Вскоре после того Эллен подала заявление на административную должность в Государственном департаменте, а он получил очередное задание и отправился куда-то на край света, где требовались его способности. В последующие годы их пути, расходясь в одном, сходились в другом. В ОКО Эллен знали как незаменимого организатора: немногие администраторы могли так перерабатывать информацию и определять на ее основе направления и приоритеты. К тому же она проявила талант в кабинетной политике – умела, не уронив себя, польстить начальству; подставить подножку тем, кто стоял на пути карьерного роста, опять-таки ничем не выдав своих намерений. Уже через год пребывания в административной должности Эллен Уитфилд стала помощником директора отдела Восточной Азии; через два заняла место заместителя начальника Отдела консульских операций; а через три получила в свое полное распоряжение воссозданное Подразделение политической стабилизации, расширив его права и сферу оперативной активности.

В самом отделе ППС считали «боевым» и «активным» – критики использовали слово «безрассудный», – и с приходом Уитфилд эта репутация укрепилась. На взгляд тех же критиков, оперативники ППС слишком легко нарушали правила и установления и вели себя излишне агрессивно, относясь к международному праву с таким же пренебрежением, с каким бостонские водители относятся к дорожным знакам. Тот факт, что случившейся буквально на глазах трансформацией подразделения руководил такой умелый, строгий и ответственный администратор, как Эллен Уитфилд, удивил многих ее коллег. Но не Эмблера. Он одним из первых заметил в ней склонность к агрессии, редкое соединение порывистости, расчета и того, что раньше называли дьявольщиной. Когда-то, душным августом на Сайпане, его это даже возбуждало.

И вот теперь Уитфилд, получившая должность заместителя секретаря Государственного департамента, вела себя непонятно уклончиво. Много лет назад Эмблер, наверное, списал бы такое поведение на неловкость, испытываемую некоторыми женщинами в обществе бывшего любовника, но она не подходила под такой тип и, кроме того, никогда не выказывала ни малейшего признака того, что для нее их связь была чем-то большим, чем обычное приятное времяпрепровождение. Что было, то прошло. Услышав в четвертый раз, что «госпожа заместитель секретаря» на «совещании», Эмблер понял, что его попросту не допускают к ней. Он уже составил и отослал отчет по делу Люна, указав в нем на допущенный опасный и непростительный просчет. Теперь ему хотелось получить ответ. Хотелось услышать, как она пообещает провести полное и всестороннее расследование и принять меры для недопущения подобного в будущем. Хотелось успокоить себя.

Разве это так уж много?

Через пять дней после возвращения в «Туманное Дно» Эмблер узнал из неофициальных источников, что Уитфилд даже не зарегистрировала его рапорт, как того требовала стандартная процедура. Это его возмутило. Уитфилд славилась своей скрупулезностью, своей устремленностью к совершенству. Неужели провал так подействовал на нее, что она не смеет облегчить душу перед госсекретарем? Неужели надеется скрыть случившееся – после того, как он все выяснил? Эмблер решил, что должен встретиться с Уитфилд и потребовать объяснений.

Встретиться не заочно, а лицом к лицу.

Затихшая было ярость вскипела с новой силой. Ярость и негодование. Его как будто предали. Была пятница, конец недели, но он не собирался отправляться на уик-энд. Извините, но госпожа заместитель секретаря на совещании. Если хотите, можете оставить сообщение. Он позвонил еще раз через час и снова услышал бесстрастный голос секретаря. Извините, но мисс Уитфилд уже уехала. Сегодня ее не будет.

Безумие! Неужели она думает, что может избегать его – избегать правды! – до бесконечности? Он сел в машину и поехал к ней домой, в Фокс-Холлоу, городок к западу от Вашингтона. Уж там-то ей от него не отделаться.

Полчаса спустя Эмблер свернул на длинную, обсаженную грушевыми деревьями подъездную дорожку. Высокое и элегантное здание из красного кирпича, выстроенное в стиле Монтичелло, украшали изящные карнизы, угловые балкончики и большие эркеры. Особняк окружали умело подстриженные магнолии и рододендроны. К передней двери вели широкие каменные ступеньки.

Эмблер вспомнил, что в девятнадцатом веке семья Уитфилдов разбогатела сначала на производстве стали, а потом умножила состояние экспортом промышленной продукции. В послевоенные годы семейные капиталы уменьшились, потому что представители ее стали искать иные сферы приложения своих талантов и способностей, выбирая сектора, где ценилось не столько богатство, сколько интеллектуальный и культурный престиж – Уитфилды появились в музее «Метрополитен», в Национальной галерее, в Гудзоновском институте, некоторые занялись международными финансовыми операциями. При этом солидный и умело управляемый трастовый фонд заботился о том, чтобы ни один представитель семьи не оказывался перед необходимостью зарабатывать, чтобы тратить. Как и у Рокфеллеров, у Уитфилдов на протяжении десятилетий превыше всего ставилась семейная этика служения. Тот факт, что такое служение вовсе не обязывало их отказываться от презренного металла и жертвовать земными благами, подтверждался хотя бы отличным состоянием, в котором пребывал их особняк. И пусть он был скорее величественен, чем роскошен, позволить себе содержание такого дворца мог лишь тот, кто имел доходы помимо правительственного жалованья.

Эмблер подъехал к большой двойной двери, выключил мотор, вышел из машины и позвонил. Через несколько секунд ему открыла женщина – филиппинка? – в черном с белым передником костюме горничной.

– Хэл Эмблер к Эллен Уитфилд, – отрывисто бросил он.

– Мадам никого не принимает, – ответила горничная и тут же поправилась: – Мадам сегодня нет.

Она, конечно, лгала – Эмблер понял это с первого слова. К тому же из глубины дома доносился голос самой Уитфилд. Отодвинув плечом протестующую филиппинку, он прошел через выложенное мозаичной плиткой фойе и решительно распахнул дверь в библиотеку.

За столом с разложенными аккуратно бумагами сидела сама Эллен и рядом с ней пожилой мужчина, показавшийся Эмблеру знакомым. Посеребренные волосы, высокий лоб… красный галстук с тугим узелком, застегнутая на все пуговицы жилетка, твидовый пиджак… Типичный профессор.

– Мадам, я говорила ему, но…

Эллен Уитфилд и ее гость замолчали и одновременно подняли головы. Увидев Эмблера, мужчина явно смутился.

– Черт бы вас побрал, Эмблер! – вскрикнула Уитфилд. Удивление первых секунд быстро отступило перед набирающим силу гневом. – Что вы здесь делаете?

Тем временем ее гость отвернулся, как будто заинтересовавшись вдруг книгами на полке.

– Вы прекрасно знаете, что я здесь делаю, госпожа заместитель государственного секретаря! – Он произнес название должности с нескрываемой издевкой. – Мне нужен ответ. Я сыт по горло вашими фокусами. Думаете, удастся вывернуться? Не выйдет. Что вы пытаетесь скрыть?

От злости лицо ее пошло пятнами.

– Да вы параноик! Убирайтесь из моего дома! Немедленно! Как вы смеете являться сюда! – Выброшенная рука указала на дверь. Эмблер заметил, что она дрожит. От злости? Страха?

– Вы получили мою докладную записку, – холодно произнес Эмблер. – В ней правда. Думаете, правду можно похоронить? Думаете, меня можно похоронить? Так вот, забудьте об этом. Не сомневайтесь, я принял меры предосторожности.

– Посмотрите на себя. Послушайте себя! Разве так ведет себя профессионал? Вы же сумасшедший! И имейте в виду, вам меня не запугать. Хотите высказаться? Хорошо, я дам вам такую возможность. В понедельник. Но сначала выслушайте меня. И выслушайте очень внимательно. Если вы сейчас же не покинете мой дом, я вышвырну вас со службы. Навсегда!

Эмблер тяжело дышал. Гнев его отступил под напором ее ярости. Такой вспышки он не ожидал.

– В понедельник. – Оперативник повернулся к выходу.

В нескольких милях от Фокс-Холлоу дорогу ему перегородил фургон с «мигалкой». Пришлось съехать на обочину. Сбоку тут же появилась «Скорая», сзади возник тяжелый «Бьюик». Выскочившие из машин люди – некоторые были в форме санитаров – вытащили его из автомобиля, и пока он соображал, что к чему, кто-то воткнул в руку шприц. Четкие действия выдавали в них профессионалов, привыкших к подобного рода работе. Но кто они? Что им нужно от него?