Временное правительство бросилось к единственной силе, способной, с его точки зрения, навести порядок — к командующему Петроградским фронтом генералу Корнилову. Тот сформировал отряд из нескольких устойчивых полков, казачьих частей, усилил его артиллерией и двинул в город.

На основную массу участников орудийные залпы подействовали отрезвляюще, а Корнилов продолжал действовать решительно и безжалостно. В городе развели мосты, команды юнкеров и георгиевских кавалеров начали облавы и аресты.

Часть матросов-анархистов заперлась в Петропавловской крепости, Корнилов подтянул тяжелые пушки и все могло кончится плохо, но Петросовет успел выступить посредником. Переговоры вел недавно вернувшийся из Швеции товарищ Коба, анархисты сдались, их разоружили и отправили посидеть в Кронштадт, под охрану моряков Центробалта.

Наиболее ретивые корниловцы попытались разгромить Петросовет и редакцию “Правды”, но не преуспели, красногвардейская охрана была хорошо организована и вооружена.

Еще дня два шло “умиротворение”, по результатам которого с подачи Гучкова Корнилова назначили верховным главнокомандующим.

— Так что я не исключаю, что Временное правительство, опираясь на Корнилова, возжелает разогнать Учредительное собрание, — ровным тоном закончил доклад о положении в Питере Болдырев.

— Значит, его нужно собирать в Москве. Здесь у них сил не хватит, да и ехать в Москву проще.

— У вас нет Таврического дворца, — свраливо парировал генерал.

— Прекрати делаться большим питерцем, чем Медный всадник, Лавр. У нас есть Политехнический музей, Народный университет, Малый и Большой театры. Расскажи лучше, как твоя поездка в Казань.

— Завершили разработку двух германских групп, выкорчевали. Как ты и предполагал, готовили пожары нефтяных резервуаров и взрывы на артиллерийских складах.

— Раскидали хоть?

Болдырев скривился. Ну да, миллион снарядов на раз-два не раскидаешь.

— Пулеметы вывозят. Как навигация открылась — в Пермь, Симбирск, Нижний и Ярославль. Понемногу и снаряды растащим.

Генерал собрал разбросанные по моему столу бумаги, уложил их в папки и упихал в портфель. Внизу звенела посуда — накрывали на стол, сегодня редкий день, когда Митя ужинал дома.

— Забавный у тебя, Миша, костюмчик. Я смотрю, удобный и крепко сшитый, вот бы нашу армию в такое одеть.

— Дорогонько выйдет, всю армию пока не потянем. Вот построим новую республику, а в ней заводы и фабрики, вот тогда…

— Ладно, я не о том хотел, — Лавр помялся, но продолжил. — Отпусти Митю со мной.

— Зачем?

— Два дела есть, одно с нашей стороны фронта, другое с немецкой.

— Давай туда лучше кого из немцев направим? У нас на связи есть социал-демократы…

— А они что, по-русски говорят? А из Мити швейцарца даже делать не надо, документы идеальные, язык и знание страны тоже.

— Хорошо, спроси у него, он взрослый парень, сам решит.

И мы отправились ужинать. По нынешним временам это было практически пиршество — ну так двое в доме получали пайки Центросоюза, я да Иван, муж Аглаи. Картошка, жареная курица, огурчики, наваристый грибной суп — Ираида даже из весьма сокращенного набора продуктов творила шедевры.

На этот раз послы сподобились приехать ко мне сами. Ну, не то чтобы прямо ко мне, но в Москву. И обставили все так, что отказаться от завтрака в Метрополе не было никакой возможности — пригласили по всем правилам этикета, как мэра второй столицы.

Ради такого дела я прибыл с охраной и секретарем, причем в своей зеленой униформе. Чрезвычайные и полномочные новшество не оценили, вероятно, из зависти — все время поглядывали на мой свободный ворот без галстука и подозрительно часто поправляли свои жестко накрахмаленные ошейники.

Дипломатов бешено взлетевшие цены не взволновали, платят-то не они, а правительства, потому завтрак был сервирован с прежним блеском. Метрополю вообще с продуктами повезло, поскольку еще на стадии бизнес-плана было заложено самообеспечение и ресторан имел свои пекарни (отдельные для булок, бисквитов и расстегаев), свинарники, рыбные садки и так далее. Ну а прямые контакты с подмосковными и не только артелями покрывали все остальное.

Англичанин при всем великолепии выбора предпочел традиции своей родины. Яйца с беконом и все такое. А вот Палеолог, как истинный француз, предался гастрономическим радостям в полный рост и налегал на икру, балык и копченую осетрину.

Я же ковырял омлет с ветчиной и слушал дальние заходы. Начали с конференции социалистов Антанты в Лондоне, уже второй. Послы весьма упирали на всеобщую, полную и безоговорочную поддержку левыми своих правительств. Впрочем, какими левыми, Второй Интернационал медленно, но верно скатывался к центру. Пора, пора, нам делать свой Интернационал. Но вот думаю, что при “мягкой” революции с ним будет труднее — нет прорыва, нет мечты, за которой можно пойти, отринув все. Хотя может это и к лучшему, не будет фанатиков, ненависти и ненужной экзальтации.

Послы добрались до дела только к концу завтрака.

Антанта возжелала нанести последний, решающий удар Центральным державам и для этого скоординировать наступления на всех фронтах. Как умные люди, послы понимали, что без поддержки Советов русская армия не сдвинется с места и прощупывали меня, не гнушаясь и шантажом.

— В ходе недавнего расследования, проведенного Скотланд-Ярдом совместно с Министерством финансов, нам стало известно, что деньги на финансирование некоторых радикальных организаций поступали, в том числе, от германского Генштаба.

— Не исключаю, у радикальных организаций обычно множество источников денег, — флегматично ответил я, поигрывая ложечкой в чашке с черным кофе.

— Нас тревожит возможный кризис, если сведения об этом просочатся в прессу. Сейчас это будет крайне несвоевременно.

— Не думаю, что это как-то повлияет на ситуацию, во всяком случае, в России. После недавних событий в Петрограде русское общество уже ничем не удивишь. А наступление… я не военный, но мне кажется что в нынешнем состоянии армия наступать неспособна. Мы готовы предпринять некоторые меры для ее укрепления, но тут все карты в руках у правительства и Главковерха.

Весна-лето 1917

Выполнить приказ доехать до Минска и остановиться в гостинице “Европа” Митя не смог. То есть до Минска-то он доехал, но вот дойти до гостиницы не получилось — и сбегавшую к Свислочи Губернаторскую улицу, и площадь Свободы, недавно переименованную из Соборной, занимали манифестация и митинг.

Непричастную публику гоняли офицеры-распорядители с красными лентами через плечо, отчего многие зеваки предпочли устроится на крышах невысоких домов, Митя же застрял на углу Преображенской, как раз напротив гостиницы. Мимо него, за жидким оцеплением, громыхая по булыжнику и трамвайным путям, проехали два грузовика с музыкантами, сжимавшими инструменты, чтобы не выронить на ухабах. Затем автомобиль с двумя французскими офицерами, скорым шагом прошел оркестр пожарной команды, а потом по толпе прокатился гул. Взметнулись в приветствии руки, раздались крики “Ура”. Знамена, транспаранты и поднятые для приветствией фуражки и шляпы совсем закрыли от Мити следующие два авто. Шум укатился следом за машинами, потом грянули духовые и барабаны, и народ, стоявший на тротуарах, пропустили на площадь.

Не без труда пробившись сквозь эту людскую реку, Митя в помятом виде добрался до гостиницы, где услужливый портье выдал ему ключ от номера под самой крышей. Балкончик выходил прямо на Соборную и с него удивительным образом было отлично слышно все, что говорили с трибуны внизу.

Все пространство между католическим костелом и крупным зданием присутственного места заполняли шпалеры солдат и толпы демонстрантов. Там и здесь торчали красные знамена и транспаранты “Приветствуем делегатов съезда ударных частей фронта!”, “Вся власть Учредительному собранию!”, “Сбор пожертвований увечным воинам”, “Свободный народ непобедим”, “Да здравствует интернационал, мир хижинам, война дворцам: война до победы над буржуазией!” и даже пара на идиш, которых Митя, разумеется, прочесть не смог.