— Сейчас я покажу, дитя моё, что происходило здесь с твоим ненаглядным.

Острые, жгучие ногти впились в запястье Тины… и в этот миг она прозрела.

На том самом месте, где стоял Дом Слёз, проявился его временной фантом, окружённый наземными облаками. Перед ней в обратной перемотке проносились последние месяцы, проходившие в заколдованном овраге. Белый снег устлали сухие выцветшие листья. Туман сменял одну картину за другой, перекрашивал непроглядную ночь в светлый день и ластиком стирал с неба солнце, возвращая тьму. Анна показала ей всё — от первого посещения Марка в компании Тимы до последнего мига его исчезновения. От и до, до и от.

Тина видела её. Ту самую Ирму. В лёгком платье она порхала над землёй, хрупкая и беззащитная на вид, пока затаившееся в Доме чудовище не захватило её в плен. А она довольно симпатичная. Только Герман так и не показал до сих пор её труп, который он так стремился воскресить. И всё же не похоже, чтобы Марк был к ней особенно привязан.

К чёрту Ирму! Это из-за неё он вернулся в Дом Слёз в последний раз! О, да, она сделает всё, что угодно, чтобы возродить к жизни Марка, но она и палец о палец не ударит, чтобы вернуть Ирму. Сама виновата.

Анна отпустила Тину, и образ Дома растаял в пустоте снегов. Жара, проникавшая во всё существо, спала и уступила февральскому холоду. Сердце Тины волнительно сверкало в ритм дыхания.

— Зная, чем грозит ему Дом… зачем он тогда приходил?

Анна завела за ухо непослушный локон, повисший над глазом, и холодно ответила:

— Внутренняя тьма покорила его. Он не нуждался в свете, он нуждался в его отсутствии.

Осыпаемая назревшими в небе редкими снежинками, Анна собралась уйти от Тины, но резко передумала и повернулась обратно к ней.

— Я видела тебя в тот день. Тебе здесь не место…

— Нет! — и Тина вскрикнула так, как обиженная дочь кричит на свою мать. — Я не оставлю Марка, слышите? Я понятия не имею, почему вы меня защищаете, но я готова умереть, лишь бы Марк оказался на свободе!

Анна сдалась под её давлением.

— Вентиус не отдаст тебе Марка. Я пыталась остановить его. Расплатой за это мне будет дорога в Ад, — при звуках этих слов замигал её кроваво-красный ореол. — Марк вернётся во внешний мир лишь в обмен на другую душу, и сам Дом будет хранить в себе пленённые души до тех пор, пока в нём заточён Вентиус.

— Почему бы тогда не сжечь его ко всем чертям?

— Нельзя. Нельзя! Огонь — это стихия мощи, стихия Высших и Низших сил. Если ты сожжёшь его, то Вентиус выберется в ваш внешний мир быстрее, чем завладеет третьей душой пенумбры, и, кроме того, отправит все души Дома в Ад. И пенумбр не пожалеет. Их участь ожидает быть ещё суровее…

Тина вскрикнула от страшных видений, возникших в её воображении. Ей представилось, что Марк мёртв, что она видела его мёртвое тело, а его душа была далеко-далеко за гранью. Что её попытки вернуть его к Свету никчёмны. Ничто пока не могло убедить, что он жив. И это убивало её, по ниточкам разрывая нервы.

— Что же тогда поможет? Должен же быть выход!

Анна тоскливо вздохнула, и её призрак просветлел, задавив исходящий поток дыма.

— Небесное Пламя…

— Что-что?

— Небесное Пламя, — повторила Анна громче. — Чистая, белая сила. Единственная человеческая сила, которая очистит души Дома Слёз от его грехов. Надежда, которой не суждено сбыться. Колдунов Небесного Пламени крайне мало по всей земле. Мне едва ли верится, что есть хотя бы один такой колдун в Петербурге.

Но Тина знала одного такого колдуна. Точнее, колдунью.

— Неужели он есть? — Анна прочитала её мысль по выражению приоткрывшихся губ.

Внезапно по оврагу пронёсся громкий колокольный звон. Земля содрогнулась.

Нет, это не колокол. Это бой часов из Дома Слёз. Он возвращался во внешний мир.

— Беги, моя девочка! Не то Вентиус убьёт тебя! — Анна оттолкнула Тину от себя, едва не уронив на снег.

Новый бой, и зачарованный особняк стал проявляться за спиной его хозяйки. Тьма разрасталась из нагревшихся недр земли, раскинув дымчатые щупальца по тающей вокруг них грязной жиже. Под светом луны засверкали очертания крыши.

Тина не нашла повода на споры. Она полетела к краю оврага, пустив за спиной маленькую бурю из снега, и, прежде чем сбежать в леса, обернулась в сторону Анны.

— Спаси его, — ответила та на прощание. — И тогда спасёшь всех нас.

Тина улетела прочь, а за ней ещё долго гнался устрашающий железный ритм…

___________________

(*) «Один в этой комнате теней. Один посреди ничтожных воспоминаний. Сделаешь ли ты это снова? И останешься ли собой?» (Swallow the Sun — Rooms and Shadows)

Скажи же, как мне дожить до старости без тебя.

Ведь чего-то не хватает. Лишь призрачная боль,

Словно соль на моих ранах, чтобы напомнить,

Что моё тёмное сердце не забьётся никогда.

Да пробудит мертвецов мой эгоистичный поступок!

Прости мою ласковую, но бездумную заботу.

Как мне быть сильной, когда идёт дождь?

Мои глаза обливаются призрачной болью.

The Murder of My Sweet — Phantom Pain

[Конец февраля 2016 года]

Неспешно выходя из здания университета, Тина напевала песню, звучавшую у неё в ушах. Мощёный тротуар усыпан снегом и реагентами, которые похрустывали под ребристыми ботинками. А ей, наверное, снова придётся ехать к Герману. Она шла вдоль стен альма-матер, пролистывая глазами дорогу, и закрылась шарфом, хотя прохожие всё равно косились на неё, когда слышали её пение.

— А, говорят, люди несчастны, когда поют на улице.

— Что? — Тина обернулась.

Но слегка полноватая женщина, сказавшая это, уже уходила в другом направлении.

Это как ещё «несчастны»? Она же не всегда напевает настолько грустные мотивы, есть и другие песни, которые она порой поёт на ходу. Неужели на ней так чётко написана печаль? И зачем она так сказала?

И Тина дальше пустилась в хмурые размышления, когда…

— Берегись!

— Чт… А-а-а!

Не успела она опомниться, когда кто-то ловкий сбил её с ног и повалился рядом с ней на заледенелую корку. Раздался треск разбившейся сосульки. Тина приподнялась из-под тела сбившего его человека и разглядела кристаллы льда, валяющиеся прямо посреди того места, где она стояла секундой ранее.

— Сосули, блин. Я тебя не сильно толкнул?

Этим спасителем оказался Тимофей. Тина неловко отблагодарила его, когда тот, поднявшись сам, помог и ей встать на ноги. Её бок тоскливо заныл, едва она выпрямилась. Без синяков не обошлось, но винить в этом Тиму было нельзя ни в коем случае.

— А я искал тебя, — сказал Тимофей, стряхивая с пальто снег.

— Искал? — вот это новость. — Зачем меня искать?

— Эм, ну, это… Как это тебе объяснить-то? Я давно уже хотел сказать, да вот…

«Не припомню я его таким обеспокоенным, — задумалась Тина. — И мне кажется, или как будто у него глаза стали серьёзнее? Взрослее, что ли? Где эта твоя беспечность, Тима?»

— Ну не томи же, говори!

Тимофей собрался и ответил прямо:

— Так, ладно. Я признаюсь тебе. Я полутень, Крис. Нет-нет-нет, так оно и было, раз на нас с Марком наложили это заклятие! Но я имею в виду именно это. Я — полутень. Настоящая.

Сердце Тины как будто ушло в пятки, когда от её груди до ног прокатился адреналин. Этого ещё не хватало. Она не заметила, как с силой закусила без того искусанную губу. Какой бес его попутал пробудить глубоко запрятанную энергию?

— Зачем ты это сделал? — только и смогла сказать Тина.

— Я решил, что устал пускать жизнь на самотёк, — с детской простотой ответил Тимофей. — Знаешь, я подумал о том, что хочу влиять на мир так же, как это пытался делать Марк, а как полутень я буду в этом куда круче.

— И… сколько ты так…

— Весь этот месяц.

«Слава Богу, что не дольше. Не то бы он точно заметил, что и я уже не та».

Какой парадокс. Они оба думали друг о друге как об обычных людях, а теперь они оба — носители проклятой магии. И никто из них и не догадывался. Но Тина всё равно будет молчать. Она убила себя ради Марка, ради того, чтобы помочь ему.