Как только я почувствовал, что моя ладонь превратилась в железную звериную лапу с острыми когтями, я впился этой лапой в бок Джаггернаута и принялся этот бок разрывать. Соперник тут же вздрогнул и стал ещё сильнее сжимать свои ручищи. А я ещё быстрее разрывать ему бок.

Довольно быстро я дошёл до рёбер и выломал два из них. Англичанин при этом дико рычал, словно раненый зверь, но хватки не ослаблял — наоборот, ещё её усилил, хотя ранее мне казалось, что сильнее давить на меня уже просто невозможно. Но нет. Видимо, предел был ещё не близко.

Я начал задыхаться, похоже, мои рёбра, тоже все переломанные, уже впились в лёгкие, а может, соперник сдавил моё тело так, что уже сами лёгкие сжались. Так или иначе, дышать я почти не мог. Но и англичанину стало сильно хуже — я, выломав ему рёбра и разворотив грудную клетку, добрался-таки до его правого лёгкого и превращал его в кашу своими стальными когтями.

Это был уже не поединок, это было хрен пойми что. Мне совершенно не нравилось то, что я делал, но какие у меня были варианты? Проиграть? Дать сломать себя? Нет уж, извините, не для того я приехал. Всё, что не запрещено правилами — разрешено! Пусть некрасиво, но зато эффективно.

Впрочем, это для меня некрасиво, а трибуны ревели в восторге — такого зрелища в финале никто явно не ожидал. Народу нравилось. А я подумал, что если выживу сейчас, то на арену уже точно никогда не выйду по своей воле. Даже за очень большие деньги.

Джаггернаут так сильно меня поломал, а я так искромсал его внутренности, что если бы не усиление тел и сильнейшие заклятия, мы не просто давно бы рухнули и потеряли сознание, мы вряд ли ещё оставались бы в живых. Но магия творила чудеса: мы не просто выжили с такими травмами, мы всё ещё стояли на ногах. Хотя, казалось, это ненадолго. Как минимум совсем скоро должен был прозвучать гонг.

От мысли, что через минутный перерыв это всё начнётся сначала, мне стало ещё хуже. Видимо, противник придерживался такого же мнения, поэтому он решил вложить все оставшиеся силы в последний рывок и попытаться добить меня до окончания раунда. И он решил действовать моим методом — пробить мне грудную клетку и добраться до моих внутренних органов. Но вот только к моему большому сожалению, он начал пробивать левую часть грудной клетки — видимо, решил, что вырвать сердце будет быстрее и надёжнее.

Но Джаггернаут сделал ошибку — понадеялся на свои лапищи и не стал их модифицировать. Однако с первого удара пробить моё укреплённое тело не вышло, а до второго дело не дошло — я с испуга так дёрнул рукой внутри его грудной клетки, что зацепил там железными когтями что-то особенно важное. Может, позвоночник ему сломал, может, какие-то нервные окончания перебил. Сложно сказать — я в этот момент уже находился в состоянии аффекта и мало что понимал.

Противник резко дёрнулся, отпустил меня, закатил глаза, обмяк и, казалось, вот-вот упадёт. Возникло дикое желание изо всех сил заехать ему с ноги в голову, чтобы он уж точно рухнул на пол арены. Но я сдержался — стало противно. И дело было не в Джаггернауте. Я просто не хотел больше драться. Всё, перебор. До тошноты. Никогда ни при каких обстоятельствах больше не буду драться на потеху публики.

Безусловно, случиться может всякое, и явно ещё не раз мне придётся в жизни сжимать кулаки и применять боевые заклятия, но на арену я больше не выйду! Точка!

Раздался гонг. Пятый раунд закончился. Возможно, и стоило добить соперника, чтобы он упал, и рефери зафиксировал его проигрыш. Неужели через минуту всё начинать заново? От одной этой мысли стало тошно. Хотя глядя на Джаггернаута, трудно было представить, что за минуту без помощи лекаря он придёт в такую форму, чтобы продолжить бой. Впрочем, я не знал, как мне самому дойти до стула в углу. Было больно даже шевелиться.

Так мы и стояли. Рефери подошёл ко мне и что-то произнёс на французском, но я ничего не понял и в ответ лишь вздохнул. Затем рефери с этой же фразой обратился к англичанину. Но и тот промолчал. И даже не вздохнул. Вообще никак не отреагировал. Просто стоял как вкопанный. А примерно через полминуты упал.

Рефери тут же подскочил к Джаггернауту, о чём-то его спросил и, не получив ответа, громко крикнул в зал. Тут же на арену вбежал лекарь из команды англичанина и принялся приводить громилу в чувство.

А я стоял, думая лишь о том, как бы тоже не упасть. Рефери подошёл ко мне, взял меня за правую руку и поднял её. И выкрикнул какую-то фразу по-французски. Я разобрал в ней всего два слова: Молот и «виктуар». Похоже, мужик объявил о моей победе.

Глядя на аплодирующие трибуны, я невольно улыбнулся. Как ни крути, а побеждать приятно. Драться — тяжело, больно и опасно, а побеждать — приятно. Впрочем, своего решения: ни при каком раскладе больше не выходить на арену, я не изменю. И покину её сейчас с большой радостью.

Только вот не стоило пытаться это сделать самому — не хватало ещё из-за потери сил упасть на потеху публике. Я понимал, что при всём желании вряд ли далеко дойду без посторонней помощи: переломанные рёбра дико болели, дышал я с трудом, сил вообще не осталось.

Но спешить было некуда, и я спокойно ждал Артура и Мирона, которые уже бежали ко мне. И ещё очень надеялся, что Аня снова придёт и поможет. В принципе это бы выглядело абсолютно нормально после того, как она поставила на меня большую сумму и поняла, что в моей команде нет нормального лекаря. Со стороны это выглядело бы как обычная благодарность бойцу.

Артур с Мироном подскочили ко мне, подхватили под руки, поздравили с победой и не спеша повели в выделенную мне комнату. Там уложили на кушетку.

— Вы мне, случайно, нормального лекаря не нашли? — поинтересовался я у Петиного помощника.

— Нашли, — ответил тот. — Он сейчас подойдёт.

И почти сразу же после этих слов в комнату зашли три мужика — два из них раньше приходили с Петром Петровичем, а третий — новый. И судя по тому, что у этого третьего магии было просто через край, он и был тем самым обещанным нормальным лекарем. Правда, мне не очень понравилось выражение его лица — какое-то оно у него было слишком напряжённое и злое. Обычно лекари выглядят немного добрее.

Едва эта троица подошла ко мне, Мирон выскочил из комнаты. Мне это совсем не понравилось, и я на всякий случай поставил усиление, которое снял после боя, чтобы не тратить на него последние силы. Но хорошо хоть магией я, благодаря Джаггернауту, был полон под завязку, поэтому вернуть усиление большой проблемой не стало.

— Ты расслабься, — произнёс мужик, назвавшийся лекарем. — Сейчас я тебя приведу в порядок.

Он положил одну руку мне на грудь, другую — на лоб и начал начитывать какое-то заклинание. И что-то оно никак не походило на лекарское. Я вообще не помню, чтобы лекари что-либо начитывали — они работали совершенно иначе. А ещё мне стало хуже — казалось, что мужик забирает мою магию. Причём он её не себе забирал, а просто как-то рассеивал её, уменьшал моё усиленье.

Скорее всего, не имей я возможности видеть движение магических потоков, я бы ничего и не ощутил, приняв небольшую возникшую слабость за первую реакцию на лекарское воздействие. Такое иногда бывает: сначала лекарь тебя полностью расслабляет, опустошает, а потом наполняет силой и энергией. Но я видел! Я видел, как этот угрюмый мужик пытается разрушить моё усиление.

— Сними все защиты, — мрачно пробурчал лжелекарь. — Расслабься, закрой глаза.

Ага, аж два раза я расслабился. Наоборот, всё происходящее меня очень даже напрягало. И, похоже, не только меня.

— А вы здесь чего забыли? — спросил Артур у двух Петиных бойцов.

— Велено охранять, — ответил один из них.

— Сам справлюсь, — сказал ИСБ-шник. — Идите в коридоре ждите.

— Велено охранять, — мрачно повторил здоровяк.

— Снаружи охраняйте…

Договорить Артур не успел — каким-то невероятно быстрым движением Петин подручный метнулся к ИСБ-шнику и вонзил тому нож в район печени по самую рукоять. Как и откуда он достал этот нож, я даже не заметил. И Артур, видимо, тоже, раз пропустил этот удар. Похоже, даже в мыслях не допускал, что напасть могут на него. А как оказалось, зря.