Гай взял Клеона за уши и повернул его голову влево:

— Видишь тот шкаф?… Ну вон тот, который похож на маленький храмик? Там лежат бумаги отца. Страшно важные!.. А вон за ту доску на столике, — Гай повернул голову сицилийца в другую сторону, — отец заплатил… — Гай наморщил нос, вспоминая, но цифры еще плохо держались в его памяти, и он махнул рукой: — Много заплатил! Луций говорит, на это можно купить виноградник и дом… Ну, посмотрел? Правда, красиво?… Теперь пойдем отсюда, а то эти вещи ни с того ни с сего бьются. Один раз я только хотел посмотреть на стеклянную вазу, а она — хлоп! — и разбилась… За это няньку высекли, а мне приказали не входить в таблинум. Скорее задерни занавес, я не хочу, чтобы опять что-нибудь разбилось. Идем через тот проход. Мама, наверное, ждет меня в перистиле.

По обе стороны таблинума два коридора вели в перистиль. Отсюда можно было пройти не только в таблинум, а и в триклиний — столовую, которых у Станиена, как и во всех богатых римских домах, было две: летняя, на северной стороне, куда не было доступа солнцу, и зимняя — открытая солнечным лучам; перистиль окружали жилые комнаты; лестница веля отсюда во второй этаж.

— Там зимние спальни и мастерские, — объяснил Гай. — Сейчас мы туда поедем, если только мама наверху… Эй, Эвтихий!

Из каморки выглянул старый привратник, охранявший выход в сад.

— Ты думал, идет циклоп?[70] — засмеялся Гай. А это я. Лошадь устала, так я еду на рабе. Отец сегодня его купил… Не знаешь; где мама?

Эвтихий вылез из своей каморки и, подойдя к Гаю, зашептал, указывая на Клеона и Льва:

— Лучше не показывай госпоже этих вот… Она очень сердилась, что новый пес покусал Рекса. Она очень кричала и плакала, а потом ушла в свою спальню. Она велела этих двоих отправить на северную виллу, а Луций сказал, что это все равно, что выбросить деньги в Тибр, потому что сицилиец не вынесет тамошнего климата. И господин сказал, что было бы глупо, если бы раб умер, не успев отработать тех денег, что за него заплатили. И они решили отправить мальчика с собакой в Кампанскую виллу, потому что в Кампании тепло. А госпожа сказала: «Мы же сами собираемся на лето в эту виллу! А впрочем, — говорит, — мне все равно куда, лишь бы только их не видеть». Ты спрячь их где-нибудь, пока гнев госпожи пройдет.

Малыш стукнул Клеона кулачком по затылку:

— Прямо!.. Едем в сад. Не бойся, я тебя никому не отдам.

Миновав перистиль с фонтаном, рассыпавшим брызги на растущие вокруг него темно-лиловые ирисы, Клеон с Гаем и Лев спустились в сад.

— Там… — Гай указал на левое крыло дома, перед которым в тени миртов, кипарисов, лавров и увитых плющом платанов пестрели цветочные клумбы, — там, в большом зале, бывают пиры… потому что собирается так много гостей, что они не помещаются в триклинии… Только я уже сплю в это время. Иди прямо по этой аллее, вон туда, где растет груша.

Пройдя несколько шагов по аллее, обсаженной шарообразными кустами букса и стройными, словно колонны, кипарисами, Клеон очутился во фруктовом саду среди фиговых, грушевых, айвовых и гранатовых деревьев, под которыми тянулись грядки со спаржей, капустой и мегарским луком.

— Сверни по той дорожке, — указал Гай. — Увидишь что-то интересное.

Дорожка привела их к веселой полянке, обсаженной кустами роз и шиповника; посреди нее, на расчищенной площадке, Клеон увидел вогнутое мраморное полушарие, в центре которого стояла бронзовая стрелка. Во все стороны от стрелки расходились прямые линии, пересекающие три поперечных круга. Ожидая объяснений, Клеон поглядывал то вниз, на полушарие с загадочной стрелкой, то вверх, на маленького хозяина. Лев осторожно обнюхивал края полушария и, казалось, разделял недоумение Клеона. Гай лукаво и таинственно улыбался.

— Я не понимаю, что это такое? — спросил наконец Клеон, довольный, что малыш радуется его удивлению.

— Время! — важйо ответил Гай. — Называется: часы! Видишь, тень стрелки сейчас короткая и падает в ту сторону?… Это значит, что скоро обед. Няньки, наверное, уже ищут меня. Когда пора спать, тень доходит до самого первого круга. А зимой тень протягивается вон до той полосы. Все это рассказал мне старый библиотекарь. Он был очень ученый, но отец продал его совсем дешево, потому что он почти ослеп… няньки говорят — от того, что все переписывал книги… Отец хотел сегодня купить нового библиотекаря… Ты не библиотекарь?

Клеон отрицательно помотал головой.

— Жаль. Он будет моим педагогом… А ты не можешь меня учить? — Гай насторожился: — Слышишь?… Зовут!.. Это нянька. Уйдем подальше!

— Но… — Клеон хотел сказать, что надо идти на зов, а не в глубину сада, куда указал Гай.

— Иди же! — перебил его Гай. — Я велю!

Клеон нерешительно двинулся к обсаженной лаврами беседке, но по аллее уже спешила к ним та самая нянька, которую прогнал Гай. За нею шел молодой раб с лопатой на плече. Лев зарычал.

— Съешь ее, собака! — крикнул Гай.

Клеон, схватил одной рукой ошейник Льва, другой прижал к своей груди ноги Гая.

— Отпусти собаку! — сердился Гай. — Пусть она съест няньку!

— Неси сюда маленького господина, — кричала нянька, — да привяжи там своего зверя!

Клеон приказал Льву лечь и, стащив с плеч брыкающегося Гая, понес его няньке.

— Хорошо, что Панфилон видел, куда вы пошли, — сказала женщина, беря Гая на руки. — На госпожу просто страшно смотреть, так она злится… Не надо драться, мое сокровище! — попробовала она унять Гая.

— Пусти! — отбивался малыш. — Я хочу с ним играть!

— Сначала надо покушать, а то умрешь и не сможешь больше играть, — уговаривала нянька. — А если бы ты знал, что приготовили тебе на обед! — Причмокивая губами, она стала перечислять блюда: — Жареного дрозда с изюмом… яблоки, сладкий миндаль… финики… гиблейскии мед… его привезли из Сицилии, откуда приехал и этот молодой раб…

Голос удаляющейся женщины и плач Гая постепенно затихали. Панфилон, насмешливо улыбаясь, глядел вслед няньке:

— Ишь, как поет! А сама небось не нарадуется, что хоть на час избавилась от мальчишки. Не очень-то сладко целый день исполнять его капризы! То на руках его таскай, то на спине, а то еще заставит бегать на четвереньках и рычать, как будто нянька лев, а он гладиатор. Это его любимая игра. У его нянек синяков не меньше, чем у служанок госпожи. Наверное, он уж и тебя успел замучить?

— Ни капли. Он мне все показывал и рассказывал, как взрослый. А какой смелый! Ничуть не испугался Льва. А мужчины перетрусили.

— Не от храбрости это вовсе! Просто никто в доме перечить ему не смеет, вот он никого и не боится — ни людей, ни зверей. — Панфилон махнул рукой: — А ну его! Надоел он тут всем до смерти… Пойдем-ка лучше на кухню. Перехватишь там чего-нибудь, пока его кормят, а то он опять потребует тебя. Наш обед уже кончился, но Елена тебя покормит. Это наша кухарка. Она будет рада познакомиться с этим героем. — Панфилон кивнул в сторону Льва. — Мы все довольны, что он всыпал Рексу. Ну, зови своего пса, да идем к Елене.

Клеон свистнул. Лев мгновенно очутился возле него.

Через огород они прошли к низкой боковой двери. Она вела в коридор, к которому справа примыкала кухня, а слева — летний триклиний.

Панфилон открыл правую дверь:

— Смотри, Елена, кого я привел!

Толстая женщина повернула от очага раскрасневшееся лицо:

— Это уж не они ли?… Твой, что ли, пес искусал сегодня Рекса?

Клеон кивнул.

— Избавитель мой! — всплеснула руками Елена. — Если бы мы с ним были получше знакомы, я бы его прямо в нос поцеловала! Теперь я недели две буду спать спокойно, проклятый хозяйский пес каждый день таскал из кладовой мясо, а госпожа грозилась дать мне сто ударов плетью. Я уж не говорю про то, сколько раз по щекам меня била! Будто это я ворую! Жалко, что не насмерть загрыз он этого разбойника…

— Ты болтай поменьше, а в миску наложи побольше, — прервал ее Панфилон, — вот он и почувствует твою благодарность. Да поторопись. А то этого малого с собакой опять могут потребовать к Гаю.