— Конечно могу. Но это на несколько дней оторвет меня от работы. Земля не любит ждать.

— Он еще торгуется! — возмутился Гликон.

Но Церулей развеселился:

— Клянусь богами, мне нравится наглость этого человека! — Он со смехом ударил пленника по плечу. — Выдай ему, Гликон, столько динариев,[29] сколько потребуется, чтобы он купил плуг. Пусть знает, что пираты щедрее Римской республики, которая оставила его на растерзание кредиторам! Хватит с тебя за потерянный день? — спросил он бывшего легионера.

— Тут в один день не обернешься, — проворчал тот. — Но все равно… хватит.

Церулей приказал собираться в путь, чтобы выйти до рассвета. На корабле поднялась суматоха. На палубу притащили лектику, которая до этого была спрятана где-то в недрах миопароны, и стали осматривать, не получила ли она повреждений во время бури. Церулей занялся нарядом Гликона: под общий смех на него напялили тунику с широкой пурпурной полосой посредине, от выреза шеи вниз, и белую тогу[30] римского гражданина — словом, одели Гликона, как сенатора. «Рабы и клиенты» мнимого вельможи тоже переодевались на палубе. Пока старика наряжали, Церулей повторял ему условия выкупа.

Клеона взволновало все, что он услышал. Хорошо, что пираты кричат и смеются: если отойти подальше от места, где переодевают Гликона, можно будет незаметно перебросить Льва через борт и спуститься самому… Он, крадучись, скользнул в темноту и, приказав Льву «вести себя тихо, как мышка», пошел к носовой части корабля, ощупывая борт — не попадется ли под руку веревка, по которой лазутчики поднялись на галеру. Так и есть: беспечные пираты забыли ее отвязать! Клеон сделал это за них.

Теперь Клеон знал, как поступить. Если гладиаторы не очень обрадуются такому бойцу, как он, то уж Льву, наверное, будут рады: он один может заменить по крайней мере трех воинов.

Сняв пояс, Клеон обвязал им Льва, прицепил к этой опояске веревку и обвел ее вокруг мачты.

«О Посейдон, владыка морей, помоги нам!»

Клеон приказал Льву прыгнуть через борт, и пес повис в воздухе. Мальчик стал осторожно отпускать веревку. Она ползла, шурша по дереву. За криками и шумом никто не обратил внимания на легкое поскрипывание мачты и всплеск воды. Ладони Клеона горели, кожу саднило. Но мальчику было не до того — ведь на берегу ждала его свобода!

Он выпустил веревку и перегнулся через борт, стараясь разглядеть плывущего Льва. В бухте было темно от скал, обступивших ее со всех сторон, и от черных туч, громоздившихся на небе. Клеон оглянулся. В смутном свете факелов он увидел группу пиратов. Все по-прежнему были заняты Гликоном. Пригнувшись, мальчик перебросил через борт одну ногу, потом другую и повис на руках.

Над его головой перекликались матросы, слышались приказания Церулея и жалобы Гликона, проклинавшего тесные дорожные башмаки. Под ногами шумело море, словно ветер проносился в листве деревьев. Клеон разжал руки… Через мгновение вода сомкнулась над ним. Еще мгновение — и под подошвами сандалий он ощутил каменистое дно. Оттолкнувшись, он поплыл под водой, пока хватало воздуха в легких, потом всплыл наверх, и волна понесла его к скалам. Скоро стало так мелко, что плыть уже было невозможно. Подняться на ноги Клеон не решился и, переставляя руки по дну, словно ребенок, который учится плавать, подтянулся к берегу.

Теплый язык лизнул щеку Клеона. Удостоверившись, что с миопароны его не разглядеть, мальчик вскочил и, взяв Льва за ошейник, молча указал на темную стену скал, через которые им надо было перебраться.

Начинало светать, когда Клеон подошел к Везувию. Солнце еще не взошло, и покрытая лесом гора казалась хмурой. Большая сизая туча лежала на ее вершине. Холм, на котором стоял Клеон, мягкой волной спускался к дороге, мощенной сероватыми плитами лавы. Самшит, козий лист и дикие розы буйно разрослись вокруг, стремясь прорваться на поля, оставленные под паром. Даже в предутреннем сумраке радовала глаз яркая зелень озимых и вперемежку с ними черные квадраты свежевспаханной земли.

Клеон с изумлением смотрел на поля, виноградники, сады и рощи, во все стороны разбегавшиеся со склонов горы. Не такой представлялась ему земля Италии! Сколько раз слышал он жалобы односельчан на то, что уж очень много зерна забирает Рим из Сицилии. «Видно, земля там у них плохо родит», — говорили в деревне, где жил Клеон.

Мальчик не знал, как не знали и его односельчане, что, в то время как Рим завоевал чуть ли не весь мир и крестьяне Италии, оторванные от земли, сражались во всех концах света, римская знать, владевшая огромными имениями, постепенно сокращала посевы пшеницы ради пастбищ и виноградников. И вот уж почти двести лет оливы и виноград занимали все больше и больше земли на полях римских магнатов. Но климат Италии был так мягок, а земля ее так богата, что все, произраставшее здесь, давало урожаи, не виданные в других странах. Если бы только не надо было кормить огромные войска, вечно сражавшиеся, то усмиряя восстания в провинциях на одном краю света, то завоевывая во славу Республики новые страны на другом краю земли!.. Вот и в тот год, как пираты похитили Клеона, Рим воевал с Серторием в Испании, с Митридатом в Малой Азии,[31] на море бесчинствовали пираты, с которыми Серторий заключил союз, и только близкая Сицилия, которую Марк Катон[32] Старший называл «житницей Рима» и «кормилицей римской бедноты», выручала Республику. Клеон всего этого не знал. Но, глядя на плодородные поля Кампании, никто не мог бы представить себе, что Римской республике нужен привозной хлеб.

Прямо перед Клеоном среди фруктовых деревьев и виноградников к вершине горы поднималась дорога, исчезавшая в лесу.

«Тут, верно, можно пройти к гладиаторам», — подумал Клеон.

Но дорога была преграждена.

Стоя на холме, Клеон видел длинные правильные ряды низких крыш у подножия горы, словно игрушечный город раскинулся в ее густой тени. Клеон не сразу понял, что это такое, но на всякий случай отступил в заросли самшита и стал смотреть оттуда.

Скоро он разглядел, что перед ним, образуя улицы и переулки, тянутся ряды кожаных палаток. Этот кожаный городок окружала насыпь и перед ней глубокий ров. По обе стороны, на сколько хватал глаз, были видны крыши палаток. Заметив часовых, стоявших у ближайших к нему ворот, Клеон понял, что перед ним римский лагерь.

От ворот, которые он видел, поперек лагеря тянулась широкая улица. На противоположной стороне она заканчивалась вторыми воротами, которые перерезали дорогу к вершине Везувия. У каждых ворот стояло по восемь вооруженных часовых. Обойти лагерь стороной было невозможно: спустившись с холма, Клеон очутился бы в поле, и часовые сразу его заметили бы.

И все-таки где-нибудь да есть обходные тропинки! Будь это в его родном краю, Клеон выискал бы способ пробраться на гору. Но здесь он ничего не знал, и, если бы часовой остановил его и спросил, куда и откуда он идет, Клеон не смог бы назвать ни одного города или деревни. Только теперь он понял, как безрассудно было пускаться в путь по незнакомой стране.

Ночью, когда он ушел с пиратского корабля, ему все казалось просто. Правда, пленник, которого привели лазутчики, рассказывал, что легионеры окружили Везувий и заперли гладиаторов как в осажденной крепости. Но перед этим Клеон видел с корабля огромную гору и усомнился в правдивости рассказа: где взять столько воинов, чтобы окружить этакую громадину? Не таким представлял он себе лагерь, о котором рассказывал пленный ветеран. Он думал, что встретит несколько палаток военачальников, десятка два часовых да костры, вокруг которых спят легионеры и где можно проползти незаметно. А перед ним оказался чуть ли не укрепленный город!