— Как же ему все-таки помочь? — вопросительно посмотрел на меня Коротченков.
— Попробуем кое-что подсобрать.
Я знал, что раненые, попадая в госпиталь, не расстаются ни с оружием, ни с вещмешками, в которых хранят патроны. Послал Винокурова в санчасть, а сам взялся вытряхивать запасы штабников. Один только писарь Тиханкин высыпал на стол больше трехсот патронов к автомату. По стольку же нашлось у двух ординарцев. Кое-что на-скребли радисты. Винокуров вернулся из санчасти тоже не с пустыми руками.
Взобравшись на командирского вороного жеребца, оружейный мастер Володя Филиппов повез Озернову около трех тысяч патронов…
Командир 1-го батальона Майоров прислал связного с сообщением, что из Малаховки в сторону южной просеки движется около роты гитлеровцев и что он не может выставить против них заслон — некого снять с обороны. Коротченков приказал отделению автоматчиков взять под контроль просеку и задержать карателей.
На центральном участке обороны, который занимал 2-й батальон, было относительно спокойно почти до середины дня. Лишь изредка слышалась перестрелка. Это наши «охотники» наскакивали на колонну немцев, двигавшуюся по лесной дороге со стороны Сукромли. Пока противник останавливался, разворачивался и открывал огонь, пока разбирался, что к чему, «охотники» передвигались на полкилометра, поджидали колонну в новом месте, давали несколько очередей и тут же исчезали.
Так повторялось трижды. Только к четырнадцати часам гитлеровцы пересекли полосу леса, тянувшегося по берегу Вороницы, и вышли к оборонительному рубежу 2-го батальона.
В штаб прибежал взволнованный партизан из числа «охотников».
— Минут через десять каратели будут на большаке со стороны Пашина. Мы постараемся их задержать. Но нас только трое.
— Любой ценой, хотя бы ненадолго, задержите врага! — приказал Коротченков. — Потом подойдут наши.
Назревала серьезная опасность. От большака до лагеря было менее пятисот метров. Так глубоко в лес немцы еще не проникали. С этой стороны мы не ждали их никак. Достаточных сил, чтобы отразить нападение, не было, а чтобы перебросить людей из ближайшего батальона, требовалось время.
Коротченков, однако, нашел последний резерв.
— А ну, Федор, — сказал он находившемуся рядом Лазареву, — покажи, на что способна твоя музыкальная команда!
— Посмотришь, комбриг, мы умеем не только хлеб печь!
Лазарев выскочил из землянки и уже через минуту мчался со своим взводом к большаку. Рядом с начальником, как всегда, находились его верные помощники — Сухин и Борода.
Хозяйственный взвод подоспел на помощь автоматчикам в тот момент, когда на дороге, выходившей на большак, показалась колонна противника. По ней одновременно ударили три пулемета, пять автоматов и три десятка винтовок.
— Ура-а-а! — басом рявкнул Лазарев.
— Ура-а-а-а! — на редкость дружно подхватили бойцы хозяйственного взвода (вот оно когда пригодилось участие в художественной самодеятельности!).
И тут произошло непредвиденное, на первый взгляд невероятное: нервы у гитлеровцев, несколько часов пробиравшихся по лесу, не выдержали…
В штабе бригады подводились итоги прошедшего дня. Партизаны сохранили свои оборонительные рубежи. Во всех подразделениях люди дрались хорошо, трудно даже было выделить отличившихся. Погибли шестнадцать человек. В их числе Шевяков, Брагин, Борисенков, Пранов со Смоленщины, Харитонов с Брянщины, Хасанов с Алтая.
Лишь командир бригады не принимал участия в наших разговорах. Он сосредоточенно просматривал поданную Клюевым сводку расхода боеприпасов. Сто тысяч патронов расстреляли партизаны за один день. Такого количества патронов мы не израсходовали даже во время разгрома вражеских гарнизонов в Понетовке и Пригорье. Когда Коротченков после долгих размышлений назвал эту цифру, она прозвучала как гром с ясного неба.
— Надо серьезно обдумать, как быть дальше, — сказал он. — Осталось шестьдесят тысяч патронов. Этого вполне достаточно, чтобы провести, к примеру, один ночной налет, вроде налета на Понетовку. Но чтобы выдержать еще один такой оборонительный бой, как сегодня, патронов у нас мало.
— Неужели ты предлагаешь уходить? — удивленно спросил Винокуров.
— Нельзя нам уходить. Хлеба здесь заготовлено почти на всю зиму, картошки месяца на два! — горячо сказал Лазарев.
— Я пока не принял решения и хочу знать ваше мнение, — продолжал комбриг.
— А мы ждем твоего мнения, Батя. Ты лучше знаешь, как надо решить вопрос, — сказал Озернов.
— Правильно! — поддержали его Щербаков и Майоров.
— Нет, неправильно, — с укором сказал Коротченков. — Каждый из нас отвечает за жизнь подчиненных нам людей, за судьбу бригады. И каждый обязан думать, как поступить дальше.
— С этим, я думаю, согласны все, — заметил Винокуров. — А все же хочется знать твое мнение: сможем мы отбить завтра натиск карателей?
— Сможем! Не сомневаюсь. Меня волнует другое… Мы имеем дело с опытным противником, который не боится леса. У карателей по меньшей мере тройное превосходство в численности, есть артиллерия, много боеприпасов. Блокада может длиться долго. Положим, мы выиграем бой завтра, послезавтра, расстреляем все патроны. А потом? Наш рубеж — там, где мы стоим. Наше призвание — нападать. Нам невыгодно связывать себя обороной…
В землянку вошел посыльный клетнянцев капитан Шилин. Его послали передать, что командование 2-й Клетнянской бригады приняло решение отходить в южную часть лесов. Удерживать оборону бригада не может из-за недостатка боеприпасов.
— Если вы примете такое же решение, — закончил Шилин, — могу назвать наш маршрут и пароль.
— Мы на юг не пойдем! — твердо ответил Коротченков.
Данильченко ушел проводить Шилина. Несколько минут в штабе царила гнетущая тишина. Как быть дальше? Как бросить в лютую стужу обжитые землянки? Что делать с продовольственными базами? А как оставаться здесь дальше?
— Ну что, комиссар, будем молчать или продолжим совет? — разрубил тишину Коротченков.
— Все ясно, Тимофей Михайлович. Надо отходить. И конечно не на юг. А в знакомые местные леса. Нельзя нам удаляться от рославльского узла коммуникации противника.
Других мнений ни у кого не было. Комбриг приказал погрузить на подводы все самое необходимое и в одиннадцать часов оставить лагерь.
БРИГАДА МАНЕВРИРУЕТ
Над головой только небо
В середине колонны, вытянувшейся почти на два километра, обоз из двухсот подвод. Там раненые, продовольствие, хозяйственный скарб, сено. Под полозьями шуршит снег, поскрипывает, кряхтит скованная морозом сбруя. Кажется, противник непременно услышит нас, не даст вырваться из кольца. Но лес, наш верный друг не только скрывает партизан, он надежно гасит все звуки.
К рассвету бригада вышла в глубокий тыл карателей, окруживших Клетнянский лес, и остановилась дневать на лесном берегу Ипути. Самым точным подтверждением того, что наш выход пока не замечен, была артиллерийская канонада. Гитлеровцы, по-видимому, готовились к новому штурму бывшего партизанского лагеря.
Это вполне отвечало нашим планам. Чтобы выиграть время и запутать противника, мы оставили в лагере 1-ю роту. Комбриг поручил лейтенанту Абрамову утром выдвинуть по одному взводу на рубежи, где ожидается наступление, и завязать бой. А когда каратели войдут в лес, с шумом отойти на юг, оторваться от них, дождаться ночи и пробираться в Ворговский лес.
Прислушиваясь к орудийным залпам, Коротченков с удовлетворением сказал:
