— О чём это она? — смутился Данила, стоя в том самом окне.

— Марк! Ему опять плохо, бежим! — воскликнула Агата и потянула его в прихожую.

Данила выдернул руку. Его заботила Тина. Что она пытается сказать?

Её губы беззвучно каялись смотрящему свысока. Уловив в них страшный смысл, Данила испустил жуткий вопль. Когда он вышел из оцепенения, Тина давно пропала из виду, а Агата насильно вытянула его за дверь.

Марк неподвижно лежал на белой пелене. Ветер трепал его за волосы, играя с одиночными прядками. Теряя сознание, он думал, что настал его конец, но то лишь очередная отсрочка. Он забылся с горьким ощущением найденной правды, которая не приведёт его ни к покою, ни к смерти.

А с неба падали снежинки…

«Здравствуй, Агата.

Обязательно прочти это письмо при Дане и Марке, чтобы они тоже понимали, из-за чего я бежала. Пусть Марк и без того понимает, почему.

Даня, от всего сердца прошу у тебя прощения за то, что ещё давным-давно не поведала тебе о том, в кого я превратилась за последние полгода. Ты разочаруешься во мне, но, к сожалению, в этом моё настоящее я, и тебе придётся с этим смириться. Верю, что и ты, Марк, верно понял мотивы моих преступлений. Но ты можешь не прощать меня — что сделано, то сделано.

Это письмо — моя исповедь. Я написала его задолго до сегодняшнего дня, зная, что когда-то я должна поведать правду. Момент настал. Пусть и слишком рано. Я ждала, чтобы Марк окреп разумом и телом, чтобы принять её. Он ещё не готов, хотя он сам решил иначе.

А раз так, то я начну рассказ с самого начала…»

_____________________

(*) Все указанные строчки принадлежат песням из эпиграфов глав 9-17 в таком же порядке.

Начал поиски, не дающие результатов.

Свет, что сияет за завесой — пытаюсь найти его.

И всё, что вокруг нас повсюду,

Мы могли бы разделить, если б только мы могли узреть это.

Чувствую, что есть истина за гранью моих познаний.

Жизнь вечно меняется, переплетая судьбы…

Anathema — Flying

Марк Вихрев считался одарённым молодым человеком. Любые знания он усваивал за короткие сроки. Восхитительно играл на пианино, заучивая ноты полюбившейся музыки почти с первого раза. Некоторое время увлекался поэзией и сам пытался сочинять, но затем бросил это и посветил себя фотографии. Шумным компаниям он предпочитал одиночество, но это не мешало ему быть чудесным собеседником в группе друзей или знакомых. В речи Марка часто проскальзывал романтически-мрачный взгляд на вещи, как если бы он принадлежал не третьему тысячелетию. Его можно было назвать не иначе, как эскапистом. А одно специфичное увлечение Марка выделялось особенно тёмным пятном на его характере.

У него обнаружилась привязанность к мистике, а также к прочим вещам, относящимся к ней. В двадцать один год его естественно тянуло ко всему, что вызывало яркие эмоции, что приносило наслаждение его пылкой ненасытной душе, что позволяло бы ей чувствовать. Готическая грусть тоже по-своему приятное чувство, прекрасно входившее в резонанс с часто пасмурными петербургскими днями. Но понимание того, что за пределами обычного мышления существует иная реальность, было не менее притягательным и привлекательным. Сменяя одно занятие другим, в конечном итоге Марк снова находил себя поглощённым изучением статей об алхимии, магических знаках, местах силы и фантомах.

Его нельзя было назвать религиозным, но он верил в существование душ и духов, чья мощь и чьи возможности в сотню раз превосходили человеческие. О, как бы он хотел воочию убедиться в этом! О, как бы он был счастлив познакомиться с чьим-нибудь призраком или встретиться с ангелом-хранителем. Мечты, мечты, как острова, окружённые морем сомнений.

Его университетский друг Тимофей, однако, не разделял этот интерес к мистицизму. Он относился ко всему проще и не любил сложностей. Все разговоры о загробном мире он считал фальшью и выдумками. Потому он не любил говорить с Марком на эту тему. Тем не менее, если Марк увлекался, рассказывая о тайных знаках в каких-либо последних событиях или о значениях неких символов и теорий философии, его речь превращалась в увлекательную лекцию, казавшуюся Тимофею интереснее десятков лекций текущего семестра. Марк становился молодой копией преподавателя истории, который был у них в начале учёбы. И постепенно Тимофей, наконец, стал понимать весь тот азарт, которым наслаждался его друг.

И наступил момент, когда Марк стал вытаскивать его на места мистической славы, не опасаясь его отказов. Где они только не побывали вдвоём в черте города. За город же они не выбирались. До тех пор, пока Марк не отметил себе для посещения некий Дом Слёз.

В девятнадцатом веке в этом особняке, стоящем относительно недалеко от нынешней границы Петербурга, жила всеми забытая Анна Ульянова. Родившаяся в аристократической семье, она мало чем отличалась от светских дам того времени. По непонятной причине или же в наказание за неизвестное преступление Судьба распорядилась с ней жестоко: трое её мужей умерли не своей смертью, её дети либо забывали её, как только вырастали, либо также умирали по роковой случайности. Череда трагедий заставила Анну научиться основам чёрной магии и затем переехать из города в особняк, обречённая на одиночество. Ещё до переезда за ней заметили, что в тридцать пять она выглядела совсем юной красавицей. Она будто не старела вовсе. Однако её внешность в итоге обрела несвойственную ранее жестокость, которая выдавала в ней чёрную ведьму.

Анна умерла в Доме Слёз, не дожив и до сорока. С тех пор возле особняка ходит её беспокойная душа, боящаяся попасть в Ад. А особняк, её последнее пристанище, стал проваливаться во времени и пространстве, то исчезая, то вновь появляясь на дне оврага, где он был построен. Поговаривали, что эти метаморфозы дома связаны с тем, что Анна однажды заточила в нём демонического духа для выполнения своих тёмных желаний. Отчего бы дом ни исчезал и ни появлялся, это не меняло того, что охотники до заброшенных зданий, попадавшие в дом в момент его «растворения» или даже на одну его территорию, не возвращались оттуда никогда.

Такая легенда бродила среди поклонников мистики и среди магов. Любопытство Марка загорелось страстным желанием повидать этот загадочный Дом Слёз. Одному было страшно, и он подговорил на поход беспечного Тимофея.

Они отправились к Дому Слёз на машине Тимы, которая на деле принадлежала его отцу. Из города она выехали через Приморское шоссе. Марк указывал дорогу, сверяясь с описанием из Интернета. В поисках впечатлений они вдвоём катались по городу весь выходной день, так что Тимофей легко прокатился бы и за город. Правда, ехать пришлось дальше, чем предполагалось.

В какой-то миг Марк попросил остановить машину на обочине. Дальше им нужно было идти пешком. Марк определил место стоянки по выделяющемуся камню посреди ветвей, на котором был с трудом различим старинный символ. Он здесь точно не случайно.

Два друга вступили в лесные владения. Тимофей неуверенно шагал за Марком, который, напротив, со всей уверенностью шёл сквозь туман и чащу деревьев, будто охотник, напавший на след зверя. Сухие, отжившие листья хрустели под ногами. Самоцветы осин и ольхи перешёптывались меж собой, сплетничая о незваных гостях.

— Судя по плану, мы должны выйти на опушку с одинокой елью, — сверяясь с измятым листом бумаги, сказал он. — Только оттуда мы сможем наверняка пройти к Дому… Ага! Вот и она.

В центре лесной поляны росла большая одинокая ель, раскинувшая могучие ветви по всему периметру. На одной из ветвей висел старинный масляный фонарь, источавший тёплый свет посреди вечерней холодной темноты. Марк взял источник огня и, торжественно улыбаясь, посветил им лицо Тимофея.

— Откуда здесь горящий фонарь? — зажмурился Тима.

— Это путеводная звезда госпожи Анны для тех, кто хочет посетить её дом, — элементарно объяснил Марк. — Это её фонарь. И любого, кто возьмёт его, он приведёт прямо к Дому Слёз. И он никогда не гаснет. И где бы ни оставили его после, он возвращается на прежнее место.