– Я все понимаю, – перебила его Лорел. – Насчет опасности. Поэтому ты мне и нужен. А я нужна тебе. Лишняя пара глаз не помешает. Кто-то же должен прикрывать тылы.

– Об этом не может быть и речи.

– Да, я не профессионал. Но именно поэтому на меня никто и не станет обращать внимания. К тому же, ты их не боишься. Ты боишься себя. А со мной тебе будет легче.

– Ты представляешь, как я буду себя чувствовать, если с тобой там что-то случится?

– А как ты будешь себя чувствовать, если со мной что-то случится здесь?

– В твоих несчастьях виноват я, – резко бросил он.

Лорел покачала головой.

– Не бросай меня, ладно?

Эмблер взял ее за плечи. То, что предлагала Лорел, было безумием. Но одно безумие могло спасти его от другого. Кое в чем Лорел права: находясь за океаном, он не сможет ее защитить.

– Если с тобой что-то случится… – Предложение осталось незаконченным.

Она в упор, не мигая, смотрела на него.

– Зубную щетку я куплю в аэропорту.

Увидев за окном Гар дю Нор, Эмблер ощутил прилив беспокойства и одновременно ностальгии. Характерный запах – каждый город запоминался ему именно запахами – вызвал к жизни воспоминания давно ушедшей юности, когда он провел здесь девять месяцев, за которые узнал жизнь лучше, чем за предыдущие пять лет. Выйдя из вагона, Эмблер сдал чемодан в камеру хранения и вошел в Город Света через величественные ворота железнодорожного вокзала.

Исходя из соображений безопасности, они путешествовали отдельно. Он полетел в Брюссель по полученным от Фентона документам на имя Роберта Малвэни, а уже в бельгийской столице сел на скоростной поезд «Талис». Лорел воспользовалась паспортом, который Эмблер едва ли не в последнюю минуту купил на Тремонт-авеню в Бронксе. Указанное в паспорте имя, Лурдес Эскивель, плохо подходило кареглазой американке, но Эмблер знал, что в суете крупного аэропорта такое несоответствие останется незамеченным. Так и случилось.

Бросив взгляд на часы, Эмблер прошел в зал и почти сразу увидел ожидавшую его на условленном месте Лорел. В миг, когда их глаза встретились, ее лицо осветила радостная улыбка.

Сердце замерло и застучало с удвоенной силой. Лорел явно устала после долгого перелета, но ее красота нисколько от этого не пострадала.

Вместе они вышли на площадь Наполеона III. Лорел с восхищением уставилась на великолепный фасад с коринфскими колоннами.

– Эти девять статуй представляют главные города северной Франции, – тоном заправского гида сообщил Эмблер. – Вокзал был построен как ворота на север: в северную Францию, Бельгию, Голландию и даже Скандинавию.

– Восхитительно… – выдохнула Лорел. Обычное, затертое слово, но в ее устах оно прозвучало свежо, искренне и душевно. Глядя на мир ее глазами, он как будто видел знакомые места в первый раз.

Символические ворота предстали перед ним квинтэссенцией человеческой истории. Одни всегда отчаянно искали способ открыть их, другие с не меньшим рвением пытались наглухо запечатать. В свое время Эмблер делал как одно, так и другое.

Час спустя Эмблер оставил Лорел в своем любимом кафе «Де Мажо» с большой чашкой капуччино и видом на старейшую в Париже церковь. Он объяснил, что должен заняться кое-какими делами и скоро вернется.

Путь его лежал в Седьмой округ столицы. Несколько раз Эмблер отклонялся от маршрута, бросал взгляд в витрины магазинов, проверяя, нет ли слежки, всматривался в лица прохожих. Признаков наблюдения не обнаружилось. До встречи с людьми Фентона никто не должен был знать, что в Париже он не один. В конце концов Эмблер оказался перед элегантным особняком девятнадцатого века на улице Сен-Доминик и нажал кнопку звонка.

На квадратной латунной дощечке у двери – девиз Группы стратегических услуг. В какой-то момент перед ним мелькнуло отраженное в табличке чужое лицо – всплеск адреналина, – и лишь секунду спустя он понял, что не узнал себя самого.

Взяв себя в руки, Эмблер еще раз посмотрел на дверь со встроенным в раму стеклянным прямоугольником, напоминающим экран выключенного телевизора. Так и есть, новейшая система аудиовизуального наблюдения: в силикатной пластине вмонтированы сотни микролинз с общим сектором обзора почти в сто восемьдесят градусов. В результате получалось что-то вроде многофасеточного глаза, встречающегося в природе у насекомых. Сигналы от сотен визуальных рецепторов поступали на компьютер, где интегрировались в единый мобильный образ, который можно было поворачивать и рассматривать под разными углами.

– Est-ce-que vous avez un rendezvous? – прозвучал из динамика мужской голос.

– Меня зовут Роберт Малвэни. – Произнести фальшивое имя оказалось легче, чем то, которое он еще считал своим настоящим.

Через несколько секунд, в течение которых компьютер, несомненно, сравнил его образ с полученным от Фентона цифровым, гостя впустили в фойе. Подошедшему лысеющему служащему Эмблер назвал требуемое оборудование и необходимые документы, включая паспорт со всеми соответствующими печатями на имя Мэри Малвэни. Страницу для фотографии следовало оставить чистой. Полчаса спустя ему вручили средних размеров кейс. Проверять содержимое Эмблер не стал – в эффективности подручных Фентона сомневаться не приходилось. В ожидании исполнения «заказа» он просматривал досье на Бенуа Дешена, а возвращаясь в кафе, обдумывал его содержимое.

На приложенных к досье трех качественных фотографиях был изображен седой, с резкими чертами лица мужчина лет пятидесяти пяти. У него были длинные волнистые волосы, а на одном снимке и пенсне, придававшее ему вид несколько претенциозный. Жизнь «объекта», изложенная сухим брошюрным стилем, уместилась на нескольких страницах.

Дешен, живший в настоящее время в апартаментах на улице Рамбюто, был, несомненно, очень талантливым человеком. Он изучал ядерную физику в Политехнической школе, самом элитном научном университете самой элитарной из стран мира, а затем продолжил работу в лаборатории в СЕРНе, европейском центре ядерных исследований. В тридцать с небольшим Дешен вернулся во Францию, где в скором времени заинтересовался политическим аспектом использования ядерной энергии. Когда в Международном агентстве по атомной энергии появилось вакантное место инспектора, он подал заявление и был немедленно принят. За короткое время новоиспеченный инспектор зарекомендовал себя одаренным администратором, умеющим обходить рифы ооновской бюрократии, и талантливым организатором. Карьера его быстро шла по возрастающей, и вскоре Дешену предложили пост генерального директора МАГАТЭ. Оставалось лишь заручиться поддержкой членов французского представительства в этой организации.

Противников у Дешена хватало, особенно среди руководства Министерства обороны, озабоченность которого объяснялась участием Дешена в Движении за ядерное разоружение, которое выступало за полное запрещение ядерного оружия. Озабоченность эта была столь велика, что после назначения ученого инспектором МАГАТЭ министр обороны Франции поставил под вопрос «объективность его суждения». Несомненно, ему пришлось выслушать сильную критику, но без поддержки своей страны шансы занять столь почетную и ответственную должность были крайне невелики.

Согласно общепринятому мнению, ему во всем сопутствовал успех. Хотя секретариат МАГАТЭ размещался в Международном центре в Вене, на Ваграмерштрассе, никто не удивлялся тому, что почти половину времени француз проводил в парижском офисе организации. Такие уж французы – об этом в ООН знали все. Он часто ездил в Вену, а кроме того, регулярно появлялся в лабораториях МАГАТЭ в австрийском Зайберсдорфе и итальянском Триесте. За три года пребывания в должности Дешен проявил умение избегать ненужных противоречий, заметно повысив при этом престиж агентства. В приложенной к досье короткой статье аналитик «Тайм» называл Дюшена «Доктор Сторожевой Пес» и приписывал ему «главную заслугу в сдерживании самой опасности угрозы современности – расползания ядерного оружия».