…Побывав вместе с Юденковым и Гусевым во многих подразделениях, я понял: Казубский прав. В сложившейся обстановке полк, при всей его многочисленности, не мог снять с обороны даже один взвод. Перед фронтом лазовцев противник сосредоточил семь тысяч пехоты, большое количество орудий, минометов, двадцать танков. Гитлеровцы постепенно теснили партизан то в одном, то в другом месте. Вражеское кольцо вокруг них сжималось[1].

Ранним утром 8 июля радиостанция полка приняла сообщение, что конногвардейский корпус генерала Белова и 4-й воздушно-десантный корпус получили приказ оставить район Дорогобужа и выйти из вражеского тыла через линию фронта. После тяжелых оборонительных боев партизанские соединения и отряды Дорогобужского партизанского края под давлением превосходящих сил противника вынуждены были отойти в леса.

Полку имени Сергея Лазо приказывалось удерживать занятый район, пока не пройдут армейские части, двигавшиеся к линии фронта. Начались кровопролитные бои. Гитлеровцы ввели в действие авиацию, танки. Партизанский полк сражался с величайшим мужеством, хотя и нес серьезные потери. Разбросанные на значительной территории подразделения лазовцев отошли в Ельнинские леса лишь тогда, когда иссякли боеприпасы. Но задача, поставленная перед полком, к этому времени была решена: воинские части прошли к линии фронта.

Оторвавшись от противника, лазовцы залечивали раны. Командир и комиссар полка перегруппировывали силы для успешной борьбы в новой обстановке, эвакуировали самолетами раненых. Я решил, что пришло время снова поставить вопрос о выделении отряда.

Казубский и Юденков предложили мне взять отдельный отряд, на базе которого предполагалось формировать 2-й партизанский полк имени Лазо. По рассказам Казубского, отряд был крепкий, но, столкнувшись с крупными силами гитлеровцев, понес большие потери и отошел в Мутищенский лес. Во время отхода почти полностью сохранил свой состав только 1-й батальон, которым командовал Андрей Коновальчук. Численность 3-го батальона уменьшилась наполовину. За комбата, получившего тяжелое ранение, остался комиссар Георгий Чиберяк. 2-й батальон отошел в другом направлении, соединиться с отрядом не сумел и в расчет не брался.

Получалось, что партизан, способных выдержать переход в район Ершичей, в отряде набиралось около ста пятидесяти человек. Мне показалось, что этого мало. Казубский выделил дополнительно крепкий, сколоченный взвод из штабной роты.

Приказом по полку отряд был назван особой группой полка имени Сергея Лазо.

По рекомендации Андрея Юденкова командиром отряда назначили Григория Кезикова. Он дрался за Киев. Раненный, попал в окружение. Долго скрывался по селам, хуторам, лесам. Добрался до Смоленщины, стал здесь партизаном. Отличался дисциплиной и исполнительностью.

Заместителем командира стал капитан Василий Клюев, в прошлом кадровый командир, танкист. Оставшись за линией фронта, Клюев вступил в один из первых партизанских отрядов, возникших в Ельнинском районе. В полку был известен как смелый и инициативный офицер.

Обязанности комиссара, как советовал Пайтеров, я взял на себя. Секретарем парторганизации стал Винокуров, решивший в связи с изменением обстановки отправиться вместе со мною.

Прежде чем покинуть штаб Казубского, я постарался заполучить рацию.

В полку было три рации. Одну Казубский согласился отдать, но радист, семнадцатилетний комсомолец Степка Присуха, еще не овладел своим делом. Он был заброшен в полк имени С. Лазо с первой группой военных специалистов. Но парню не повезло. Как ни бился, связаться с Большой землей не смог. Видимо, в момент приземления с радиостанцией что-то случилось.

Взять с собой радиостанцию Степки Присухи я не решился. Попытался уговорить пойти с нами другого радиста, имевшего надежную рацию. Он не согласился. Приказать ему командование полка не могло: радиостанция была прикомандирована к Казубскому на время и не подчинялась ему.

О моих хлопотах неведомо как пронюхал молодой партизан Чуприн, зачисленный к нам из штабной роты.

— Товарищ комиссар! Возьмите Степкину рацию… Хорошая она, питания много, — сказал он мне.

— А ты откуда это знаешь?

— Мне Степка говорил. И рацию показывал. Я обнаружил неисправность. Берусь устранить за два-три дня.

— А ты разве радист?

— Точно.

— Где же твоя рация?

И Чуприн поведал обычную для тех времен историю.

Работал он с разведгруппой в городе. Был замечен. За его квартирой стали следить. Старший приказал перейти в другое место, дал явку. Ночью Чуприн сложил в чемодан имущество, документы и пошел на другую квартиру. А шпик не отставал. Вот и река, пополам разрезающая город. Едва Чуприн ступил на мост через реку, началась погоня. Он перебросил чемодан через перила и сам в воду. Пришлось отсиживаться в камышах. Проблуждав несколько дней, радист наткнулся на лазовцев.

— Значит, сумеешь исправить рацию и поддерживать регулярную связь? — спросил я, когда он умолк.

— Конечно сумею!

— Хорошо. Далеко не отлучайся. Я подумаю.

Видно было, радист лихой. Но не мешало проверить.

Юденков похвалил его как автоматчика. Степан Присуха охотно согласился работать вместе с Чуприным.

Мы распрощались с лазовцами, обнялись с Казубским и Юденковым и отправились в свой отряд…

По всему чувствовалось, отряд расположился в Мутищенском лесу временно. Привыкнув жить в деревнях, партизаны еще не считали лес родным домом. Только для командира был сделан немудреный шалаш. Остальные, набросав немного еловых веток, устроились группами у костров.

Наш приход был неожиданностью для большинства. Видя, что радисты уверенно располагаются рядом с шалашом командира, ребята зашушукались, поглядывая то на Кезикова, то на меня, то на радистов.

Командир начал знакомить нас с отрядом. Я как-то сразу почувствовал особую симпатию к командиру 1-го батальона Коновальчуку. Маленький, юркий, чисто выбритый, с небольшими усиками и бородкой клинышком, он был похож на артиста, отлично игравшего роль партизанского командира.

Лихо откозыряв, Коновальчук доложил:

— Батальон расположен на отдых. В строю сто десять человек, больных трое, раненых пятнадцать. Происшествий не было…

Обойдя подразделения, Г. И. Кезиков приказал построиться. На узкой просеке строгой линией вытянулась колонна. Григорий Иванович сказал, что отряд выделен в распоряжение представителя обкома и должен перейти в новый район. Подчеркнул, что путь будет трудный.

— А леса там большие? — громко спросил кто-то.

— Леса большие. Соединяются с Брянскими. Подробно, если хотите, расскажет комиссар. Он сам из тех мест. Кстати, недавно прибыл с Большой земли.

— Хотим! Хотим!

Я начал с положения на фронте. Затем рассказал о южных районах области, их лесах, условиях борьбы.

— Перед нами стоит трудная, но почетная задача — организовать партизанскую войну там, где фашистам пока живется спокойно. Пусть каждый все обдумает. Мы с командиром разрешим любому остаться в Мутищах.

— Кто не может идти, три шага вперед! — скомандовал Кезиков.

Партизаны не шелохнулись.

…Отряд мог двигаться двумя путями. Один проходил по лесным местам, но был намного длиннее, его пересекала автомагистраль Москва — Брест, где было полно гитлеровцев. Второй маршрут проходил по маленьким перелескам, его перерезало много дорог, но он был короче. И немцев, по нашим сведениям, здесь находилось меньше. Взвесив все, мы решили двигаться в новый район действий коротким путем.