А нам пришла пора устраивать штурм Зимнего.

— Зимой и весной в запасных частях, — докладывал прибывший нелегально председатель Петросовета Носарь, — сформированы с нашей помощью “революционные роты” общей численностью примерно в семьдесят-восемьдесят тысяч человек. Опираясь на них, Главкопет разгрузил город от излишних частей, ныне гарнизон составляет порядка ста пятидесяти тысяч.

— Включая революционные роты?

— Да. И с учетом юнкеров военных училищ. Таким образом, против условно верных временным восьмидесяти тысяч штыков у нас столько же, плюс сто двадцать тысяч красногвардейцев, плюс силы Центробалта, это около сорока кораблей и примерно пятнадцать тысяч моряков. Я думаю, если повлиять на юнкеров, все сложится само.

— А эти их “батальоны смерти”?

— Две штуки, мужской и женский. По уровню подготовки пока слабее Красной гвардии. Централизованного снабжения не имеют, все на добровольных пожертвованиях, — дополнил Медведник.

— Я вот еще что предлагаю, — пошелестел блокнотом служащий ныне по министерству внутренних дел Савинков. — Послать группу Лебедева в Ставку и тем, одновременно с началом действий в Петербурге, арестовать Корнилова. И в то же время Гучкова и Керенского арестуют Исколат и Армискрур.

“С такими именами хорошо ходить в Мордор, с кольцом всевластия” — подумал я, но, как оказалось, это были всего-навсего исполнительный комитет латвийского Совета и армейский исполком Рижского укрепленного района. Туда-то, под Ригу и намылились два министра-капиталиста, говорить войскам речи ввиду угрозы немецкого наступления.

— Ну что же, наши цели ясны, задачи определены. За работу, товарищи!

Но Керенский с Гучковым даже не доехали, их перехватил и арестовал Совет во Пскове. Вышло-то лучше, чем планировалось, но псковским товарищам пришлось объяснять, что значит “действовать по утвержденному плану”, а то мы так далеко не уедем.

В Питере же все прошло строго по заветам Ильича — по сигналу Военной комиссии Петросовета отряды Красной гвардии и солдат заняли вокзалы, телеграф, телефон, здания министерств, выставили караулы у посольств. С вошедших в Неву миноносцев выгрузились и захватили мосты моряки, они же взяли под контроль Петропавловку. Ну а дальше Временное правительство окружали добрые, хорошие люди, медленно сжимая кольцо.

Первыми дрогнули и разошлись по домам “батальоны смерти” — их не успели толком ни сформировать, ни обучить. Потом Болдырев при помощи своих офицеров вернул к занятиям пару военных училищ. А когда вокруг Зимнего замкнулось оцепление красногвардейцев с сотней пулеметов на автомобилях, а прямо напротив дворца встали эсминцы “Авторил” и “Забияка”, начали сваливать и последние защитники временных. Их деликатно разоружали и отпускали, за исключением пары десятков человек, пополнивших число сидельцев крепости напротив.

Часа через два после начала “осады” в здание вошли группы Красина, вел их Федоров — Иван упросил отпустить его в Питер, поскольку имел неожиданную для слесаря тщеславную мечту “вписать свое имя в историю”. Я согласился при одном непременном условии, и Федоров его честно выполнил. После прохода по дворцу, выставления караулов, он открыл дверь в зал, где заседало полунизложенное правительство и рявкнул:

— Которые тут временные? Слазь! Кончилось ваше время!

Этими историческими словами и закончилось двоевластие.

***

— Подъем, орелики.

Раз Михненко сказал “орелики”, значит, побудка не срочная и особая команда не торопясь начала откидывать одеяла. Или шинели — в это гимназическое здание их перевели в срочном порядке и даже не успели толком оборудовать спальные места. Хотя чего ворчать-то, тепло, сухо, ватерклозеты, рай по сравнению с лесами и болотами, где им приходилось скитаться последние месяцы, да еще порой с погоней на хвосте.

— Через полчаса внизу по форме. Из оружия револьверы и карабины.

Митя влез в сапоги, накинул на шею полотенце и побрел умываться. Дневальные метали на столы скорый завтрак и горячие чайники, разведчики толпились в туалетных комнатах над умывальниками, пихались и брызгались водой. Кто-то шикал “Осторожнее, бреюсь же!”

— Слушать внимательно, — невысокий широкоскулый Нестор прошелся перед строем. — Выдвигаемся на вокзал, берем его под контроль, выставляем посты чтобы ни одна сволота не проскользнула.

— Так ломиться начнут, — резонно возразил Петька.

— Всем говорим, что принимаем особо опасный груз. Секретный. До двух часов дня вокзал закрыт.

Опасный груз привезли аж на бронепоезде. Состоял груз из примерно тридцати генералов и полковников во главе со знакомым еще по Болгарии Лебедевым. Все в военной форме, но почему-то без погон. Еще с двух эшелонов на задворках станции быстро разгрузили автобронеотряд Жекулина.

На вокзал по распоряжению Михненко пропустили председателя Минского Совета и еще пятерых товарищей. Полчаса совещания и с вокзала выслали группы, короткими бросками занявшие почту, телеграф, телефон, радиостанцию. Команда Нестора вместе с Лебедевым, генералами и бойцами Терентия, с которым Митя успел только обняться, погрузилась на авто.

Через десять минут они уже сняли караулы вокруг Ставки и окружили здание. Лебедев отдал тихие распоряжения, взял с собой беспогонных генералов и десяток солдат автоотряда и пошел внутрь.

За полчаса, что орелики стояли, тревожно оглядывая ближайшие улицы, до них доносились разговоры на повышенных тонах, что-то падало, но в конце концов наружу повалили и собрались беспорядочной толпой у крыльца телеграфисты, офицеры, машинистки, вестовые… Следом, без портупеи вышел Корнилов и офицеры ставки, за ними — Лебедев со своими.

“Смешно” — подумал Митя, — “Эти без погон, те без портупей”.

Один из офицеров, молоденький поручик, внезапно разрыдался и на неверных ногах, держась за стенку, зашел за угол. Шарахнул выстрел, взвились птицы, рухнуло тело и из-за угла выпала рука с дымящимся наганом. Стоявший рядом с Митей штабс-капитан повернулся и с белыми от бешенства глазами начал скрести кобуру.

— А-а-а, суки…

Первым среагировал Петька, он ухватил и выкрутил за спину руку штабса, заломив ее к лопатке.

— Убью, сволочь! Убью! — дергался тот.

А Митя вспомнил, что уже видел этого шатена, ну точно, вон и Георгий болтается в такт его рывкам…

— Сохранять спокойствие! — громко и ясно сказал Корнилов. — Новый главнокомандующий — генерал-майор Лебедев. Я должность сдал. Господа, за мной.

— Генерал! — кинулся ему наперерез капитан, тоже с Георгием. — Скажите одно слово! Все офицеры отдадут за вас жизнь! Без колебаний!

— Я должность сдал. И уезжаю на Кавказские минеральные воды, поправлять расшатанные нервы.

Штабс-капитан, крепко удерживаемый Петькой, тем временем затих и только угрюмо шипел сквозь зубы:

— Ничего! Ничего не кончено! Возомнили, быдло! Посчитаемся еще!

Вслед Корнилову прошагали четверо всадников-текинцев личного конвоя, настороженно поводя узкими глазами на смуглых лицах.

***

Советы взяли власть по всей стране быстро и практически бескровно. В Питере вообще погибло всего двое, причем до конца неясно, это действительно были жертвы “штурма” или просто случайные люди.

Неожиданно взбрыкнул штаб Казанского военного округа, предприняв попытку разоружить “советские” части силами юнкеров. Поменять командование во внутренних округах у нас просто не хватило кадров, в первую очередь “жертвы чистки” приняли на себя Ставку и штабы фронтов. Но тем не менее, в Казани, особенно после появления нижегородского автоотряда, все прошло по стандартному сценарию — почта, банки, телеграф, телефон, вокзалы… Штаокр оказался окружен в Кремле и после часовых переговоров сдался во избежание кровопролития. Еще три дня отряды Красной гвардии вылавливали националистов, под шумок решивших взять суверенитета, сколько смогут унести.