никогда не сможет догнать меня!»

— Эй, Гирт! Не отставай! — крикнула Арита.

Её синие, как ночное небо, и зоркие, как у степной орлицы, глаза увидели, как тот, что мчался за ней вдогонку, от напряжения плотно стиснул тонкие губы. Губы, которые она так любила целовать. Эти губы говорили ей слова, от которых перехватывало дыхание.

Придержав коня, Арита спрыгнула в траву.

Беркут, летевший за ней, устремился к одинокому валуну и сел, кутаясь в крылья.

Степь уже буйно цвела. Ковыль и типчак серебрились широкими медленными волнами. Девушка сорвала метёлочку тонконога и стиснула его стебелёк крепкими белыми зубами. Ровным ковром покрывали землю до самого горизонта степные травы, а там, где степь сливалась с небом, пламенело море цветов. Земля трещала от сверчков и кузнечиков. Каждое дуновение ветра приносило терпкий аромат, щекотавший ноздри. Арита улавила среди запахов травы ещё один волнующий запах.

Наконец-то, Гирт рядом.

— Завтра я пойду к твоему отцу, — зло сказал он, упруго спрыгнув на землю.

«Не догнал, и злится». Арита улыбнулась:

— Сумашедший, он велит вышвырнуть тебя вон…

Гирт изо всей силы ударил плёткой по гладким стеблям высокого типчака, путавшегося в коленях.

— Тогда я украду тебя! — он был вне себя от ярости. Он не смог догнать свою возлюбленную! Такая девушка не может принадлежать простому киммерийскому всаднику. Недаром говорят, что в её жилах течёт царская кровь.

— Но я люблю тебя, — сказал он тихо, как будто самому себе.

Арита, ни на миг отводя взгляда, следила за его губами. Ей так нравилось, как гибко двигались они, выговаривая эти прекрасные слова. Она приблизилась к ним близко-близко.

— Я убегу с тобой, Гирт.

И земля, вечно юная, переполненная весенней пробуждающейся силы, раскрыла им свои объятия.

Уже стемнело, когда они вернулись в становье. Она осторожно вынула свою ладонь из руки Гирта и бесшумно проскользнула в шатёр.

Там её уже поджидала Аракала.

— Ата, бестыжая, — прошипела она. Старуха-ведунья с самого детства называла её Атой.

Арита знала, что старуха не злится.

— Замолчи, Аракала, — так же беззлобно ответила девушка, блаженно растягиваясь на шкуре.

— Замолчи, замолчи… Да ты хоть знаешь, что отец сосватал тебя?

— За кого?! — подскочила девушка.

— За старшего сына Пушты, главы рода Аканаков. Отец хочет объединить два наших рода. Поодиночке теперь не выживешь, не те нынче времена настали, — горько добавила Аракала. — Скифы опустошают наши земли своими набегами. Народ хочет покинуть страну, а не оставаться лицом к лицу с огромным войском. Но главы всех родов держали совет и решили, что слишком много несчастий постигнет их, если они станут изгнанниками. Цари решили умереть и покоиться в своей земле, а не бежать вместе с простым народом.

Но Арита не слышала, о чём говорила старуха. Из всего сказанного, она уловила только одно, — скоро ей не уже носиться по степи с Гиртом.

— Но я не хочу! — громким шёпотом заговорила Арита. — Я не могу…

Аракала внимательно посмотрела на девушку.

— Что? Что? — допытывалась старуха.

Арита потупилась.

— Неужели опять с Гиртом по степи носилась? — старуха словно мысли её читала. — Ох, глупая. Отец узнает, убьёт тебя.

— Ничего он мне не сделает. Мы убежим с Гиртом… — начала было Арита, но старуха не дала ей договорить.

— Ох, какая же ты глупая, Ата. Куда ты убежишь?! Степь кругом! Скифы кругом. Не те уж времена… Завтра на закате держи коня наготове. Я буду ждать тебя.

Вечером следующего дня женщины ехали верхом туда, где солнце уже наполовину опустилось в ковыль. Закатный ветер мчался по степи, шелестя тонкими стеблями чия. Лиловатое марево неподвижно висело над травой. В небе медленно кружил гриф, и две женщины, как две большие птицы, плыли по серебристому полынному простору.

Ехали не торопясь. Легко и свободно сидела Арита на своём высоком чёрном коне. Рядом на рыжей лошади Аракала. К поясу шаманки была привязана кожаная сумка. Несмотря на возраст, старуха прекрасно держалась верхом.

Слегка покачиваясь в седле, Арита думала о Гирте, и о том, что по доброй воле она никогда не станет женой сына Пушты.

Когда над степью стали загораться первые звёзды, они были уже довольно далеко, родное становье едва угадывалось вдали.

Женщины спешились, и Аракала принялась разводить огонь. Едва заплясали, разгоняя тьму, язычки пламени, она налила немного воды из кожаного бурдюка в небольшой котелок, добавила туда пучок каких-то сухих трав и принялась готовить снадобье.

На степь опустилась ночь, напоённая запахами трав, шорохами степных звёрьков, выкриками ночных птиц. Невидимая глазом ночная жизнь степи, утратив разноцветье, источала ароматы и рождала таинственные звуки. Арита вслушивалась, словно ждала совета от степи.

Старуха протянула Арите небольшую глиняную чашку с пахучим питьём и велела отхлебнуть. Арита подчинилась, хотя считала, что никакое зелье не заставит её разлюбить Гирта, всё равно она будет принадлежать только ему.

Аракала затянула странную заунывную песню, от которой у Ариты закружилась голова. Девушка с трудом подняла лицо и посмотрела на темнеющее небо. Оно было полно звёзд, крошечных, белых, блестящих. От снадобья Аракалы и хмельного аромата цветущих растений голова пошла кругом.