— Знаешь, о чём я подумала? — и вдруг она замялась. — Я считаю, что поговорить с ней должен именно ты.

— Это ещё почему? Только потому, что я ей двоюродный брат?

— Потому что ты ей как родной брат. По крайней мере, ты однозначно пытаешься быть таковым. И я не повлияю на неё так, как ты. Зайди к ней один, а я посторожу вход в случае чего непредвиденного.

У Данилы не осталось выбора. Да его и не было.

— Дождись нас, — прошептал он и прошёл в тёмную прихожую.

Все двери закрыты, все лампочки выбиты. В квартире стоял плотный туман. В воздухе носился неестественный горелый запах. Так иногда пахнут долгие тёмные заклятия. Определённо работа Марка в прошлой жизни.

Данила прошёлся к двери посередине. Он толкнул её, и запах усилился.

— Тина?

Даже в темноте та грязь, в какую скатилась эта комната, произвела на Данилу тягостное впечатление. Но в ней никого не было. Но лишь на первый взгляд.

— Тина, это я.

Выдвинувшись вперёд, Данила медленно заглянул за угол.

— Не смотри на меня, — её хриплый возглас заставил его отшатнуться и вжаться в дверь. — Я не хочу, чтобы ты видел меня такой.

Их отделяла лишь деревянная преграда. Но Тина построила между ними преграду иную, эмоциональную. Данила понимал, ей нужно время, чтобы успокоиться. Они, брат и сестра — если не по прямой крови, то по духу — прислонились друг к другу через дверь, такие близкие и такие далёкие.

— Тина, тебе нет нужды скрываться, — сказал Даниил. — Мы вернёмся домой, ты только выходи.

— Мне так жаль, мне так стыдно, — прерывисто заговорила Тина с комом в горле.

— Не бойся, Тина, с тобой всё будет хорошо.

— Со мной — возможно, но что будет с Марком? Нет, Даня, я не смею вернуться. Вы же… никогда не простите мне то, что я сделала.

— Я прощу, — с уверенностью произнёс Даниил. — Конечно, это не значит, что я… «Сказать или нет?..» Что я одобряю тот путь, что ты избрала. Но я прощу тебя в любом случае.

— Боже, Даня, — она шмыгнула носом, готовая, казалось, вот-вот разрыдаться. — Ты слишком добр ко мне. Ты не обязан…

— Нет, я обязан, — Даниил выглянул за дверь в угол комнаты и застал там съёжившуюся как от холода Тину, которая в ответ смотрела на него расширенными глазами. Нет-нет, это не ужас застыл в них. Это немое прощание.

— Я… — она не сопротивлялась, когда он положил тёплые ладони поверх её собственных, бабочкой сложенных на груди. — Поверь мне, я не стою того. Я столько времени скрывала, столько времени лгала, обманывала. А в итоге из-за меня погибают два дорогих мне друга и страдает душой третий. Ты… ты мне очень дорог. Ты мне как родной брат, не как двоюродный.

— Я знаю, — он мягко похлопал по её бледным пальцам. — Я знаю. Но я тоже виноват, я ведь тоже толком не рассказывал тебе о том, чем именно мы занимаемся.

— Это точно! — упрекнула Тина, невольно засмеявшись. И, успокоившись, дополнила. — Я ничего о вас с Агатой не знала. Только, когда меня постигла ситуация с Марком, Агата начала вводить меня в основы мистики… Ладно, довольно об этом. Долго мы притворялись близкими друг к другу. А мы были так далеки, — она сложила его пальцы в кулаки и прижала их к своему сердцу. — Но ты поверь мне, я не хотела, чтобы ты страдал… Я отгораживала тебя, но когда-то должен был показаться тупик.

— Вот поэтому и я отгораживал тебя от наших нечистых дел, — признался Данила.

Обессиленная переживаниями, она выронила его руку и спросила:

— Так ты примешь меня назад?

И он ответил:

— Безусловно.

Она пустила маленькую слезинку.

— Даниэль, — она улыбнулась.

— Кристи, — он улыбнулся в ответ.

И они обняли друг друга как после долгой и отчаянной битвы.

Действие Пуритания, как выяснилось, продлилось недолго. Стоило пролететь пяти минутам после ухода Агаты и Данилы, когда Марк вновь ослабел до состояния полуобморока. Шелестящая балахонами тень Дениса бессмысленно бродила перед его заплывающим взором, как будто дожидаясь подходящего для неё часа, чтобы совершить что-то непоправимое.

— Отлично, — пробубнил себе под нос Денис и неожиданно быстро подскочил к дивану. — Эй. Эй! Смотри на меня, Марк, смотри! Нам пора поговорить, и поговорить серьёзно.

Денис затормошил тело Марка и похлопал по щекам. Что на сей раз он от него хочет?

«Скажи ещё раз, что ты всё вспомнил».

Его голос заполнил разум Марка, заново отстраивая давно забытые образы. Он видел Дениса, видел его образ четырёхмесячной давности. Ничуть не изменился, разве что… ожесточился.

«Ты теперь помнишь меня. А всё остальное?»

Марк закатил глаза, за что его незамедлительно ударили по лицу.

«Ну же! — вскричал Денис. — Ну кто тебя просил. Кто тебя просил лезть туда, куда не нужно! Где ты ни фига вообще не смыслишь! Нахрена тебе дался тот Дом Слёз? А?! Нет, ладно, раз пришёл, но потом? И ты ещё хвалился той силой, которую ты от него заполучил!»

Его внутренний голос напоминал Марку о Вентиусе. Такой же страшный, бросающий в жар голос — и от него было не убежать.

«Тина была лишь орудием. Но это ты начал все эти смерти, начиная с Ирмы. Смирись ты со своим эгоизмом, ничего бы не свершилось! Ты и твоё упрямство погубили эти жизни. И хватит строить из себя несчастного, потому что у тебя амнезия! Её больше не существует».

Это всё его вина. Разумеется, его.

Это он убил Ирму, когда её можно было спасти иным способом. Это он вдохновил Германа убивать полутеней после того, как он сам убил троих. Это он оттолкнул от себя Тину — настолько больно, что она пошла ради него на грех, лишь бы доказать чистоту своих чувств. И это он стал причиной восхода Дома Слёз, чей безликий демон обретает былую и опасную силу.

«Так ты помнил про Ирму уже тогда, когда мы нашли её труп? Помнил и молчал?»

Слишком долго он обвинял что угодно и кого угодно, кроме себя. Из-за него начались несчастья, из-за одного его существования!

Постойте… Вентиус. Такой ли уж он безликий?

— Марк? — Денис окликнул его вслух. — Уж не вспомнил ли ты что-то ещё?

Вентиус. Это не просто пронизывающий голос и бесформенный дым. За этим скрывалось гораздо большее.

— Ты только посмей у меня кони двинуть, слышишь! Чёрт возьми, Марк!.. Марк!

Лицо искривилось в новом осознании. Марк вжался в обивку дивана, вскинул голову, приложившись шеей к подлокотнику. Внешний мир уплывал от него бессчётное количество раз, и вот он снова покидает Марка, а сам Марк покидает его сознанием. Он уходил, чтобы вспомнить. И продолжить биться.

Парение. Нескончаемое, умиротворённое парение. Он потерял счёт времени, без движения вися в воздухе, хотя он и не стремился считать. Слабые проблески сознания заставляли его открывать глаза и заново убеждаться, что находится в одном и том же месте — в зачарованных стенах Дома Слёз. Вне сомнений, он по-прежнему находился здесь. Однако эту комнату он не узнавал. Пустая, круглая, с красивыми вытянутыми окнами, за которыми переливался свет, просачиваясь на каменный пол. Может, он и был здесь когда-то. Памяти он не доверял.

Стоило Марку хоть на миг открыть глаза, как ему хотелось закрыть их снова. Был ли он мёртв? Был ли он жив? Не всё ли равно. Он лишился стремлений, он ни в чём более не нуждался. Он не нужен был миру — так же, как и мир не нужен был ему.

— Боже! — где-то раздался женский голос. — Что ты сотворил с собой! Что ты натворил, дурачок!

Сквозь стену ему навстречу вылетел призрак Ирмы. В комнате появился новый источник света. Невесомым пёрышком она подлетела к Марку и стала гладить его обвислые щёки, всматриваясь в померкшие глаза.

— Какой же ты дурак, Марк. Что Герман, что ты, такие непоколебимые. За что ты себя так, за что…

Он так и не пошевелился. Его существо глубоко парализовано. Лишь тяжёлые веки медленно поднимались и опускались, оставляя его наедине с непроглядной пустотой.

— Ирма, уходи, — за стеной послышался иной женский голос, и сквозь неё прошёл призрак с кровавым ореолом.