— Ванна для тебя, господин, готова. В доме еще не закончили уборку, поэтому соблаговоли пройти в нашу баню… Эй, Калос! — позвал он девушку, которая вместе с рабынями стояла на пороге кухни. — Посмотри, как будут разгружать петориту.

Луций обернулся к Хризостому и кивнул на Льва, прыгавшего вокруг Клеона:

— Не забудь распорядиться, чтобы выкупали и накормили собаку.

Хризостом неодобрительно покачал головой: «Вот она, современная молодежь! Вместо того чтобы, по обычаю предков, прежде всего помолиться пенатам, они начинают с ванны и… с заботы о собаке! Да, не впрок, видно, пошли Луцию все наставления старого воспитателя».

Хризостом был покрыт пылью не меньше молодого хозяина, а путь, проделанный пешком, в то время как Луция несли в лектике, утомил старика. Но Луций на это не обратил внимания. Его больше занимала собака. Хризостом был обижен и, увидев Александра, глазевшего на господина, закричал:

— Ну-ка, займись собакой! Доверяю это дело тебе.

Вспыхнув от удовольствия, Александр подбежал ко Льву. Пес предостерегающе оскалил клыки. Мальчик смущенно отступил:

— Ух, какой!

— Спокойно, Лев! Это друг, — сказал Клеон. — Поздоровайся с ним.

Вежливо махнув хвостом, Лев протянул Александру лапу. Сын вилика ахнул от восхищения и, вытянув руку в уровень с плечом, пресерьезно поклонился псу:

— Привет, Лев!.. Его ведь Львом зовут? Ты его хозяин, что ли?

— Он мой друг, — ответил Клеон, лаская собаку. — Когда-то я спас его от смерти. С тех пор мы не расстаемся. Дома, в Сицилии, мы вместе пасли овец. А когда меня похитили пираты…

— Тебя похитили пираты?! — перебил Александр. — Ох, как интересно!.. Расскажи, как это произошло. Я еще никогда не видел пиратов… К нам они не добираются.

— После расскажу. Сейчас нам надо выкупать Льва, — напомнил Клеон.

— Верно! — спохватился Александр. — Ну, пойдем на скотный двор, а потом я вас накормлю.

— Погладь его, не бойся, — предложил Клеон. — Он будет и твоим другом.

Сын вилика почтительно дотронулся до пыльной шерсти собаки и повел Клеона и Льва к воротам в низкой стене, разделяющей усадьбу на две неравные части: чистый двор, через который проходили хозяева и их гости, и черную половину, где помещались служебные постройки и двор для скота и птицы.

Александр объяснял Клеону назначение построек на служебном дворе, мимо которых они проходили:

— Вот в этих каморках спят рабы, а там — кухня; рабы в ней обедают, а в дождь и работают. Вон там — видишь, раскрыта дверь? — кузница. А вон тот большой сарай — хлебный амбар. Он на столбах, чтобы зерно со всех сторон проветривалось. А вот здесь, — он указал на тяжелую дверь с большим замком, — эргастул…

— Что это? — спросил Клеон.

— Подвал. Туда запирают провинившихся рабов. Там сыро и холодно даже в самые жаркие дни и почти нет света. Видишь, какие маленькие окошечки с решетками? Отец не любит сажать туда рабов, но иногда приходится…

— Зачем?

— Ну, если кто украдет что-нибудь или попытается бежать… — неохотно ответил Александр. — А мимо того хлебного амбара, — указал он в другую сторону, — можно пройти в господский сад. Я тебя как-нибудь туда сведу, там очень красиво.

Ворота во второй стене вели на скотный двор. Клеон заметил, что из дома возле главных ворот был выход в каждый двор, который они проходили.

— Зачем столько дверей в этом доме? — поинтересовался он.

— А как же? Здесь, кроме домоправителя, живет мой отец. Он управляет виллой, — сказал Александр. — Если нужно быстро куда-нибудь поспеть, не бежать же через все дворы вокруг дома!

Если бы Клеон побывал внутри дома, то увидел бы, что вилик, и не выходя, мог наблюдать за всем, что делается на вилле и в ее окрестностях: окна второго этажа с одной стороны выходили на дорогу и огороды, с другой — на чистый двор, так, что можно было видеть всех, кто входил в главные ворота; с третьей стороны был виден тот двор, где стояли хозяйственные постройки, а окна четвертой были обращены к скотному двору, куда сын вилика привел теперь Клеона и Льва.

В искусственном водоеме посреди двора плескались утки и гуси. Вокруг, роясь в пыли, расхаживали пестрые куры с выводками цыплят. Длинноногий павлин, вытянув шею, преследовал петуха, а тот растопырив крылья, семенил от него и орал, призывая на помощь. Из дома выбежала девушка лет семнадцати. Отогнав павлина, она стала сыпать птицам зерно и крошки из корзины, которая висела у нее через плечо. Толкаясь и спеша обогнать друг друга, птицы бросились к ней. С причудливой голубятни слетели голуби и закружили над девушкой. Они присаживались то на ее голову, то на края корзины, и девушка, смеясь, отмахивалась от них. Клеон остановился полюбоваться веселой птичницей и ее пернатыми друзьями.

— Ну, чего стал? — дернул его за руку Александр. — Это моя сестра Береника. А ты смотришь, словно чудо какое увидел!.. Сам же говорил — надо купать Льва. Идем, а то кончится обед, и вам ничего не останется.

Мальчики столкнули Льва в водоем и со смехом смотрели, как он там фыркал и барахтался, а недовольные утки и гуси с криком разбежались во все стороны. Клеон и сам с удовольствием прыгнул бы в водоем, но Александр сказал, что возле эргастулума есть отдельная баня для рабов. Там по праздникам им разрешается мыться теплой водой, а сегодня вечером можно пойти на пруд и выкупаться.

Покончив с купанием Льва, Александр повел пастуха и собаку обедать. Собакам не позволяли входить в кухню, где ели рабы, и, так как Клеон не хотел разлучаться со Львом, Александр усадил их на пороге, а сам побежал к очагу.

Заглянув в открытую дверь, Клеон увидел низкую полутемную комнату, в которой за длинным столом обедали рабы. Вдоль стен стояли кувшины и решета, под потолком висели корзины для сбора плодов. В дождливые дни рабы, не выходя из столовой, могли готовиться к уборке винограда: осмаливать кувшины для вина, чинить решета и корзинки или вязать венички, которыми обметали виноградную шелуху с кувшинов, налитых новым вином.

Александр протянул рабыням, хлопотавшим у очага, две пустые миски:

— Для моих друзей. Они будут обедать в летнем триклинии, на лестнице.

— Это еще что за новости? — закричала Калос, старшая сестра Александра, распоряжавшаяся раздачей пищи. — Убирайся отсюда со своими выдумками!

— Так приказал сам молодой господин, — важно ответил Александр. — Если не веришь, спроси у домоправителя Хризостома.

В то время как сын вилика кормил раба и собаку, сам вилик и его жена Билитис хлопотали, принимая молодого хозяина.

После ванны Сильвин повел Луция в дом у ворот, во втором этаже которого, над кладовыми, жила его семья. По дороге вилик открывал двери кладовых: в одних висели под потолком окорока, в других стояли бочки с оливковым маслом, в третьих на дощатых настилах дозревали зимние яблоки и груши.

— Вот сколько у нас бочек со скантийскими яблоками и вишнями в сиропе![88] — сказал Сильвин, распахивая дверь полуподвала. — А вот тут ящики с изюмом из аминейского винограда. Кроме того, у Билитис зарыто в землю много кувшинов с отборным виноградом и свежими орехами. А в сушильне есть и груши, и фиги, и рябина… Да если желаешь, господин, пройдем туда: ты, верно, не забыл дорогу в сушильню?… Помнишь, как ты мальчиком прибегал туда лакомиться?

— Во имя воспоминаний о тех днях ты хочешь уморить меня голодом? — пошутил Луций. — Завтра я готов осмотреть и кладовые, и сушильни, и мельницу, и все, что полагается смотреть хозяину, а сейчас всему на свете предпочту триклиний.

— Прости, господин… Это от излишнего усердия заговорил я о хозяйстве. Войди! Билитис сама готовила для тебя обед. А ты помнишь, надеюсь, какая она искусная повариха?

Вилик и вилика сами прислуживали молодому хозяину за столом. Сперва, для возбуждения аппетита, ему подали яйца, маринованные оливки, чеснок, мяту, репу и грибы; была тут и соленая рыба и обложенные салатом розовые ломти вареного окорока. Потом Билитис принесла жареных сонь[89] с подливкой из меда и мака, а также утку с хрустящей золотистой корочкой. Она была приправлена оливками и гранатовыми зернами. Сильвин подал к этому блюду засмоленную амфору с вином. Из букета, поставленного перед ложем[90] Луция, в его бокал падали лепестки роз. Когда молодой человек покончил с уткой, ее место заняло блюдо со светло-зелеными, словно хризолит, виноградными гроздьями.