Марк нашёл на плейере функцию записи, нажал кнопку Record и поднёс микрофон к дрожащим губам:

— Ну здравствуй. Вот ты и связался со мной…

А если есть ещё надежда на спасение? Крохотная, хрупкая как хрусталь — но есть.

— Эх, как я безмерно рад тому, что ты, наконец, отошёл от этого безумия и решился быть тем, кем ты на самом деле должен быть. Почему я так считаю? Потому что то, что ты нашёл этот плейер или попросил его у Тимы, уже доказывает тот факт, что ты на верном пути. Ты полутень, дружище. Тот, кто умеет выходить из тела, не умирая. Более того… Тима тоже был полутенью…

Язык заплетался. Марк сам не понимал, в чём смысл этой глупой речи, но наравне с тяжестью разума его одолевало чувство, что он должен выговориться.

— Ты помнишь же… тот самый дом? Всё началось с него. Там мы стали такими. Но Тима подавил способность полутени в зародыше, и потому за ним не последовало никакое наказание.

А если он неправ? Если оно ещё последует?

— Я же… решил развить её до максимума. И вот к чему это привело. Ты ничего из этого не помнишь, верно? Ты был безумцем, решившим пожертвовать близкими людьми ради того, что росло внутри тебя. Хорошо, что ты был им… когда я до сих пор остаюсь им…

На его бормотание сквозь стену выглянула Лина, одной ногой стоя в коридоре снаружи. Почему она никак не уйдёт?

Марка охватил приступ ужаса. Слепящие фары, перекошенные лица тающих, затвердевающий труп Ирмы, горящая хозяйка Дома, мутная вода, утягивающая на дно.

— Память… Время… Всё взаимосвязано. Нет памяти, нет времени. Нет времени, нет памяти. Призрак во плоти. Опустошённый… жизнью… призрак. Если я вернусь туда, всё будет кончено. Для всех. И для меня. Я уже не верю, что я могу умереть. Что-то не хочет, чтобы я умирал. И ты будешь жить, я уверен в этом. Просто… вспомни, каким я был. Эта музыка поможет твоей памяти. В неё я ментально закодировал те воспоминания, которые посчитал важными для тебя. При прослушивании любого из треков у тебя наверняка что-то всплывёт в голове…

Несмотря на то, что он задумал, он искренне верил, что спасётся. И он вернётся домой. Очищённым, исцелённым, другим.

— И обязательно помни Крис. Если ты до сих пор не нашёл её, она же обязательно тебя найдёт. Будь уверен, она не бросит тебя… как она не бросила меня. А мне пора. Осталось одно незаконченное дело… Этот дом зовёт меня. Нужно убить его сердце, и тогда я буду свободен. До встречи в будущем, Марк. Хотя, в твоём случае — это уже настоящее.

Запись окончена.

Отложив плеер, он вскинул больные глаза на девушку-призрака, размышляя над тем, заговорить ли с ней мягко или грубо.

— Лина! Я же говорил вам — уходите! Оставьте меня в покое, наконец!

Сам не ожидая от себя настолько громкого крика, Марк вжался в подушку, поджавши бескровные губы.

— Значит, тебе не нужна никакая помощь, хм?

— Я вас даже не просил! — ответил Марк с металлом в голосе.

В ответ Лина оскалилась с прищуром и плюнула ему в лицо, осрамлённая его упорным отказом.

— Тогда не вздумай звать нас потом, когда тебе станет хуже.

— И не буду.

Когда же она уходила, Марк крикнул ей вслед, потирая щиплющую щеку.

— И другу своему передай, чтобы тоже бросил меня преследовать!

Последняя ненужная связь разорвана в клочья.

Эвелина вышла из палаты злая и возбуждённая. Подойдя к рыжему, ожидавшему её прихода, она вылила на него ушат негатива, который в ней накопился:

— Всё, с меня хватит! Я устала его терпеть! Больше не стану за ним ходить, даже если Агата опять попросит. И тебе не советую! — она сильно ткнула в его грудь.

Слава Богу, что её крики не слышны обычным живым, иначе бы он провалился со стыда сквозь землю, причём в прямом смысле тоже.

— Ивлин, но ты обещала… — начал было рыжий.

— Мало ли, что я обещала! Если этот Марк не идёт на содействие, так пусть тогда сам разбирается со своими болячками! Не буду я сюсюкаться с ним, пошёл он в задницу, — она демонстративно отвернулась и вздёрнула округлый носик.

Рыжий призрак покраснел и сконфуженно пробормотал:

— Как ты сказала, ещё раз? С-сю-сю…

— Сюсюкаться, — Эвелина нервозно хихикнула. — Мне казалось, ты уже все слова на русском знаешь. У тебя ж уже и акцента не осталось. Он же так и не понял!..

— Точно, точно, после смерти знания даются лучше, — растянул он неловкую улыбку. — Ивлин, давай в последний раз. Я один не справлюсь.

Но та решительно закачала головой.

— Прости, Сирил. Я отказываюсь.

И Лина полетела по коридору на пути к лестнице.

— Ты идёшь? — спросила она, обернувшись.

Сирил стоял, не шевелясь, провожая её взором.

— Мне некуда идти.

Лина пожала плечами.

— Если что, зови. Ты-то не откажешься.

С лёгкой улыбкой она нырнула за угол.

Срочно нужен телефон. Быстро! Где-то здесь, в палате определённо должна находиться его сумка.

Марк вскочил с койки и стал ревностно рыскать по помещению. На вешалке нет, в углах нет. Минуточку, почему она, чёрт возьми, оказалась под другой койкой? Схватившись за торчавший ремень, он вытащил её наружу. Быстрее, самый глубокий внутренний карман, вот он! Отлично.

Руки предательски тряслись, пальцы не попадали по кнопкам.

Как же ненавистно ему это тело! Мешок из кожи, заполненный костями и слизистыми органами, в котором, задыхаясь, завязана его душа.

Звонок пошёл. Марк приложил телефон к уху, глубоко сомневаясь, что абонент примет его вызов. Но нет, ему повезло, трубку подняли.

— Ну, здравствуй, Марк. Что тебе нужно от меня на этот раз?

— Третий этаж, Герман. Одна из палат, спроси моё имя. Если участь Ирмы ещё имеет для тебя смысл, поднимись и разыщи меня.

Не дожидаясь реакции, Марк тотчас сбросил звонок.

Теперь дело за жестоким временем.

Перекрестки миров открываются с боем часов.

Слышишь ты голоса и тревожные звуки шагов?

О бетонные стены домов разбивается твой крик.

От желанья уйти до желанья остаться лишь миг.

Кипелов — На грани

[29 декабря 2015 года]

Кристина затормозила у любимого кафе, заранее представляя себя с кучей пирожных, которые она из-за стресса заглотит вместе с терпким чаем. Её грудь клокотала от рвущихся наружу противоречивых эмоций. Припарковавшись, она не спешила уходить и ещё долго просидела на сидении мопеда, пытаясь обуздать воспалённые нервы. Едва совладав с собой, Кристина встала, когда ей позвонил возбужденный Тимофей:

— Алло?

— Крис, беда! — закричал он.

— Что такое? — спросила она, хотя сердце тревожно подсказывало, что её Марк опять наложил на себя руки. Вот бы ошибиться. Но ошиблась она ненамного.

— Марко сбежал! Его никто не выписывал, но он исчез!

— Как это? — она опустилась на мопед, словно из неё выжали последние соки.

— А так это! Меня пропустили, я открываю дверь в палату, а там никого! Ни через минуту, ни через десять минут он не пришёл. И вещи его пропали! Кроме плейера, прикинь? Он оставил мне свой плейер.

— Так-так…

— А к нему странная записка! Так, вот она. «Сохрани его у себя, Тима. Если я вновь начну сходить с ума, отдай его мне, и я всё вспомню. А пока я должен посетить одно особенное место, где я и расстанусь со своим безумием и где же его и получил». Ты понимаешь, что…

— Боже мой, нет! — воскликнула Кристина.

«Одно особенное место». Для Марка оно было единственным «особенным».

— Ты же не думаешь, что…

— А куда ж ещё! Он поехал в Дом Слёз.

Горло сдавило от тревоги. Она будто знала, что так и случится. Руки дёрнулись, и отнюдь не от стужи. Пар изо рта вздыбился перед глазами, безжалостно растопив несколько кружащих снежинок. Дай Бог, она ошибалась. Если же нет, то она, она…

— Крис? Крис, ты здесь?

Она собралась с духом — время не ждёт — и процедила сквозь зубы:

— Я еду к нему. И ради Бога, никогда больше не зови меня Крис.