— Не знаешь ли, комиссар, где Илья? — спросил Коротченков каким-то необычным тоном.

— Я послал его наладить доставку литературы в Воргу.

— А где Кондрат Соловьев?

— Ушел с тем же заданием в Рославльский район.

— Это безобразие! — закричал Коротченков. — Доставкой твоей литературы занимается вся бригада!

— Людям, как воздух, нужна правда. А каждое печатное слово — это слово партии! Это тоже наше оружие! — вскипел я. — Неужели непонятно?!

— Не учи меня, — бушевал комбриг. — Я не хуже тебя знаю это. Но я командир и не позволю гонять по пустякам лучших разведчиков!

— Засылка литературы в Воргу не пустяк! — не сдавался я. — Ты сам говорил: Ворга — один из главных опорных пунктов карателей.

Чтобы погасить закипавшую ссору, присутствовавший при этом Клюев решил отвлечь огонь на себя.

— Извини, Батя, кажется, виноват тут больше всего я.

— А ты-то при чем? — недовольно уставился на него Коротченков.

— Комиссар спрашивал, свободен ли Игумнов. Я ответил, что никакого задания ему не предвидится…

Чуть поостыв, комбриг просмотрел строевую записку, убедился, что не так уж много бойцов занято доставкой литературы, кого-то ругнул про себя и уже совсем другим тоном предложил сходить вместе посмотреть, как живут раненые.

В последних числах января 1943 года наша разведка обнаружила передвижение крупных сил противника по Мглинскому большаку. В сторону Ершичей прошло больше ста машин с солдатами, до дивизиона артиллерии, два танка. Около двухсот гитлеровцев прибыло одновременно в Воргу. Удвоился гарнизон в Волконщине и в соседних с ней деревнях на северо-восточной стороне леса.

Когда мы обсуждали в штабе данные разведки, мнения о намерениях противника разошлись. Коротченков полагал, что это обычное передвижение сил. Я считал, что каратели готовятся напасть на бригаду. Другие колебались. Спор длился до ночи. Несколько раз в землянке появлялись командиры батальонов. Быстро уловив суть спора, они тут же исчезали, чтобы на всякий случай подготовить бойцов к предстоящему бою.

Так ничего и не доказав друг другу, мы улеглись спать… Но какой мог быть сон! Я без конца перебирал и сопоставлял известные факты и каждый раз приходил к одному и тому же выводу: завтра будет тяжелый бой. Видимо, неспроста сболтнул задержанный в «Галом» предатель, что каратели собираются прочесать лес… Пусть идут, не страшно — есть чем встретить. Но почему командир не согласен со мной? Клюев, Данильченко, Винокуров явно разделяют мое мнение. А Коротченков… Он всегда раньше нас разгадывал намерения противника и вдруг не хочет понимать очевидного…

Я делал вид, что безмятежно сплю. Коротченков, напротив, и не думал скрывать, что не находит себе места, без конца дымил трубкой. Кто-то из штабных уже начал похрапывать.

И вдруг раздался спокойный голос комбрига:

— Николай, ты не спишь?

— Нет.

— Так как? Будет завтра бой?

— Я думаю, да.

— Ну что ж. Бой так бой. Взглянем-ка на карту.

Он энергично встал, подошел к столу, зажег коптилку, развернул карту.

— Главный удар наиболее вероятен с запада — вдоль основной дороги, к центру Соколовщины, — сказал я.

— Да, по ней могут двинуться силы, сконцентрированные в Борге, Артемовне и ближних к ним населенных пунктах. Одновременно можно ждать удара с юга — от Троены, Короедовки и Петракова. На первом направлении я думаю поставить первый батальон, на втором — третий.

— В Волконщине и соседних деревнях тоже много карателей. Могут пойти и с востока и с севера.

— Вряд ли, — ответил Коротченков. — Но все-таки выдвинем сюда второй батальон. Основной массив леса идет на запад. Немцы будут стремиться оттеснить нас на север — выгнать в поле.

— У тебя, я смотрю, давно обдуман план обороны… Чего ж ты тогда спорил? Нехорошо шутить такими вещами!

— Не обижайся, комиссар, я не шутил… Хотел, чтобы, поверив мне, люди спокойно отдохнули ночь. Стычка может быть очень тяжелой.

— Но мы потеряли время на подготовку.

— Времени, я думаю, хватит. Начать рано каратели не смогут: основным их силам надо преодолеть порядочное расстояние.

Как всегда, я полностью согласился с планом и доводами комбрига.

Готовиться к бою в батальонах начали задолго до рассвета: каратели обычно появлялись рано утром. Но тут изменили своей тактике, и мы уже стали подумывать, что никакого боя не будет. Однако ровно в одиннадцать с запада, юга и востока заговорила немецкая артиллерия. На каждом направлении работало по две-три батареи. По лесу загрохотали разрывы снарядов и мин. Начав с обработки опушек и края большой поляны по дороге к лагерю, орудия постепенно перенесли огонь в глубину леса…

В штабную землянку заглянул крепко сложенный черноглазый автоматчик Хасан Джапаридзе.

— Товарищ подполковник! — подошел он к Коротченкову. — Разрешите обратиться к комиссару?

— Обращайтесь.

— Прошу, товарищ комиссар, принять меня в партию. Хочу идти в бой коммунистом! Вот заявление.

Джапаридзе протянул мне листок бумаги.

— Это ему, — передал я заявление сидевшему рядом секретарю партбюро Винокурову.

— Я понимаю, товарищ комиссар. — Голос автоматчика звенел от волнения. — Партбюро соберется нескоро. А сейчас бой… Я думал, можно прямо к вам.

— Ты правильно поступил, — сказал автоматчику Винокуров. — Командир и комиссар — члены партбюро. Мы немедленно рассмотрим твое заявление. Только как быть с рекомендациями?

— Не успел взять, товарищ секретарь партбюро. Думаю, коммунисты-автоматчики поручатся за меня…

— Я знаю Джапаридзе как отличного автоматчика, смелого, предприимчивого партизана, — сказал слышавший этот разговор Коротченков, — и рекомендую его в партию.

— Присоединяюсь к мнению командира бригады и даю рекомендацию Джапаридзе, — поддержал я Коротченкова.

— Я того же мнения, — сказал Винокуров, обращаясь к Хасану. — Так как вас рекомендует все присутствующие на заседании члены партбюро, считайте себя, товарищ Джапаридзе, коммунистом!

— Спасибо за доверие, я оправдаю его!

Большие черные глаза юноши сияли счастьем. Четко повернувшись, коммунист Джапаридзе вышел из штабной землянки. Начинался бой… Вслед за огневым валом артиллерии двинулась пехота.

Первым принял атаку 3-й батальон. Наткнувшись на огонь партизан, каратели залегли и начали яростно отстреливаться.

С угрожающим ревом к позициям партизан приближался танк. Комбат приказал подготовить связки гранат. Пулеметчики ударили по смотровым щелям, сбили пристроившихся на броне автоматчиков. Но танк проскочил через молодую поросль, за которой не могли укрыться партизаны, и оказался в тылу батальона. Комбат Родивилин мгновенно оценил обстановку.

— Ни шагу назад! — крикнул он. — Патронов не жалеть! Огонь!

Этого было достаточно, чтобы ликвидировать минутную заминку. Ободренные прорывом танка, каратели снова поднялись в атаку, но так и не смогли прорваться сквозь огневую партизанскую завесу. Понеся немалые потери, гитлеровцы опять залегли.

В это время в штаб примчался связной от Родивилина, сообщивший, что батальон прочно удерживает позицию.

— Передай Родивилину, — сказал комбриг, — держать пехоту! На танк не обращать внимания. Он в лесу слеп. Повертится и уйдет, если не нарвется на наши мины.

Проводив взглядом связного, Коротченков приказал Черезову заминировать дороги на подступах к лагерю, по которым может пойти танк.

Командир подрывников взял с собой пять человек и отправился выполнять задание. Поставив мины на одной дороге, минеры перешли на другую. И вдруг всего в полукилометре от лагеря наткнулись на большую группу карателей. Не растерявшись, партизаны резанули по ним из автоматов и бросились за деревья. Но двое больше не поднялись с земли. Сраженный пулеметной очередью, погиб искусный минер и отважный солдат, начальник диверсионной службы бригады Василий Черезов.