— У нас неисправных паровозов на дороге больше сотни!

— И у нас! У нас тоже!

— Предлагаю Викжелю связаться с Викметом и Союзом механических производств и составить план ремонта. Потому как, товарищи, нам без транспорта зарез будет.

— Поддерживаю!

— Пока там паровозы ремонтируются, — начал Ломоносов, — можно и нужно ввести единые правила работы на всех дорогах, государственных и частных. А то сейчас здесь так, тут эдак, очень большие накладки и задержки от чересполосицы.

Юра посмотрел на фон Мекка, тот развел руками, признавая его правоту.

— Только как это сделать? Приказом сверху не получится. А разрабатывать правила — время.

— А давайте так, товарищи, — влез я, — создадим при Викжеле, скажем, “Комиссию тяги” или там “движения”, как у вас принято назвать. Чтобы не увязнуть в согласованиях, взять за основу существующие правила государственных дорог, задача-то у нас государственная. И явочным порядком ввести везде.

— Акционеры возмутятся, — заметил Николай Карлович.

— Не думаю, что падение прибыли будет больше, нежели при забастовке путейцев, — отрезал Собко.

Мекк только устало кивнул.

А потом мы вчетвером сидели над картой и мечтали, какие еще дороги нужны стране. Нижний-Вятка, Сарапул-Екатеринбург, Кизляр-Астрахань, Семипалатинск-Ташкент… Ломоносов так воодушевился, что вспомнил и про амбициозный проект магистрали с Кавказа через Персию и Афганистан в Индию.

— Ну, с Индией и Афганистаном нам англичане голову оторвут, а до Тегерана можно попробовать…

— Миша, да ты с ума сошел! Какой Тегеран! — вскинулся Собко. — Нам у себя дороги на двухпутное движение переводить надо, а вы еще новых напридумывали! Там одних рельс сколько потребуется!

— А вот ты и посчитай. Напиши, где сколько чего надо, сведи в таблицу, выдай итог, сравни с возможностями производства.

— Так рельс от этого не прибавится!

— Зато будет ясно, сколько нам металлургических заводов строить.

Лето 1917

Заявление Советов о перевороте и узурпации власти Временными мы опубликовали во всех европейских газетах, до которых смогли дотянутся. В Англии, Франции, Италии, Швейии, Швейцарии и так далее. И в тот же день передали послам еще одно заявление — что с этого момента Советы рассматривают Временное правительство как нелегитимное. И в особенности все долги, которые временные с этого момента наделают. Послы, как и положено, сделали непроницаемые рожи — “Я доведу это до сведения кабинета”.

Ну, доведут или нет, неизвестно, но для гарантии через пару-тройку дней наши люди передали это заявление в министерства иностранных дел тех же стран и в Госдепартамент США до кучи.

А в Москву потихоньку начали съезжаться делегаты, в первую очередь из Питера, казачьих земель и некоторых национальных территорий, где Советы оказались как бы вне закона. Остальные-то могли спокойно добраться к назначенному сроку, а вот “делегаты подполья” выехать скопом не могли, приходилось использовать кружные, а то и вовсе нелегальные пути.

***

В Симоново меня выдернул Медведник. Треугольник Тюфелевой рощи в несколько десятков гектаров был надежно отгорожен излучиной Москвы-реки и территорий заводов первой очереди. Здесь, на бывших огородах, сейчас спешно готовили отряды Красной гвардии. Ну а когда надобность в учебном центре отпадет, мы обязательно построим вторую очередь АМО.

Доступ контролировали стационарные посты на железнодорожном мосту, на проходных заводов, а также частые патрули вдоль берега реки. Ну и постоянная пальба отпугивала любопытных — официально здесь находилась школа городской милиции.

Вот эти самые милиционеры, помимо необходимых им знаний по охране порядка, проходили и полный курс учебной команды пехотного полка, и дополнения к нему, составленные Медведником. Обучение — три месяца, набор двести человек каждую неделю, за год можно дивизию прогнать. Хотя сильно надеюсь, что через несколько месяцев у нас в руках будут нормальные военные лагеря для подготовки, а пока так.

— Заря-жай! — скомандовал инструктор из числа демобилизованных по ранению унтеров.

Два десятка рабочих — учебное отделение — скинули с плеч винтовки, перехватили их на левую руку, лязгнули затворами и почти одновременно вогнали по обйме. Клац-клац — винтовки смотрят налево-вверх, штыки топорщатся, к бою готовы.

Унтер прошел вдоль строя, поправил незаметные моему глазу ошибки, вернулся на место:

— Разря-жай!

Тут у всех хорошо не получилось, только двое четко открыли снизу магазинную коробку, высыпали в ладонь патроны, щелкнули затвором и поймали последний, сидевший в патроннике. Прочие же кто уронил, кто замешкался, отжимая тугую защелку, кто упустил патрон, вылетевший при экстракции. Посыпались смешки и подначки, без которых в мужском коллективе никак, прерванные многозначительным покашливанием унтера. Потолкавшись, отделение снова встало в две шеренги.

— Заря-жай!

Увидев у меня на лице сомнение, Вася Шешминцев, начальник “школы”, поспешил заверить, что патроны учебные, по сути — болванки, и даже самый криворукий курсант никого не пристрелит.

Такая возможность предоставлялась им чуть дальше, на стрельбище, упиравшемся в специально насыпанный вал. Не в первый раз сталкиваясь с подготовкой новобранцев, что буров, что сахалинцев, что македонцев, Вася к каждому на огневом рубеже приставлял по унтеру-надзирателю с правом пресекать нарушения правил методом непосредственного удара.

— И что, многим достается?

— Обычно на поток трое-четверо ошибаются, раза два по рукам лупить пришлось. Но совсем неспособных нету, рабочие же, все с инструментом да за станками привыкли. Из станочников, кстати, хорошие пулеметчики получаются.

— С пулеметами недостатка нет?

— Какое там, как из Казани нам груз передали, не знаем, куда избыток девать.

— Ничего, скоро пригодятся все.

Разгрузка казанских складов, которую пробил Болдырев, дала нам около тысячи пулеметов. Еще десять тысяч разъехались на хранение в разные города, подальше от взрывоопасных складов и пожароопасных нефтебаков. Причем города, как на подбор, оказались такие, где власть была в руках Советов. Нет-нет, что вы, господин министр, случайность!

В Тюфелевой роще учили не только обращению с винтовками и тактике пехоты. Пришлось тренировать даже перемещение на грузовиках — посадка, высадка, правильное положение при езде. Многие в революционном порыве пытались делать это стоя, а водители были заряжены на максимальную скорость передвижения, ну и…

Учили пулеметчиков и командиров отделений, чем занимались самые опытные унтера и несколько офицеров, а также наши боевики — буры и сахалинцы.

— У нас сейчас на отделение один “мадсен”, а на роту два “максима”.

— Богато.

— Ну да, по сути новую тактику вырабатываем. О, вот и Егор! — Вася махнул рукой в сторону двух авто, из которых выходил Медведник в сопровождении еще нескольких человек.

Среди них я узнал Лебедева, остальные, несмотря на штатскую одежду, тоже наверняка из военных, в больших чинах — как лом проглотили, эту осанку ни с чем нельзя спутать.

Мы двинулись навстречу и когда уже были в десяти шагах, Егор с нежданным озорством в глазах вдруг громко скомандовал:

— Товарищи офицеры! — и врезал строевым по направлению ко мне.

Пришлось втягивать живот и принимать максимально лихой вид, насколько это при моих кондициях возможно.

— Товарищ председатель Московского Совета! — остановившись в двух шагах, Егор кинул руку к фуражке. — Группа кандидатов на командные должности Красной гвардии прибыла для ознакомления!

И отшагнул в сторону. Вот же зараза какая, знал, что я насквозь штатский… И Вася, стервец, явственно подвывал сквозь сжатые до белизны скул зубы, чтобы не расхохотаться. Пришлось делать шаг вперед, прикладывать ладонь к картузу и повторять: