— Ты не придумаешь. И ты не поможешь мне, — Марк грубо отсёк её речь и собрался вновь уйти. Едва он сделал два шага вперёд, как Кристина снова закричала позади него:

— Ладно! Я, может, и не смогу ничего сделать!.. Но я точно знаю человека, кто бы точно смог. Она моя подруга. И она экстрасенс. Она поможет тебе, в чём бы ты ни нуждался.

Он снова повернулся к настойчивой девушке.

— И как её зовут?

На сей раз Крис ответила без колебаний.

— Агата Северская.

Где-то он слышал это имя. Надо потом спросить у Германа, кто это. Если он не забудет. Да, надо оставить записку с напоминанием. И положить её на тумбочку у кровати. Если у него не случится амнезии, его взгляд не упустит её, и он вспомнит о ней.

Агата Северская… забавное имя.

Марк полез в ящик тумбочки в поисках блокнота и ручки. Когда он раздвинул ящик, его внимание задел тусклый шестигранный маятник, подаренный Германом и Ирмой. Тот самый защитный маятник! Как он мог забыть про него! Это именно то, в чём он так нуждался. Отныне никаких публичных потерь сознания.

Марк с теплеющей бережностью поднял маятник со дна и повесил на шею рядом с потускневшим амулетом. Полегчало вмиг. Но…

Параноидальное чувство затаившегося зла камнем лежало на окованном льдом сердце. Его сбивчивый стук выводил из равновесия, бросал в беспричинную злость. Сдержавшись, Марк вгляделся в настенное зеркало, висевшее рядом. Отражение смотрело на него с искривлённой улыбкой, скрывая пол-лица за гладкой завесой волос. Что же в итоге не так? Это всё он, Марк Вихрев, что перед зеркалом, что внутри него самого. Но что-то здесь не так.

Сплошной делириум…

Из болезненной сосредоточённости его вырвал звонок из внешнего мира. Марк незамедлительно хватился за телефон, так как он ожидал услышать только одного человека.

— Да, Герман?

— Ну, здравствуй. Ты ещё хочешь помочь мне и Ирме?

— Конечно, хочу. Что за глупости!

— Тогда приходи. Сегодня всё решится.

Герман возложил тело Ирмы на операционный стол. Давно он сбился со счёту, в который раз повторяется эта сцена. Монитор методично отбивал сигналы жизни. Марк смешивал составляющие лекарства, по мнению Германа обязанного помочь Ирме именно сегодня.

— Герман, я тут хотел с тобой посоветоваться, — Марк осмелился затеять этот разговор.

Тот, похоже, не сразу расслышал его вопрос, но затем рассеянно ответил:

— Да? Что ж, валяй.

— Моя знакомая предложила мне поговорить с некой Агатой Северской насчёт моего изменчивого состояния.

— Хах, Агата Северская? — усмехнулся Герман.

— Вы с ней знакомы?

— Лично нет, но я знаю её через нескольких моих знакомых, включая того телепата Сафонова, с кем тебе уже повелось встретиться.

— Ну, и кто же она?

— Девушка двадцати двух лет, колдунья Небесного Пламени. Её основное занятие — помогать тем, кто потерялся в жизни или потерял память. Второе у неё в приоритете. По этакой легенде она посвятила себя помощи людям потому, что какой-то её друг потерял память, а она его излечила.

— И что вы предлагаете? Я могу привлечь её?

— Я бы не рекомендовал этого делать, — с заминкой ответил Герман.

— Почему?

— Белый Феникс обычно вызывает к себе излишнее доверие.

— Белый Феникс?

— Её прозвище в магических кругах. Из-за магии огня и из-за её пристрастия к белой одежде. У неё гениальный талант располагать к себе людей. Так что, если ты когда-нибудь всё же придёшь к ней, или же сама Судьба сведёт вас, будь осторожен. Ты сам не заметишь, как расскажешь ей слишком много.

Шприц с эликсиром был готов. Густая жидкость переливалась внутри серебром. Марк вручил шприц Герману с такой почестью, будто подавал ему величайшее открытие на Земле.

«Заглаживаешь вину, дружище? Так и быть. Прощу тебя, если всё удастся».

Одобрительно кивнув, Герман взял шприц. Бездушная игла потянулась к коже, стремясь воссоединиться с живой материей. И остановилась в миллиметрах от неё.

«А если снова провал? Переживёт ли его тело?.. Переживу ли я? Столько трудов вложено… Нет. Нет пути назад. Ты выживешь, Ирма. Ты сможешь. Полутени не умирают так просто… верно?»

— Я введу эликсир, а ты начинай, — голос Германа прозвучал как скрежет металла.

— Давай вместе. Ведь это, прежде всего, ты руководишь ритуалом.

— Ты прав. Вместе, так вместе… — он собрался с силами и сказал. — С Богом. Или с Дьяволом.

И игла вошла в вену. Кровь окрасилась в тёмно-серый. Сердцебиение подскочило. Пока одна рука заполнялась сиянием, вторую Марк прижал к своей груди и со всей мощью, на какую были способны его лёгкие, проговорил на одном дыхании:

— Что ушло, то вернётся. Что мертво, то оживёт. В жизни вечной и после смерти, да будут мои слова священны, ибо я дарую второй шанс. Да пробудят мои слова мертвеца. Да будет так!

Герман повторял за ним, слово в слово. Но на середине заклинания он замялся. Сглотнув конец недосказанной фразы, он осторожно положил шприц на поднос и стал ждать. Ждать, когда тяжёлый голос помощника прекратит давить на уши.

Закончив, Марк бросил на Германа взор, полный удивления.

— Что с тобой? Мы в чём-то просчитались?

— Погоди-ка… — Герман отпрянул от стола. — Она ещё не мертва. Как мы смеем произносить подобные слова?

— Так Вентиус сказал, — сипло сказал Марк.

— Что? — Герман воспрянул. — Это же… тот дух из…

Раздался крик. Кричала Ирма — вернее, её тело, забившееся в конвульсиях. Странные пятна, отражающие свет ламп как рыбья чешуя, распространились по её коже. Тело глотками вдыхало воздух и от криков перешло на тягучие стоны.

— Она здесь? Она здесь?! Ирма! Ирма, мы с тобой! — разгорячённый, Герман прильнул к груди сестры, сдерживая её припадок. Марк застыл, молча наблюдая за ним, не решаясь нарушить его рвение, пока не прошептал:

— Что-то не так… Быть этого не может.

Герман поднял голову и укоризненно спросил:

— Быть не может чего?

— Я не чувствую её души. Тело среагировало на эликсир, но не душа. Её нет здесь!

— Как это нет?! — закричал Герман прежде, чем заметил, что живительное тепло ушло из Ирмы, уступив холоду и безмолвию. Тело обмякло, пятна исчезли. Сердцебиение замедлилось. — Нет-нет! Только не снова, только не…

Горечь провала затмило навязчивое беспокойство. В голове возникло инородное чувство того, что за ним наблюдают, причём его собственными глазами. И это лёгкое шипение, растворившееся в сутолоке мыслей. Оно, вне сомнений, означало только одно. Его вычислили. Опять.

— Проследи за ней. И накинь мантию — тебя не должны узнать.

— Давай я спрячусь…

— Делай, что я тебе говорю, и отвернись. Поздно прятаться.

Марк выхватил мантию со спинки близ стоящего стула и накинул её на плечи.

В коридоре слышались настойчивые шаги. Два человека. Шаги участились и затоптались перед дверью. Сопровождавшие их крики становились всё отчётливее, чтобы их смысл можно было уловить.

— Сюда нельзя! — истошно орал Хилин, по просьбе Германа присматривавший за входом в операционную. — Сюда нельзя! Слышите? Я что сказал?

— Прочь с дороги!

— Я не пущу! — шелест одежды и громкий шлепок.

— Да уйди ты, мать твою!

— Ах вы… Герман, я сделал всё, что мог!

Двери с шумом распахнулись настежь. Хилин, потиравший щёку, спешно ретировался. В операционную влетела чёрная фигура, полыхнув подолом пальто, и замерла перед телом Ирмы.

— Что… Что ты хочешь с ней сделать?! — закричал незваный посетитель.

— Я? Я хочу спасти её от участи полутени.

— Спасти! Ух! В последний раз предупреждаю тебя, Герман, если ты отнимешь хоть одну жизнь, включая её, я с тебя шкуру сдеру.

— Угрозы, ха? — Герман возвысился над ним древним идолом Перуна. — Тебе лишь бы словами бросаться, несносный телепат. А на деле ты палец о палец не ударишь, потому что ты трус. Ты трус, Денис! Хочешь остановить меня, валяй! Тогда кто вытащит её?

Ошарашенный накатом обвинений, Денис сгорбился, уставившись на Германа снизу вверх, и по-змеиному прошипел: