— Я пойду на грех, — вдруг сказал он. — Ни ты, ни Агата, вы не запятнаете себя.

— Данила, не надо…

— Надо, Агата. Я вколю шприц. Если что-то пойдёт не по плану, это останется на моей совести.

Денис сочувствующе покачал головой. Скрипя сердцем, Даниил принял шприц у Агаты и, перечитав рецепт Германа, морально приготовился к таинству.

«Воскрешение наравне с убийством». Фраза, не выходившая у Даниила из головы. Если судить по ней, любой воскреситель — это тот же убийца, только наоборот. Ирма не пришла, и что-то явно нехорошее случилось с Германом. И так и не узнать ему, а нужно ли Ирме это возвращение в мир живых. Простит ли она его? Простят ли его Небеса?

Даниил Полторацкий готовился стать убийцей. Убийцей наоборот.

— Помилуй нас, Господи, — тихо проронил он. — Что ушло, то вернётся. Что мертво, то оживёт. В жизни вечной и после смерти, да будут мои слова священны, ибо я дарую второй шанс. Да пробудят мои слова мертвеца. Да будет так!

При всём внутреннем волнении голос его не дрожал. Более того, в нём зазвучала неведомая ранее мощь, как если кто-то вложил её в горло Даниилу. От глубины тембра у него самого пробегали мурашки по коже. В мелодичных словах незримо оживала магия.

Произнеся заклинание в третий раз, Даниил вознёс шприц над грудью Ирмы… и остановился.

Он знал, куда колоть. Он помнил, где был след на груди Немо. Он понимал, что делает. Однако…

«Воскрешение наравне с убийством».

Когда-то его сравнили с одним убийцей из прошлого, который под тёмным влиянием ритуально зарезал около двадцати человек, а после пропал без вести. Ему померещилось, будто им завладела именно эта губительная сущность. Он даже внешне похож на него. Стоило же Агате связаться с таким безумцем. Тем более, ставить его фотографию на пианино. А чем теперь Данила не безумец, осмелившийся на рискованный эксперимент, где он вынужден выбирать между долгом и моралью?

Сжимая шприц, словно церемониальный нож, он с силой вонзил иглу в сердце мёртвой девушки. Жидкость запустила живой механизм и вместе с пробудившейся кровью потекла по всему телу.

— Она… Она живёт?!

Шприц выпал из обмякшей руки. Потрясённый Даниил неподвижно стоял на месте, исступлённо глядя на две суетящиеся фигуры вокруг полуживого организма.

Агата принялась транслировать энергию жизни в оживающий труп. Денис схватил его за запястье. Даниил под действием шока схватил другое. Вены слабо пульсировали, и с поступлением энергии Агаты пульс заметно учащался. Агата отвела ладони от тела, и пульс стремительно стал падать. В сознание Ирма не приходила.

— Мы её теряем, — выпалил Денис, когда и магия Агаты не принесла никакой пользы.

— Нет-нет-нет! — Агата принялась за непрямой массаж сердца. Пульс подскочил, но после вновь стал падать.

Едва потеплевшая рука вновь похолодела. Чуть порозовевшая кожа приобрела оттенок трупа. Сердце остановилось. А над ним под слоем кожи скопилось большое светящееся пятно, смешавшееся с кровью.

Агата, валясь с ног от истощения, села на пол и закрыла лицо. Разбитые нервы отзывались непрекращающейся дрожью. Денис от злости ударил кулаком по столу.

— Твою ж мать!..

Он смахнул капельки пота с разгорячённого лба и отвернулся от стола.

— Эй, хе-хе, ребятушки, а ведь у нас почти получилось. Она по сути уже ожила, видали? Видали? Рецептик-то работает, мать! Ай да Герман, сукин сын.

— Чего-то не хватило, — глухо отозвалась Агата. — Чего-то не хватило, и потому она вновь умерла. О Боже, что мы наделали, — обхватив колени, она зарылась в них лицом, дабы заглушить не то нервный смех, не то плач.

— Я не видел её души, — проговорил Даниил, окончательно придя в себя от оцепенения.

Денис прищурился исподтишка.

— Я не видел её души. Я не видел того, что она вернулась сюда, или же что мы силой вытащили её откуда-то и заперли в теле — её не было здесь! Вернись она в тело, оно могло бы выжить. Вероятно, мы… я не вложил столько чувств в Ирму, в её воскрешение, как Герман или его тайный друг в воскрешение Немо.

— А я понял тебя! — помахал пальцем Денис.

— Да! В рецепте сказано, что чувства воскресителя — главный катализатор. Я не очень-то стремился воскрешать её, признаю сразу. Я боялся этого делать, как и все мы, я не мог с собой ничего сделать. А вот они!.. Им нужен был Немо. Даже не важно, почему, хоть пока и малопонятно. Я также думаю, что шприц в тело Тимофея вонзал не Герман, а именно его друг, который больше всего нуждался в Немо, кто бы он ни был. Именно поэтому их ритуал сработал, а наш — нет.

Как только он кончил, Агата неспешно вылезла из-под стола.

— Данила, ты всё же… ты такой молодец, — восторженно сказала она. — То, что ты сделал… что ты решился — ради нас! Это было и без того сильно.

— Не настолько, чтобы…

— Нет уж. Данила, ты очень смело поступил. Правда… — измождённая, она рухнула в его объятия.

— Что же, мы всё же выяснили главное.

— Что именно, Денис? — спросил Даниил.

— Мы узнали, как воскресили Немо. И что это произошло именно так. Разве этого мало?

Повиснув на шее Данилы, Агата дотянулась до покрывала и бережно накрыла им тело несчастной.

— Прости нас, Ирма. Мы сделали всё, что могли.

_____________________

(*) Полутень (с лат.)

Уходя прочь, я вижу боль,

Через которую ты провел меня.

Я потерялась в твоей игре, чтобы изменить одно и то же,

Навсегда ушедшая, навсегда твоя…

Evanescence — Forever Gone, Forever You

Однажды он убивал. В этом он был совершенно уверен. Образ вонзённого в сердце Ирмы ножа с тех пор преследовал его, едва он задумывался о её смерти. Отчего он так поступил с ней? Решился вместо Германа избавить от участи полутени? А что, если они были не просто друзьями?

Немо не сообщил ничего про свои новые воспоминания. Опасался, что его спасители отрекутся от помощи, как только поймут, что общаются и живут под одной крышей с бывшим убийцей.

А, может, ему примерещилось? Что это не он убил Ирму, а Герман, как и говорил Денис. Может, он всего-то реалистично представил себя на его месте?

Нет. Это было слишком живое воспоминание. Яркость красок заново убеждала его в первом. Он убил ту девушку, и Герман был свидетелем. Это он убегал тогда от Дениса, страшась возмездия как со стороны их обоих, так и со стороны высших сил. Тогда, и в самом деле, какого чёрта Герману понадобилось воскрешать того, кто отнял жизнь у его сестры? Если только он решил использовать его душу для пробы эликсира. Так и было, скорее всего. Эксцентричный способ наказания.

И, разумеется, самый главный вопрос оставался неизменным: как умер он сам?

С попытки воскрешения Ирмы прошла целая неделя. Увы, ни к чему новому и полезному она не привела. После острых и ярких воспоминаний, вызванных посещением больницы святой Елены, память Немо не продвинулась ни на шаг. В его уме крутились уже найденные осколки прошлого, безуспешно складываясь в одну мозаику. Многих деталей недоставало. Его подсознание молчало.

Кратковременные обмороки продолжались, и спокойствие сна пропало окончательно. Сомнифобия одолевала Немо с новой силой. Страх больше никогда не проснуться, сидевший у него в мозгу ещё с первого дня после воскрешения, прогрессировал настолько, что однажды Немо закатил истерику при Агате и Даниле, отказываясь засыпать. Если Немо и мог безмятежно заснуть, то только лишь под присмотром Агаты или Тины. Тогда он в лучшем случае не видел ровно ничего в своих снах, летая в тихом Лимбе. В худшем он в совершенно чётком виде наблюдал страшные, хаотические картинки, в которых переживал боль и смерть.

Очень часто ему снился Дом Слёз из воспоминаний Тимофея. Гордый и мрачный, но такой живописный. Память тянулась к нему, будто это был не мрачный особняк, а пряничный домик. Образ Дома Слёз ценной страницей телесной памяти прорезался краем в память души. Этот дом казался ему знаком спасения. В нём был сокрыт свой секрет, который ждал его прихода, чтобы показать себя. Когда же дом растворялся в сонном тумане, проявлялись его страхи. Яростные вспышки напоминали о трагедиях, которые он пережил в предыдущих ипостасях.