— Тебя больше никто не оставит, Ира. Я обещаю.
___________________
(*) Вентиус — искажённое от слова Ventus (лат.) — ветер.
Глава 13. Охота на пенумбру
Мы чёрные мотыльки, кружащие вокруг пламени
Далёкого маяка в яростном шторме,
Света гавани нам никогда не достичь.
Подобно компасу без севера мы потеряны,
Вечно отклоняясь от курса, потеряны навсегда.
Swallow the Sun — The Gathering of Black Moths
Марку было трудно поверить предупреждению Вентиуса, что из-за вольной жизни полутени он может ослабеть или навлечь на себя беду. Он не святой, побуждаемый врождённым альтруизмом, чтобы спасать всех подряд и идти на выручку кому попало. Это его жизнь, его сила, и ему решать, что с ней делать. А тающие души — те, что утратили волю, — с чего бы о них беспокоиться? Что они могут ему сделать?
Когда же на следующие утро Марк вышел из дома, он ощутил на себе тяжёлый взгляд двух мертвецов, прячущихся за стволом его любимого тополя. Призраки, от которых пеплом и дымом взлетали частицы энергии, жадно осматривали полутень стеклянными глазами, завидуя её юной жизни. Марк поморщился и поспешил прочь со двора. Стоило духу Дома Слёз заговорить, и созрели неприятности.
Насупившись, Марк шёл в привычном направлении к транспортной остановке. Ему резко вспомнились случайные фантомы, которые косо смотрели на него из тёмных уголков улиц, дворов и домов, где он бывал. Постоянно, куда бы он ни шёл, нашлась бы чья-то окутанная помешательством душа, которая сидела и следила за тем, куда же он отправится. Выходит, не просто так они смотрят, эти тёмные души. Полутени привлекают их больше простых смертных. Всё именно так, как и говорил Вентиус. И скоро кто-то очень отчаянный, потерявший волю и сущность пойдёт в атаку за его целебной живительной энергией.
Марк нахмурился от подобных мыслей. От нарастающей паранойи его спасло появление знакомой женской фигуры в тёмном готическом пальто. В иной ситуации его паранойя при встрече с ней только бы усилилась, но этим утром он был несказанно рад её увидеть. С ней рядом, по крайней мере, было спокойнее, чем если бы он был совсем один.
— О, привет! — воскликнула она, обернувшись как бы невзначай.
— Привет, Крис.
Ирма осталась у него в квартире, по-прежнему потрясённая вчерашней попыткой принудительного выхода из комы. Ей необходимо уединение. Пусть же отдохнёт.
Марк не заметил, как увлёкся разговором с Кристиной. Тет-а-тет случался с ними крайне редко.
— Так, значит, куда угодно?
— Да, куда угодно. Стоит только представить место, и ты будешь там.
— Круто, — ахнула Крис, восхищённая рассказом о телепортации его души. — Вот послушаешь тебя, так и самой хочется стать, как ты говоришь, «полутенью».
Марк с увлечением наблюдал за реакцией девушки, какое впечатление производили его откровения. Втайне он был удивлён, что она верит каждому ему слову, когда Тимофей совсем разочаровался в нём, считая, что он окончательно слетел с катушек на почве всей этой чертовщины. Увы, Тиме всё-таки пришлось признать, — с трудом, но он признал — что его способность реальна, но эта способность казалась больше не даром, а проклятием, которое отняло у него лучшего друга.
В то время как Кристина ещё сильнее потянулась к Марку, и всё то новое, что она о нём узнавала, всё больше сходилось с вымышленным образом, который она приписывала ему. Безнадёжный романтик, живущий в личном маленьком мире, с любовью отстроенном в воображении и сопровождающим его на протяжении всех прожитых лет. Точно ищет он нечто в мире настоящем и, не находя его, уходит обратно, в иллюзорный. Таким он и был в глазах Крис.
Какая же наивная дурочка, опять эти мысли лезут в голову! Для Марка не существовало границ, зачем же она ему? С чего вдруг она решила, что что-то значит для него? Его заботил лишь он сам. А уж с такой-то потусторонней энергией в его жилах… Но нет, она будет рядом. Она сделает всё, что угодно, лишь бы он считал её настоящим другом. Она выслушает любые его рассказы. Он так прекрасен, когда говорит.
Да, Марк был вполне доволен реакцией Крис. Так бы он и дальше хвалился перед тающей от восторга подругой, если бы…
«Если бы ты был разумнее с той магией, кой владеешь. Обернись-ка!»
Повинуясь голосу Вентиуса, Марк обернулся. Две гиблые души, которых он застал у дома, медленно шли за ним, сохраняя сравнительно большое расстояние.
— Что с тобой?
— Нет, ничего, — солгал Марк и, отвечая на прошлый вопрос Крис, сказал. — Полутенью быть неплохо. Ты по-настоящему видишь, что возможности человека и мира не имеют границ. Но ты наверняка знаешь, что у каждой способности есть свои «побочные эффекты».
Марк обернулся вновь. Призраки не отступали, но и не приближались. Они выжидали. Обрывки их сущностей отслаивались, будто омертвевшая кожа, разлетаясь по воздуху. Неисчислимые шрамы испещряли их серые лица и руки, словно трещины на растрескавшейся коре, из которых струйками тёк смоляной дым.
— Но я пока не могу сказать, в чём дело, — закончил он мысль.
— Почему же? — спросила Крис.
— Не сейчас. Отойди.
— Чего?
— Отойди!
В следующий миг Кристина лежала на асфальте, едва не ударившись при падении головой. Это он оттолкнул её от себя. Всплеск синевы пронзил глаза, изнывавшие от недосыпа, и не сразу они разглядели в этой вспышке Марка. Его движения, беспорядочные, но завораживающие, походили на танец шамана. При этом он оттаскивал кого-то незримого от Крис и выталкивал в открывшийся сгусток света. Когда Крис нашла в себе силы подняться, синева угасла, и Марк, потирая руки, стоял перед ней, как ни в чём не бывало.
— Это был телепорт, — невозмутимо сказал он, не дожидаясь её расспросов. — Чокнутые фантомы напали на нас. Я их прогнал.
— Нас видели, — прошептала Крис, заметив издалека взоры изумлённых прохожих.
— Неважно, — отрезал Марк. — Мы целы, это куда важнее.
Она не смела не согласиться. Но что же это выходит, он уберёг её от опасности? Её!
А как же всё-таки жаль, что она не полутень. Будь она как Марк, она бы разделила с ним все радости и невзгоды. И тогда он понял бы её чувства. Как же жаль…
Когда-нибудь о нём обязательно запоют колокола. День ото дня, снова и снова его посещала мысль, что он умирает. Физически и ментально. Всё указывало на это.
— Ты смотри. Полупокойник. Всё ходит тут, а умирать боится.
Шипения гадюк из-за углов играли на нервах с усиленной частотой. Грань миров, на которой балансировал Марк, истощала его, как вода точит камень. Беспокойные мертвецы, кто остался добровольно, кого не отпускает незавершённая миссия, никогда ранее они не питали такого отторжения при его виде в облике духа. Слепая злоба вперемешку с сочувствием, рождающаяся при одном только появлении Марка в призрачном свете, отталкивала его защитной аурой. Те, кто был особенно неравнодушен, убеждали юношу отказаться от природы полутени. Предчувствуя беду, они безгласно молили: тебе нет места среди призраков, возвращайся к живым.
Но Марк упорно не оставлял мертвецов. И те, кто принадлежал к числу растворяющихся, заледеневших душ, стаей воронов преследовали и потакали его гневу, когда тот безжалостно хватал их за горло или волосы, уставая от слежки. Вспышки гнева становились всё чаще, и Марк переставал жалеть источённых гранью. Вместо этого он упивался насилием, отнимая у них последнюю волю и обращая в бесчувственные сгустки, в останки души с редкими проблесками сознания. И лишь однажды подумал: «Несчастные. До чего они опустились, как за кровью охотясь на чужие жизни».
«А тебя предупреждали, Дитя Ветра».
К нему бросались и иные, незапятнанные умершие. Будь Марк в теле или вне его, они находили его и от безысходности просили помощи как у медиума — поговорить с близкими, привести домой, закончить дело, рассказать о призрачном мире, если те умерли совсем недавно. Марку доставляло удовольствие быть проводником или спасителем, ощущать себя важным для этого света. Но совсем скоро его стала тяготить такая ответственность, которую он добровольно примерил на себя. «Ну и славно, что Тима отказался от себя. Такое он бы точно не выдержал».