«Спасибо, Ходин», — подумала я, вспомнив, что не учила ее так взрывать воздух.

— Ошибки случаются, когда ты напугана, — сказала я, поморщившись, когда ночной воздух проник внутрь, и пыльца фейри испарилась. Одно из окон было разбито, но остальные были открыты, и бумаги медленно падали с экранов в тех местах, куда их прикрепил взрыв. Сколько раз я слишком остро реагировала? Боже, помоги нам. Она собирается повторить все мои ошибки за одну ночь.

— Гетти, ты в порядке? — спросила я, когда Стеф, словно защищая, обхватила пикси руками.

— Я в порядке, — запротестовала маленькая женщина. — Я просто упала, вот и все. Стеф, я в порядке!

— Она не пострадала. — Дженкс парил рядом со мной, и от него исходил сверкающий поток искр. Он скрежетал челюстями, а на рубашке виднелась прореха. Сквозь нее виднелась небольшая царапина, и кровь заливала его лицо. — Ты справишься? Мне нужно кое о чем позаботиться.

— Дженкс, подожди, — сказала я, когда он уставился в ночь за окнами, но он уже выскочил наружу, одним движением убрав экран. Он совсем не сыпал пыльцу, и меня пробрал озноб.

Пайк медленно приблизился, отодвигаясь в сторону, чтобы не загораживать лестницу. Это немного уменьшило клаустрофобию в комнате, что я оценила по достоинству.

— Барибас. — Стеф встала, держа в руке Гетти. — Дженкс собирался спуститься, чтобы поговорить с тобой, а Барибас… — Она посмотрела на окна с искаженным выражением лица. — Он ждал вместе со всеми. Он хотел убить ее, — воскликнула она. — Что с ними не так?

«Действительно, что-то не так», подумала я, подходя к окну и прижимая руку ко рту, когда увидела, как погас яркий свет. За ним последовал еще один, на этот раз с предупреждающим криком. Дженкс приводил в порядок свой сад. Это было ужасно, но я прожила с пикси достаточно долго, чтобы понять их холодную логику. Это был сад Дженкса. Он приютил Гетти, и, напав на нее, Барибас попытался завладеть им. Третий огонек исчез, а остальные взметнулись вверх, настоящий поток их перелетел через высокую стену, спасаясь от меча, который держал один очень злой пикси, которому было совершенно комфортно с тем, кем он был.

— Они пытались убить ее, — снова сказала Стеф, на этот раз мягко, словно пытаясь понять, и крылья Гетти шевельнулись, стряхивая с них едва заметное количество серебристой пыльцы. Ее крошечные черты лица смягчились, и я подумала, почувствовала ли она наконец себя в безопасности.

Дженкс громко захлопал крыльями, когда приземлился в открытом окне, и Гетти покраснела, одергивая юбку, чтобы скрыть слезу.

— Они ушли, — сказал он, убирая меч в ножны, но держа его в руке. — Они могут вернуться. Я оставил Барибаса в живых, чтобы у его детей был шанс выжить. Возможно, он настолько отчаялся, что попытается снова, несмотря на мою доброту.

И это было проявлением доброты, потому что, когда умирал один из родителей, другой умирал от душевной боли, а дети разбегались в горе, не зная, смогут ли они выжить самостоятельно.

— Это мой сад, — сказал Дженкс твердо, и, клянусь, я услышала, как Гетти вздохнула.

— Ты порвал рубашку, — сказала темноволосая пикси, и Дженкс вздрогнул, комично кружась в воздухе, чтобы найти разрыв.

Его крылья сверкали, когда он остановился, крепко зажав их рукой, чтобы увидеть.

— У меня есть другая рубашка, — сказал он, высоко задрав подбородок.

Крылья Гетти засверкали темным, таинственным серым цветом с черными искорками.

— Я могу ее починить, — неуверенно произнесла она. — Если ты позволишь, но мне понадобятся нитки и иголка. Мои находятся на другом конце города.

Дженкс застыл, его широко раскрытые глаза были полны ужаса и горя одновременно.

— Я… у меня есть кое-что, — прохрипел он, и мои плечи опустились в знак понимания. В высокоорганизованном обществе пикси именно жена чинила одежду своего мужа. Дженкс настолько нарушил правила, что согласился носить одежду, сшитую Белль, но фейри была так далека от его возлюбленной Маталины, что он, вероятно, рассматривал это как слегка сомнительную арендную плату, не более того.

Гетти, однако, не была фейри. Он поклялся защищать ее. Он позаботился о том, чтобы у нее была еда. Он подлатал ей крыло. И когда я смотрела, как пыльца Дженкса меняет цвет с серебристого на голубой, затем на красный и снова на серебристый, я почувствовала, как мое сердце разрывается от жалости к нему. Воспоминания о жене терзали его, омрачая возможность найти с Гетти что-то, что сделало бы их обоих… счастливыми? Я была на волосок от того, чтобы расплакаться, а Пайк и Стеф уставились на меня, явно не замечая, что чинят не только рубашку.

— У меня внизу есть кое-какие дела, — повторил он, затем поднялся и завис перед Стеф. — Позаботься о ней, хорошо? — сказал он, и Стеф кивнула. — Я сейчас вернусь-, - тихо закончил он, на этот раз обращаясь к Гетти.

— Дженкс, подожди. — Я рванула за ним, но он уже исчез, и я чуть не упала на лестнице, пытаясь поймать его, так быстро двигались мои ноги. Дженкс ни за что не пойдет со мной сегодня вечером. Ему нужно было оставаться здесь, пока он не убедится, что Барибас не попытается снова. Я могу обойтись Трентом и Пайком. Айви тоже там будет. Мы только поздороваемся и договоримся о другой встрече. Что может пойти не так?

— Дженкс, подожди! — позвала я, входя в святилище, и он остановился, зависнув над недавно выложенным плиткой полом, покрытый бледно-серой пылью. Мое сердце бешено заколотилось, когда я подошла к нему, и сжалось от мучительного чувства вины и боли на его лице: воспоминания о Маталине, его гнев на Барибаса, его потребность заботиться о ком-то. Гетти.

— Ты не пойдешь со мной сегодня вечером, — сказала я. — Ты нужен ей больше, чем мне. Скажи мне, что я неправа, и я съежусь и врежу тебе. Стеф не сможет защитить ее. Ты сможешь.

Он набрал в грудь воздуха, чтобы возразить, затем посмотрел на свои руки, дрожащие и покрытые чужой кровью.

— Спасибо, — с облегчением прошептал он, и шум его крыльев стал тише.

Я плаксиво улыбнулась ему, жалея, что я не маленькая, а он не большой, и мы не могли просто обнять друг друга. Ему нужно было услышать, как я говорю, что все в порядке.

И, клянусь Богом, так оно и было.

— Спасибо, — сказала я, передавая ключи Трента дежурному у входа в «Цинциннатиан», улыбнулась оборотню и посмотрела на фасад старого здания. Я была за рулем, так как Трент разговаривал по телефону, пытаясь потушить очередной пожар с помощью своих быстрых денежных махинаций. Фонари на площади Фонтанов, расположенные неподалеку, освещали нижнюю часть облаков, отчего казалось, что день пасмурный, а не два тридцать ночи. Я подтянула бретельку платья, подавляя зевок. Два часа ночи для ведьмы это не было чем-то необычным, но мы с Трентом старались придерживаться графика, с которым мы оба могли справиться, и я устала.

— Мы так рано пришли, — проворчал Пайк, пока мы стояли и ждали, пока Трент закончит разговаривать с дежурным. — Почему мы так рано?

— Всякое случается. — Я чувствовала себя прекрасно в элегантном черном платье и покачнулась, почувствовав, как оно касается икр. Автомобильное движение было редким, но пешеходы компенсировали это тем, что в городе появились внутриземельцы, которые наслаждались несколькими часами до восхода солнца, когда снова станет душно. — Мы можем подождать в баре, если хочешь.

Он покачал головой, спрятав избитые руки в черных водительских перчатках. По дороге мы заехали в Пискари, чтобы он мог переодеться, и в чистом костюме он выглядел лучше, хотя все еще хромал и от него так сильно пахло Бримстоном, что псы ОВ, ищущие наркотики, пришли в неистовство.

— Рано прийти — это что-то вроде ведьмовской привычки занимать высокое положение? — сказал он, неловко передернув плечами. — Когда имеешь дело со старой нежитью, высокого положения не существует. Остается только выживать.

— Не согласна. — Шум города действовал успокаивающе, и я расслабилась, с любовью наблюдая за Трентом. Он тоже переоделся в легкий костюм с галстуком, его светло-русые волосы были зачесаны назад, а в лацкан пиджака была засунута веточка сирени, которая, вероятно, была талисманом. Пока они разговаривали, он, казалось, заканчивая, протянул молодому человеку сложенную купюру.